Подобные противоречия и несоответствия показывают,
что толкования наделяют сказание о
грехопадении чуждыми ему смыслами. Текст первых глав Библии и его толкование имеют различные духовные ориентации,
они в некотором смысле разнонаправлены. Состояние духа тех, кто записывал
сказания, и тех, кто их толкует, во многом различно. Они видели мироздание
и миссию в нём человека по-разному. В чём же экзистенциальные причины различия их духовных установок?
Религиозному сознанию известно, что представления о небесном выстраивают
жизнь на земле, а картина мироздания и осмысление роли человека связаны
с тем, как человек понимает началополагающие события в бытии. Земное
сознание не может охватить источники богочеловеческих импульсов
творения. Но богословские категории и концепции оказываются ключами, приоткрывающими тайну бытия,
и, вместе с тем, они являются формулами
метафизических решений человека, которые впоследствии реализуются
в истории.
Глобальный кризис современной цивилизации заставляет
предположить, что человечество давно и основательно сбилось с пути,
во многом руководствуясь ложными ориентирами. С другой стороны, концепция
творения и грехопадения влияла на формирование духовной установки
христианских народов, веками определяла представления о вселенной, о
человеке и его роли, была исходной точкой различных мировоззренческих
позиций. В свете этого необходимо сравнить состояние современного
человечества с образом мироздания,
который возникает из традиционного толкования творения и грехопадения.
По общепринятой в христианстве концепции грехопадения:
1. Мир земной не создан Творцом непосредственно
и не является тем, про который сказано: «И увидел Бог всё, что Он создал, и вот, хорошо весьма» (Быт. 1,
31). Он появляется как результат грехопадения человека и есть как бы тень творения Божьего. Непонятно
– откуда он и для чего.
2. Человек попал в этот мир не в результате свободного,
сознательного и ответственного решения, а вследствие самовольного дурного проступка.
Бог человека в мир не посылал, сам человек тоже не собирался. Присутствие
его в мире сем случайно и бессмысленно.
3. Начало космоса и земной истории положено не
творческим актом Бога и не свободным соучастием человека, а случайно-греховным
падением человека на землю.
Вся космическая драма, вся мировая история изначально не нужны ни
Творцу, ни богоподобному созданию Его и этим обессмыслены. Нет начального
целеполагающего творческого акта, и не предполагается конечное творческое приращение,
что только и наделяет смыслом всякое бытие. И как из бессмысленного
случайного начала может произойти осмысленный благой итог, из недолжного
падения – взыскуемое преображение – Новое
Небо и Новая Земля?
4. Концепция грехопадения не настраивает человека
на творческое преображение мира, а формирует манихейское[1] отношение
к мирозданию. С одной стороны, мир сей – падший, низший, безблагодатный,
и потому заслуженно вызывает отношение к себе как к хаотической
свалке сырья для «высших» потребностей человечества. Человек, по
существу, не отвечает за ту землю, куда изгнан в наказание. С другой
стороны, этот мир, такой, какой он есть – и может быть только таким, каков
он есть. Человек может забыть, что призван покинуть эту землю и вернуться
в первозданные сферы, но ему навсегда внушено чувство, что мир сей обречён быть самодостаточно-безблагодатным.
5. Человек ущербен
по своему происхождению в мире и предельно ограничен в своём призвании. По сути, человек лишён богоподобного
достоинства и творческой миссии в мироздании, ибо всё божественное он утерял в грехопадении.
Его судьба полностью в руках «божественного фатума» что порождает
чувство фаталистической обречённости и пассивность или
необузданной агрессии на «не справедливого» создателя. Либо судьба человека
определяется его своеволием, безответственным распоряжением
жизнью, историей, мирозданием.
Такой образ бытия возникает из традиционной
концепции творения и грехопадения. Но разве не таковым видят человека
и мир все современные идеологии?!
Материализм, рационализм, позитивизм, прагматизм, утилитаризм,
атеизм, социализм, коммунизм, фашизм, либерал-коммунизм, постмодернизм, сциентизм,
технологическая и потребительская идеологии – различные системы,
по существу, исходят из одного
корня, разыгрывая вариации темы безблагодатности и самодостаточности
мира, богооставленности, фаталистической заданности или безответственного
своеволия человека.
Все господствующие в современности идеологии сформировались в результате
радикальных выводов из ложной метаконцепции бытия, согласно которой
человек выброшен в низший мир, где ему неведомо небесное достоинство
и творческое назначение, вселенские права и ответственность. Идеологии
сталкиваются с христианским Благовестием о Богочеловечестве в споре
о мире и человеке. Но восстание на призвание христианства порождено
внутри христианства. Мир, в котором мы мучаемся и погибаем сейчас,
во многом выстроили народы, воспитанные христианством. Он запрограммирован ложной установкой,
которая глубоко поразила христианскую цивилизацию и которая
впервые оформилась в нехристианской концепции грехопадения.
Рецидивы ветхозаветного законничества в христианской
культуре сдерживали воспитание основополагающих качеств человека:
творческую свободу и вселенскую ответственность.
Божественный дар творческой ответственности нередко подавлялся
обскурантистским – враждебным к просвещению религиозным воспитанием.
Неуничтожимый духовный инстинкт свободы
прорывался в жизнь искажённым: человек не хочет понимать и отвечать
за что-либо по существу, он упоён чувством безответственного обладания.
Вырывающийся из-под косной религиозной опеки человек легко превращается
в демоническое существо.
Веками христианские иерархи пытались сковать
в человеке то, что считалось причиной его грехопадения – стихии плоти,
пола, половой любви, с другой стороны – жажду познания. И неудержимая сила
пробивалась в искаженных формах. Современная ненасытная погоня
за благами цивилизации и сексуальная революция – это болезненная
реакция на многовековой тотальный запрет. Христианство учит, что
не должно бесконтрольно раскрепощать
в человеке природные стихии. Но нередко забывалось, что христианство
призвано не к отвержению, а к благодатному преображению плоти.
Духовная ориентация христианских народов нередко
искажалась из-за отсутствия целостного
учения о божественной миссии человека. Это вело к тому, что церковное
всё более спиритуализировалось (отрывало от плоти), а мирское – секуляризировалось,
обмирщалось, отрывалось от духовных основ. Крайний спиритуализм
мышления вырождается в абстрактный идеализм, который становится
предтечей диалектического материализма.
Аскетическое смирение без осознания творческой ответственности
вырождается в лжесмирение, прикрывающее лукавую гордыню и религиозное
своеволие. Распространяется тип ложного благочестия: смиренно потупленный
взор и непрестанные ссылки на собственную уничиженность, сопровождаемые
радикальными оценками и осуждением всех и всего вокруг. Другая ветвь этого
направления – гордыня монашеского аскетизма, доводящая до презрения к
миру и людям.
Христианская культура веками воспитывала
личностное начало в человеке. Но в это воспитание изначально были
вплетены чуждые тенденции, и потому сковывался духовный рост личности.
Вечная человеческая душа не вмещалась в тот ограниченный и ущербный
мир, в котором человек пытался себя определить в христианские века.
Слепой бунт против Церкви во многом порождён отталкиванием от этой
ложной опеки. Но на свободу душа вырывается, будучи поражённой двоемыслием
и цинизмом, и потому новоевропейский человек, стремясь к
необузданному овладению миром, несёт стихии разрушения.
В основе однобокого развития европейского
мышления, секуляризации познания и жизни лежит изначальная ложная
установка, пронизавшая христианское мировоззрение. Культура, называющая
себя христианской, ещё не обрела в себе подлинно христианской направленности.
Многие её сферы не были пронизаны христианскими смыслами. Новозаветное
откровение, возвращающее к исходным началам, обнажает многие ветхие
слои в том, что принято считать христианством. Христианская цивилизация
слагалась в результате столкновения христианского благовестия о новой
твари с богоборчеством. Внутри христианского мировоззрения содержались
нехристианские представления, развитие которых и породило атеистические
и античеловеческие идеологии.
Почему и как произошло это глобальное мировоззренческое
искажение? Оно не могло быть только результатом всеобщего ослепления
на протяжении тысячелетий. Его причины коренятся в природе человеческого
познания, которое фрагментарно по своей природе.
На традиционном толковании творения и грехопадения
запечатлелся дух предшествующих эпох. Чтобы разглядеть за ветхими
одеждами вечные смыслы, придётся различить онтологические уровни проблемы. Прежде всего, необходимо
выделить само метасобытие – изначальный
факт теоантропогенеза (происхождения
богочеловеческого начала), «то-как-это-было». Естественно, метафизический акт миротворения
непосредственно не явлен нам. Он трансцендентен по отношению к нашему
сознанию и чувству, ибо мы в мире сем, а событие это – предмирно, неотмирно.
Но вечные человеческие души несут через земную
плоть воспоминания о начальных актах в вечности. Древние мифы и являются
фиксированием этих отрывочных воспоминаний, ибо в древности человечество
ещё очень близко к началу бытия, в его сознании ещё не стерты остатки образов вечности. Но выразиться
эти образы могли в той форме и в той степени, которая была доступна
конкретной эпохе. Богооткровенный текст Библии наиболее полно и адекватно
выражает то, что из небесной предыстории мог вместить человеческий
дух, это «дыхание» вечности, воплощённое в земных образах.
Теоантропогонические
акты могут быть высвечены библейским
сказанием фрагментарно и замутнённо, ибо неизреченная глубина событий
в вечности не вполне доступна человеческому разумению. Но богооткровенный
смысл библейских сказаний в том, что они способны говорить больше того,
что написано буквой. Это не только письменное сообщение, а воплощённое свидетельство, в котором присутствует
Дух Божий.
Религия нацеливает человека на встречу с Богом,
с самим собой в вечности, встречу, которая здесь на земле может произойти
только через Священное Писание. Потому чтение Священного Писания
и становится центром богослужения, что в этом душа человека восходит
к своим корням в вечности, к Божиему престолу. В молитвенном обращении
к Божественному Писанию человек входит в такое состояние, когда
работают не только разум и чувство, но целостный дух его. Жизнь
собирается к собственному метацентру, мы начинаем вспоминать исходный
смысл в себе, экстатически входить в смысл когда-то свершившегося
(экстаз – восхищение, выход за пределы себя). Священный текст пробуждает
в нас дух бытия, но открывается
он только по мере нашей открытости Истинному Богу.
Итак, выделяются следующие уровни проблемы:
- Началополагающий
в бытии акт («то-что-было»), который сам по себе трансцендентен по
отношению к миру.
- Священные
Писания, в которых первобытийный
акт явлен в наивозможнейшей полноте; Божественное действие не
сводится к тому, что выражено в Писаниях, но перводейство является и
объявляется наиболее сущностно через Божественные Писания; поэтому сказание Библии становится для
нас полнотою факта.
- Толкование
или концепция, которая сама по себе многослойна: несёт в себе метафизический «факт»; отражает экзистенциальное состояние эпохи; выражает исторически
сложившиеся отношения к «факту».
Чтобы пробиться к смыслу «того-что-было», необходим
феноменологический анализ (исследование
смысла, значения, сущности предмета через раскрытие форм проявления, снятие
напластований заблуждений и предрассудков) проблемы грехопадения. Это позволит
отделить и оценить слои толкований «факта»: того, что исторически
открывается в священных сказаниях и слагается в традицию философского
и богословского осмысления.
Принятое в христианстве толкование библейского
сказания о творении и грехопадении сложилось в определённую эпоху,
и на нём запечатлен дух того времени. К первому веку до нашей эры в
иудаизме окончательно формулируется концепция грехопадения, которая
становится господствующей вплоть до настоящего времени: «Бог создал человека для нетления и соделал
его образом вечного бытия Своего; но завистью диавола вошла в мир
смерть, и испытывают её принадлежащие к уделу его» (Прем. 2, 23-24);
«О, что сделал ты, Адам? Когда ты согрешил,
то совершилось падение не тебя только одного, но и нас, которые от
тебя происходим» (3 Езд. 7, 48).
Предхристианские века, когда в иудаизме сложилось
определённое толкование творения мира и грехопадения человека,
характеризуются конкретной духовной
ситуацией, которая наиболее ярко проявилась в жизни богоизбранного
народа: погружённостью вечных душ в мировую плоть, порабощенностью
космическим хаосом, оглушённостью стихиями мира сего, всеобщим чувством
богооставленности, духовным отчаянием, растерянностью, религиозным
испугом, борьбой неустойчивых монотеистических тенденций с
доминирующим язычеством.
Человек дохристианской эпохи мог вычитать в
вечных сказаниях то, на что был способен, находясь в состоянии падения
и беспредельного отчаяния. Когда дух человечества ещё не просветлен
Боговоплощением, все его видения
смутны, в них истина уживается с ложью. Ужас богооставленности заслонял
людям смысл земного пути и его начало. Человечество, вглядываясь
в своё пра-прошлое, смутно различило в нём начало своих земных терзаний.
И в таком состоянии духовного смятения начало мира было оценено как падение и грех.
Казалось, что на бессмысленные страдания людей
могла толкнуть только их бессмысленная своевольная гордыня. У человечества
не могло хватить религиозных сил взглянуть объективно на своё состояние
и объяснить своё стенание. На формирование концепции грехопадения
оказал влияние не столько бескорыстный поиск истины, сколько стремление
снять с себя невыносимое бремя богооставленности.
Это вызывало стремление найти виновных.
Виновны же те, с кого все начало быть – перволюди,
по воле которых человечество оказалось во тьме богооставленности.
Поэтому первый шаг первых людей, шаг, который кладёт начало греховному
состоянию мира, осознавался как полное грехопадение, первородный
грех. Такова ретроспективная –
обращённая к прошлому логика падшего,
потерянного, ветхого сознания.
Получается, что люди определили важнейшую религиозную истину и свои отношения
с Творцом в состоянии наибольшего
религиозного отчаяния и безверия. Чтобы увидеть мировое назначение
таким, каково оно есть, Бог должен был сойти на землю, ибо чисто человеческих
усилий недоставало. И мы, христиане,
мудрее не потому, что мы лучше и умнее, а потому, что с нами Бог.
Но и после явления Бога на землю ветхозаветная
концепция была некритически заимствована христианской мыслью.
Почему это произошло?
С Боговоплощением история мира не закончилась.
Смысл христианской истории в том, что христианское Благовестие постепенно
прорастает в плоть мира, воплощается. Поэтому не всё явлено сразу
в полноте, невозможно дать мгновенно ответы на всё. Бог воплотился, чтобы человек обожился.
Бог своё совершил и протянул руку с Чашей причастия к каждому человеку.
История мира после явления Христа и есть история
медленного, трагического возрастания человечества к истинам
христианского Благовестия. Процесс обретения истины экзистенциален.
Человечество не воспринимает истину извне, а внутренне рождается
к ней. И человеческая мысль пытается всё больше открыться опаляющей
истине Боговоплощения, меряя единственной Истиной множественность
земных истин. В каждый отдельный период христианской эпохи богословская
и философская мысль сосредоточивается на определённом направлении
поиска. Творческие результаты различных периодов взаимодополняют
друг друга, более ранние могут служить ступенью для позднейших.
Сформировалось христианское богословие, прежде
всего, вокруг проблем христологического
и троического богословия. Мысль христианского человечества
мучительно пыталась проникнуть в тайну Благовестия Воплотившегося
Бога и триипостасную сущность Творца. Через господствующее языческое
жизнеощущение, через опасности гнозиса[2] и ересей
богословская мысль, умудрённая духовными битвами, пробилась к глубокому
и ясному никейскому синтезу – формуле христианского вероучения –
Символу Веры, составленному на Никейском Первом Вселенском Соборе.
Христианский мир в эпоху патристики открыл для себя истину о сущности
и природе Воплотившегося Распятого и Воскресшего Бога. С тех пор
христологическое и троическое богословие остаётся непревзойденным.
Это был пик богопостижения.
Но само по себе это ещё не делало людей богоподобными.
После того как высветилась конечная цель, ещё предстояло найти путь к ней и ещё надо было научиться
ходить этими путями. В этом и состоит
назначение послепатристической христианской истории и христианской
мысли. Поэтому патристическое богословие, будучи венцом богословствования
ещё не является концом христианской богословской эпохи. Напротив,
отцы Церкви дают пример того, как находить богословское решение различных
проблем. Жизнь же ставит всё новые вопросы, на которые христианин призван
дать христианский ответ. И то, что многие проблемы не нашли христианского
решения, делало жизнь во многом нехристианской.
Долгие века вне христианского осмысления оставались
многие богословские вопросы. Проблема творения и грехопадения решалась
так, будто не было Нового Завета, не было богословских достижений
Никейского Символа Веры. Патристическое богословие с течением
времени стало восприниматься не как богословский завет и ключ к решению всех проблем, а как склад готовых формул на все случаи жизни. Богословская пассивность
последующих эпох впрямую связана с тем, что жизнь во многом оставалась
нехристианской. Как можно по-христиански выстроить жизнь, если основополагающая
проблема земного бытия ещё не имеет христианского осмысления? Как
можно найти истинные пути на земле, если искажены представления об
исходном начале, о христианском назначении человечества?
Христианство, воспринимая древние истины,
требует их переплавки в огне Нового Благовестия. Задача христианской
философии состоит в том, чтобы снимать
слои исторических заблуждений и искажений, которые накапливались
в веках, и установить тот смысл, к которому мучительно пытался прорваться
дух человечества.
Библия – ось человеческой памяти о глубинах
бытия. Книга Бытия выводит наш взор за пределы истории и времени в
метаисторическое, вечное. В ней представлены события, предшествовавшие
началу мира во времени. Это воспоминание падшего, погружённого в
поток времени человечества о довременном. На угасающие образы домирового эона накладываются
проекции мирского состояния человека. Таким образом, в книге Бытия
воспоминания об исторических событиях перемешаны с памятью о доисторическом. Поэтому
библейские образы являются наиболее достоверными из всего, что
удерживается в человеческой памяти, хотя и они оказываются замутненными
потоками исторического времени.
Но у нас есть критерий
для вычленения истинного в
древних письменах и отделения в
них ретроспекций (попыток понять прошлое), искаженных падшестью человеческой
природы. Это образ нисшедшего
с небес на землю Бога и то, что
Он поведал о богоподобном достоинстве и вселенской ответственности
человека. Только в свете Боговочеловечения, в свете Распятия Бога
и Его Воскресения открываются как конечные перспективы мировой истории,
так и сокровенные её начала.
В свете откровения Нового Завета вскрылся духовный
смысл библейских пророчеств. Новозаветное откровение позволяет
связать прерывистый пунктир библейских образов в линию истории богочеловеческого творческого
пути. За конкретными историческими событиями и старозаветными
образами, не отменяя их относительного значения, духовный взор нового
откровения позволил обнаружить провиденциальный
путь Богочеловечества: путь Бога к человеку и путь человека к
Богу. Подобно этому нуждается в новозаветном осмыслении и библейское
сказание о творении человека и его грехопадении.
И вечность, и время требуют, чтобы концепция
творения и грехопадения была выстроена в соответствии с истинами
христианского Благовестия. Она предназначена не быть музейным экспонатом,
а давать человеку метафизические
ориентиры, вещать истину о вечности души, о космическом назначении
человека, о богоподобной свободе и вселенской ответственности
человека, о тайне жизни, смерти и воскресения. То есть, учение о творении-грехопадении
должно быть выстроено под сенью Креста
Христова.
Прежде чем перейти к рассмотрению поставленных
проблем, вдумаемся в притчу, отражающую предлагаемый подход. Представим
себе любящего отца, который задумал осуществить своё дело совместно
с сыновьями. Отец обращает к ним своё упование. Это требует от сыновей
своего вклада и своего пути. Они свободны принять предлагаемое бремя
или отказаться от него. Во имя общего
дела сыновья призваны покинуть кров родителя, удалиться от него,
пройти самостоятельную дорогу жизни и по возвращении принести отцу
собранные плоды. Путь их преисполнен опасностей и чреват забвением
сыновнего долга. Оставаясь вблизи родителя, можно сохранить ясное
знание о его замысле, но осуществить его можно, только покинув отчий
дом и выйдя в мир. Ибо свободное сотворчество может быть только самостоятельным,
и грандиозность задачи требует погружения из света во тьму, выхода
из родительского лона в гущу жизни.
Таким образом, в самом отцовском замысле заложен
призыв к уходу как условию выполнения
творческой миссии. Не является ли в таком случае уход сына – его
первым собственным шагом к отцу,
к обретению полного единения с отцом? Ни в этом ли основной смысл
притчи о блудном сыне, вернувшемся грешном скитальце, который оказался
дороже оставшегося сына?
Блудный сын – это Адам-человечество, принявший свою
долю в деле Отца Небесного и вышедший в мир на путь воплощения Божественного Предустановления.
Другой сын – это образ сонма ангелов, вне плоти служащего Богу. На собственном
человеческом пути богочеловеческого творения потребовался
шаг, который в ослеплении и отчаянии падшего состояния был сведён
к грехопадению. Но он несёт в себе и принятие миссии сотворца Божьего,
и первый испуг, и первое забвение целостного космического назначения.
Мир держится
на волоске милосердия Божьего.
Но наша вера в Творца и Промыслителя показывает, что мы не случайно
здесь, а мир не является местом изгнания. Что же открывает в ответ на
вызовы нашей эпохи вечное библейское сказание?
[1] Манихейство - учение перса Мани о дуализме бытия, вековечной борьбе
равносильных начал - света и тьмы, добра и зла.
[2] Гнозис - проникновение в мир сверхчувственного путём философских
спекуляций.
Комментариев нет:
Отправить комментарий