ХРИСТИАНСКИЙ ПЕРСОНАЛИЗМ. 3. Субстанция и мо­ду­сы[1] лич­но­ст­но­го бы­тия

Индивидуальность и неповторимость

Бог – ис­тин­ная Лич­ность – сущ­но­ст­ная, бы­тий­ная ос­но­ва вся­ко­го лич­но­ст­но­го «Я». Че­ло­век – личность, по­сколь­ку об­ра­щён к Бо­гу и свя­зан с Ним сво­им не­по­вто­ри­мым на­зна­че­ни­ем. Бо­жий за­мы­сел о че­ло­ве­ке яв­ля­ет­ся ис­точ­ни­ком и га­ран­ти­ей един­ст­вен­но­сти, не­срав­нен­но­сти и са­мо­дос­та­точ­но­сти лич­но­сти. Че­ло­век в личности – образ Божий, по­до­бие Бо­жие он об­ре­та­ет, взра­щи­вая в се­бе на­ча­ло лич­но­сти. Бо­го­по­доб­ная лич­ность транс­цен­дент­на по от­но­ше­нию к ми­ру, есть веч­ный ин­ди­ви­ду­аль­ный дух. Тай­на лич­но­сти мо­жет от­крыть­ся в лич­но­ст­ном об­ще­нии по об­ра­зу Ипо­ста­сей или Лиц Святой Трои­цы, – со­еди­нить­ся с дру­гим, не те­ряя соб­ст­вен­но­го ли­ца. «Лич­но­сти суть все­объ­ем­лю­щие аб­со­лют­ные са­мо­цен­но­сти. Все ос­таль­ные аб­со­лют­ные цен­но­сти, нрав­ст­вен­ное доб­ро, кра­со­та, ис­ти­на, сво­бо­да, суть лишь час­тич­ные цен­но­сти: они име­ют смысл толь­ко как ас­пек­ты жиз­ни лич­ных су­ществ» (Н.О. Лос­ский).

Ду­хов­ная лич­ность индивидуальна, един­ст­вен­на, не­по­вто­ри­ма, уни­каль­на. Не­по­вто­ри­мость лич­но­сти не от­ме­ня­ет­ся при изъ­я­тии всех её ка­честв, ибо как веч­ный ин­ди­ви­ду­аль­ный дух она са­мо­дос­та­точ­на. «Лич­но­ст­ная же не­по­вто­ри­мость есть то, что пре­бы­ва­ет да­же то­гда, ко­гда изъ­ят вся­кий кон­текст, кос­ми­че­ский, со­ци­аль­ный или ин­ди­ви­ду­аль­ный – всё, что мо­жет быть вы­ра­же­но. Лич­ность не­срав­нен­на, она “со­вер­шен­но дру­гое”… Тай­на лич­но­сти – ни к ка­кой при­ро­де не сво­ди­мый “ос­та­ток”, не мо­гу­щий быть оп­ре­де­лён, но лишь по­ка­зан. Лич­ное мож­но “уло­вить” толь­ко в лич­ном об­ще­нии, во вза­им­но­сти, ана­ло­гич­ной вза­им­но­му об­ще­нию ипо­ста­сей Трои­цы» (Вл.Н. Лос­ский).

Реальность духа 

Источники духовности – ипостась Духа Святого и Дух Божий как духовность Самой Св. Троицы. Духовное бытие в миру является отражением божественной духовности, присутствием божественного во вселенной. Личность как образ и подобие Творца духовна: «…рожденное от Духа есть дух» (Ин. 3,6). По об­ра­зу Ду­ха Святого дух су­ще­ст­ву­ет лич­но­ст­но, мо­жет быть толь­ко кон­крет­ным субъ­ек­том. Дух есть трансцендирующая субъективность, в мир дух изливается через личность и в связи с личностью. Человек есть посланник и предстоятель Духа во вселенной.

«Дух не есть объект, не есть природа, не есть бытие, дух есть субъект, есть акт, есть свобода… Бытие – статично, дух – динамичен. Дух не есть бытие. Дух есть субъект и субъективность, есть свобода и творческий акт» (Н.А. Бердяев). «Духу присуще личное самосознание, дух есть, прежде всего, личность, я. Безличный дух есть противоречие» (свящ. Сергий Булгаков). Все пред­став­ле­ния о раз­ли­том в ми­ро­зда­нии без­лич­ном ду­хе – ре­ци­ди­вы на­ту­ра­ли­сти­че­ско­го язы­че­ст­ва. Отсюда ду­хов­ные ос­но­вы бы­тия не без­лич­ны и ме­ха­ни­стич­ны, а пер­со­на­ли­стич­ны. Всё без­лич­ное – это не­упо­ря­до­чен­ное, сти­хий­ное, хао­тич­ное. Всё ан­ти­лич­но­ст­ное – ан­ти­ду­хов­но и не­бы­тий­но. Можно сказать, что бытие есть динамика духа. Дух несравненно более реален, нежели всё в мире сем, тем более, реальней чем материя.

Дух не подчиняется никаким внешним законам, ибо дух – это свобода. Дух сам является законом для себя. Законы – это следствие отчуждения, объективации духа, закон – это застывшая ступень воплощения духа. «Дух экстериоризируется, выбрасывается вовне и действует на человека как необходимость, и он возвращается в себя, внутрь, то есть к свободе» (Н.А. Бердяев). Через закон дух мобилизует и дисциплинирует себя. Закон – из духа и для духа, но не дух для закона.

Метафизической основой личности является вечный индивидуальный дух – душа в полном смысле слова. Вечная душа предстоит в вечности перед Богом. Проникновение Духом Божиим для человека не означает отказ от собственной индивидуальности, напротив, только это позволяет человеку вполне овладеть собой и раскрыть свои достоинства. В духе человека обитает Дух Божий, его обновляющий, преображающий, но оставляющий ему всю его индивидуальность.

Вместе с ипостасным происхождением и субстанциальностью, выражающей Ипостась Духа Святого, духовное бытие в миру отражает духовную природу Св. Троицы, поэтому духовности как таковой присуща универсальная открытость и вместе с тем цельность – всеобъятость и единение всего, что в духе. «Дух един, целостен и присутствует в каждом своём акте. Но человек не есть дух, он лишь имеет дух, и потому в самых духовных актах человека возможна раздробленность, отвлечённость и перерождение духа» (Н.А. Бердяев).

«Духовный опыт и есть самая духовная жизнь. В духовной жизни явлены сами духовные реальности и потому не может быть вопроса о соответствии реальностей тому, что в духовной жизни раскрывается. В духовном мире опыту не соответствуют предметные реальности, но самый опыт духовный и есть реальность высшего порядка. Духовная жизнь не есть отражения какой-либо реальности, она и есть самая реальность… В духовной жизни нет предмета познания и предмета веры, а есть обладание им, внутренняя близость и родственность с предметом, вбирание его внутрь, в глубину… В духовной жизни не мысль и чувство о Боге, а раскрытие Самого Бога, явление божественного, общение с Ним» (Н.А. Бердяев).

Но есть Дух и есть духи, лжедух. Весь сонм духов злобы поднебесной (Еф. 6,12) искажает, пародирует истинную духовность и является шелухой злобы, зависти, ненависти и агрессии человеческой самости на Дух. Живя духовной жизнью, человек увеличивает духовное присутствие во вселенной; творя зло, он порождает духи зла, которые складываются в инфернальную сферу лжедуховности.

Дух – это животворящее начало, превращающее инертную плоть в действующее существо. Во всяком организме – индивидуальном или коллективном, личном или историческом – есть внутренняя духовная детерминация, задающая стадии и направления душевного роста и материального воплощения. Подбор эмпирической материи, в которой воплощаются эти импульсы роста, исторически случайны: рождение осуществилось в известном месте, а могло быть и в другом, тело приобрело определённые формы, а могло и другие – в зависимости от среды обитания, поведения, питания и т.п. Материя запечатлевается на жизни исторического субъекта своей случайностью и косностью. Законосообразной цепью материализованных фактов судьба выглядит только ретроспективно. Дорога жизни не представляет собой сцепление хаотических случайностей или материальных причин и условий. Линия судьбы прочерчена в материи личным либо совокупным духовным усилием. Духовная доминанта перебирает встреченные на пути эмпирические факты и явления, включает в собственную жизнь те из них, которые наиболее соответствуют духовному стремлению, жизненному интересу либо представляют для его реализации единственную историческую возможность.

Личность несёт в себе обязанность сохранить и утвердить свою духовную сущность, пронести духовную первообразность через жизненные тернии и раскрыть её. Духовное бытие личности укоренено в вечности Божией, это глубина человеческого «Я», питающая корни его жизни. Духовный первообраз человеческого существа есть помысел Бога о личности человека и личности о самой себе, задача, принцип. Но в личности нет и не может быть какой-то духовной перфокарты, которая воплощается здесь. Духовный образ, духовная ипостась личности прорастает, ширится и углубляется уже в мире, в воплощении. Полнота воплощения означает не только всецелое принятие плоти, но и творческое создание духовного образа одновременно с его воестествлением.

Человеческая духовность, посланная Богом в мир, должна во всё входить, во всё проникать, всё одухотворять и преображать. В духовных странствиях погружение в хаос способствует растворению духовности, все жизненные стихии избивают и омертвляют дух. В пределах этой жизни мир и дух несоизмеримы по натуральной мощи: всё из мира сего сильнее духа, духовное существо можно грязно истязать, примитивно убить. Но дух из тех сфер, которые призваны обратить и преобразить плоть мира, и поэтому в ином измерении только дух и является властелином – не силой и мощью, а свободой и любовью. В конкретной жизни невероятно трудно ощутить силу в своей слабости – в том, что натурально слабее, силе и власти мирских стихий противостоять духом и любовью. Но в этом и состоит крестонесение духа.

Духовное бытие – это творческая сфера обретения образов Истины, Добра, Красоты, это область формирования норм, ценностей, должного, творческой новизны. В духе человек свободно самополагается. Бесконечное духовное бытие в человеке стремится выразиться в конечном. Мирское существование является областью обретения и реализации образов Нового Бытия. Но духовное и мирское бытие человека не связаны впрямую причинно следственно, они укоренены в апофатической глубине личности. Всё, что обретается в духе – противопоставляется миру во имя его преображения. То, что происходит в миру, имеет свой источник в духовном плане, результаты мирских свершений запечатлеваются в копилке вечности. Но плоды духовной и мирской деятельности находят суд только перед ликом вечности.

Дополнить эту тему хочется изложением некоторых положений философа свободы духа Николая Бердяева (из книги «Философия свободного духа») «Дух совсем не может быть противополагаем телу и материи, как реальность существующая наряду, в одном порядке с реальностью тела и материального мира. Изнутри, из глубины дух впитывает в себя и тело, и материю… Но дух по-иному реален и принадлежит другому плану. Природа не отрицается, а просветляется в духе… Противоположение духа и природы – основное. Дух отличен от души, которая принадлежит природе. Дух не объективен, но и не субъективен. Это внепредметная, внеприродная реальность. Пространство и время природного мира созданы духом и обозначают состояния духовного мира. Дух не определяется причинным рядом мира, а из недр собственной жизни. Духовный опыт размыкает, погружает в сверхличный духовный мир, раскрывает связь микрокосма с макрокосмом. Духовный опыт прорывает замкнутость душевно-телесной монады, есть выход из себя через погружение в глубину себя, преодоление разделённости и внеположности, в нём преодолевается рознь и чуждость. Дух есть огненное движение. В духовной жизни антиномически соединены личное и сверхличное, личное перерастает в сверхличное. В духе отсутствует противоположность между единым и множественным. Единое проникает множественное и создаёт его жизнь, не снимая самой множественности: “Я в Отце Моем, и вы во Мне, а Я в вас”, “не я уже живу, но живет во мне Христос”. В духе дана цельность и полнота бытия. Вся действительность есть лишь символизация, отображение состояния духовной жизни, её внутренние события, её пути. Плоть – воплощение и символ духа. Духовная жизнь – историческая, ибо конкретная. Дух – свобода и любовь, соединение и взаимопроникновение частей бытия в единой, конкретной жизни».

ПЕРЕСТРОЙКА. 4. Новые западники и почвенники

В конце восьмидесятых в СССР обостряются национальные конфликты. Полемике по национальному вопросу не доставало трезвого анализа взрывоопасных проблем. В этом больном вопросе недостойно проявили себя те, кто в других отношениях сохранял здравый смысл. Взаимная распря особенно болезненно отзывалась на «русском вопросе».

В СССР, где русских большинство, разнуздывалась русофобская истерия. Из уст кавказских, украинских и прибалтийских националистов приходилось слышать, что русские организовали голод на Украине, что Русская православная церковь вызвала репрессии украинского духовенства после Второй мировой войны, что ленивые русские свиньи не хотят работать и потому бросают среднюю полосу России, чтобы переселяться в более обеспеченную Прибалтику... Обвинители русского народа не способны признать, что большевики инициировали и голод в Поволжье, что русское крестьянство пострадало от коллективизации более других, что русское православное духовенство было тотально репрессировано... И не хотели видеть очевидный факт, что виновна в этом интернациональная коммунистическая сила, а не русский народ.

Шовинизм малого народа ничем не лучше, чем шовинизм большого. В России русофобия стимулировала русский национализм, способствовала химере советского патриотизма. Русофобия подменяла образ реального врага всех народов – денационализированного люмпена – образом мифических русских оккупантов. Националистические предрассудки либеральной интеллигенции не позволяли обнаружить здоровые силы в русском патриотическом движении. С удивительным единодушием советские и западные средства массовой информации муссировали тему деятельности националистического общества «Память», рекламируя маргинальные радикальные группы, которых хватает в любой стране. Но упорно игнорировали конструктивные силы в российском общественном движении.

Альтернативой коммунистическому тоталитаризму в Польше, Прибалтике, на Кавказе или Украине было религиозно-национальное возрождение. Ибо благое будущее невозможно построить без освобождения от губительных утопических экспериментов, основанных на чуждых идеологиях, без восстановления национальной культурной традиции. Но властители умов не распространяли это на русских. И для России освобождение возможно через религиозно-национальное возрождение, воссоздание органичного культурного, экономического и социально-политического уклада. Эта проблема и являлась водоразделом между западниками и почвенниками тех лет. В данном случае оставляются в стороне радикальные крайности в оппонирующих платформах (русофобия одних и шовинизм других), анализируется полемика между умеренными западниками и почвенниками, у которых оставались шансы для диалога.

Западникам по генетической установке сознания чужды ценности русской культуры, они ориентированы на западные образцы, которые им представляются общечеловеческими. Начетнические знания некоторых из них не гарантируют от невежественных суждений о русской истории и культуре. Всё органично русское для западнического сознания имеет отрицательное значение, и нередко из уст интеллигентного человека можно было услышать: «Россия – проклятое место», «в этой… (какой-нибудь грязный эпитет) стране никогда не было и не может быть ничего хорошего». Положительным признаётся то, что отражает западные образцы.

Для наглядности приведем циркулировавшую в советской прессе цитату из романа В.С. Гроссмана: «Девятьсот лет просторы России, порождавшие в поверхностном восприятии ощущение душевного размаха, удали и воли, были немой ретортой рабства… Развитие Запада оплодотворялось ростом свободы, а развитие России оплодотворялось ростом рабства… Пора понять отгадчикам России, что одно лишь тысячелетнее рабство создало мистику русской души… русская душа – тысячелетняя раба». Подобные высказывания о любом другом народе квалифицировались бы как шовинизм. Видный либеральный политический деятель тех лет Анатолий Бочаров писал, что ничего страшного в этих словах не видит, что это скорее «самоосуждение, самоочищение», убедительная попытка найти истоки «русской революции», «коллективизации» и прочих «трагических последствий».

Западническое сознание не способно признать, что в России, как и в любой другой стране, гибельно насильственное внедрение заимствованных утопий. Катастрофические последствия прозападного Февраля 1917 года свидетельствуют, что одного – «европейского» – пути для всех народов нет и быть не может. Что западные формы вполне органичны только для Запада. Что подлинное понятие общечеловеческого включает представление о многообразии индивидуальных национальных форм и путей. И только это создаёт условия для плодотворного взаимовлияния и заимствования.

Западники признают суверенность каждой национальной культуры, но только не в отношении к русской культуре. Никого не удивляло, что польский парламент назывался сеймом, а нарождающееся народовластие в Прибалтике – Думой; что депутаты Съезда Советов из национальных республик говорили о нуждах своих народов и отстаивали их духовное возрождение. Для всех очевидно, что суверенитет Армении или Эстонии означает их национальную самобытность. То, что само собой разумеется для всякого другого народа, на русских в сознании западников не распространяется. Никого не удивляло, что группа московских либеральных депутатов Съезда Советов СССР ни слова не говорили о нуждах русского народа, о необходимости его национального возрождения. Призывы в Прибалтике к возрождению национальных традиций воспринимались нашим общественным мнением вполне естественными. Но по отношению к России либерал А.Бочаров квалифицировал это как «какие-то отвлечённости, вроде того, что спасение России – в возрождении её “традиционных духовно-нравственных заветов”». Россия, убеждены западники, может развиваться только по западному образцу. Хотя «образец» – очередная утопия, ибо Запад представляет собой сообщество самобытных национальных культур.

Поскольку наши западники всё же не европейцы, их требования к России повторяют заблуждения русской интеллигенции: они видят на Западе в основном периферийные явления. Секуляризованное западническое сознание не может разглядеть христианских корней в европейской цивилизации. Запад держится остатками христианских ценностей, духовных традиций, незримо пронизывающих все сферы. Понять европейскую культуру вне христианства невозможно. Западноевропейский либерализм мог возникнуть в лоне христианства, утверждающего богоподобие человеческой личности, равенство людей перед Богом. Наши либералы воспринимают вырождающиеся формы либерализма: западный индивидуализм и экономический эгоизм. Они хотели бы заимствовать массовую культуру и цивилизацию потребления, которая, как это очевидно для чутких людей на Западе, грозит человечеству самоистреблением.

Насаждая в России общечеловеческие ценности, наши западники воспринимают Европу через интеллигентскую иллюзию «русского Запада». Утопическое западничество не позволяет адекватно ориентироваться и потому обречено на бесплодие. Если, конечно, утопия очередной раз не оседлает реальность.

Образы возрождения России могла бы предложить почвенническая позиция, предназначенная воплощать общечеловеческие идеалы в национальной реальности. Но почвенники тех лет были не менее утопичны, чем западники, хотя у них отрыв от реальности сказывался по-иному.

Западники быстрее освобождались от марксистско-ленинского дурмана, чем почвенники. (Это не означает полного оздоровления западнического сознания, в котором немало идеологических рецидивов.) Манифесты почвенников преисполнены симпатий к ленинским идеалам. Наши патриоты готовы видеть врагов России и русского народа в чём угодно, только не в той идеологии, которая принесла невиданные бедствия. При этом у патриотов искренней верности ленинизму больше, чем тактического заигрывания. Болезненная тяга к ленинским нормам была свойственна уважаемым писателям и культурным деятелям, которые своим творчеством помогли соотечественникам освобождаться от идеологических догм.

Чем объяснить патологическую привязанность почвенников-националистов к интернациональной идеологии, к наиболее радикальной антинациональной силе? Эта химера производит отталкивающее впечатление на фоне антикоммунизма западников. Тем не менее искажённая почвенническая ориентация ближе к истине, чем благопристойная западническая. Ибо западничество – это не заблуждение, а экзистенциальная позиция, которая почти не оставляет надежд на корректировку. Симпатии же почвенников к ленинизму – это болезненная реакция и искреннее заблуждение. Болезнь можно излечить, а заблуждающегося – переубедить. В чём причины двоемыслия почвенников?

Прежде всего в патриотическом невежестве наших патриотов, которые плохо знали историю России, её культуру. Их гуманитарные знания фрагментарны, ибо советское образование вымарывало целые области культуры. Их общественно-политическое сознание идеологизировано, поэтому вне марксистско-ленинской идеологии они не способны ориентироваться. Они плохо знали не только религиозную, но и политическую культуру дореволюционной России, её социально-экономический уклад. Поэтому многие почвенники хватались за ленинизм как за последний светлый оплот в доступном им мировоззрении. В этот период разлагается система насилия, но система лжи действует эффективно. Гласность только затрагивала те области, которые способны просветить общество. Люди в России не знали многих фактов собственной истории, культуры, от них во многом скрыта и суть современных событий.

Помимо непросвещенности, в почвенническом сознании происходит следующая аберрация: оно не способно отказаться от завоеваний Октября потому, что это есть факт нашей истории. Как бы это ни было плохо, но поскольку наше, то не может быть враждебным нам. Так стремление патриотов принять на себя ответственность за историю своей страны, не подкрепленное просвещённостью и самокритичностью, приводит к химере: любви к Отечеству и любви к разрушителю Отечества – монстру Ленину. Дальше – больше: виноватыми в наших бедствиях могут быть только не наши, отсюда кампания раскрытия псевдонимов ленинской гвардии.

Секуляризованное сознание западников не позволяет им понять наиболее ценное в Западе, отсутствие христианского просвещения закрывает от почвенников святая святых русской культуры – Православие. Не ощущая христианских основ русской истории, они не способны понять её, видят только охранительно-консервативные тенденции, им ближе Победоносцев, а не Столыпин. Оба убеждённых монархиста, но один призывал подморозить Россию, чем способствовал её погибели, другой проводил либеральные реформы, возрождающие Россию. Как подлинный христианин, Столыпин стремился предоставить максимальные права личности. Как истинный патриот, он считал, что благосостояние и мощь государства могут основываться на свободных ответственных гражданах, которых он воспитывал и в крестьянах, выводя их из общины в индивидуальное владение. Наши почвенники призывали вновь подморозить Россию. Борясь с чуждыми заимствованиями, они отвергали свободы и права человека, что является отрицанием не западнических, а христианских ценностей. Возрождение России – не в консерватизме, а в историческом динамизме, не в реставрации институтов прошлого (например, сельской общины), а в творческом развитии российских традиций.

В современной им жизни почвенники тоже многое видели искажённо. Смешение критериев добра и зла порождало в их сознании фантомы (ленинские нормы, завоевания Октября, чистота партбилета). Многих почвенников охватывал апокалиптический ужас от молодежного рока, панков, отсутствия у РСФСР собственного ЦК партии, тогда как бесчеловечная идеология и система её власти негативных эмоций не вызывали.

Многое в позиции почвенников – защитная реакция на западническую антирусскую утопию. Но в их сознании одни фантазмы заменяются другими. Если западники требовали расчленения Советского Союза (вплоть до отделения Сибири, Урала, Поволжья), лишения русских оккупантов в национальных республиках права голоса, изгнания русских агрессоров, то почвенники противопоставляли этому современный вариант единой неделимой. Очевидная утопичность этой программы почвенникам не очевидна. Если речь идёт о восстановлении России в дореволюционных границах, то почему не возникает вопроса о финляндском и польском генерал-губернаторствах?! Если русские патриоты ратуют за сохранение советской империи, то это означает солидарность с наиболее антирусским режимом! Понятно, когда западников не волнует судьба русских. Но в империалистическом раже русские патриоты забывают о нуждах русского народа. Неужели реальные интересы изнуренного коммунистическим рабством русского народа в том, чтобы любой ценой сохранить единство нашей социалистической родины?! В том ли историческая миссия русского народа, чтобы насильственно удерживать возле себя тех, кого удержать невозможно?!

Обе крайности – искусственное расчленение страны и стремление сохранить коммунистическую империю – перекрывают путь к органичным формам национального самоопределения народов СССР. Обе тенденции усиливают власть интернациональной идеократии, подчинившей все народы страны.

Судороги почвеннического сознания не могут не вызывать отторжения. Но чтобы оценить этот феномен, необходимо понять его причины и динамику.

Режим интернациональной идеологии был навязан России насильно. Все общественные силы, в той или иной форме, сопротивлялись идеократии, чем объясняется беспрецедентный в истории террор. Основной удар пришелся на русский народ, в том числе и потому, что коммунистическая идеология ему принципиально враждебна. Иными словами, если бы коммунистический режим был производным от рабского русского характера, то ему не понадобилось бы подвергать русских тотальному террору. Так, просвещённый немецкий народ добровольно проголосовал за национал-социалистов, почему нацистский режим и не был направлен на истребление немецкой нации.

После семидесятилетнего пленения русский народ находит силы освободиться от коммунистической идеологии. Но оздоровление национального сознания и исторической памяти проходит драматично, проблески сознания чередуются с провалами памяти, а невнятные фразы о свободе содержат рецидивы помутнения. Старшие поколения, сознание которых проштамповано идеологическими догмами, не способны достаточно быстро осознать меняющуюся реальность и вернуться к вечным ценностям. Их борьба за самосохранение и сохранение человеческого достоинства уже потребовала огромных усилий. Немцев и японцев освободили от идеологического плена внешние силы, русский народ мучительно освобождает себя вопреки эгоизму «свободного» мира.

В противоречивом процессе духовного оздоровления закономерны националистические и шовинистические срывы. Где нет своих экстремистов? Тем более в экстремальных исторических обстоятельствах. Радикализм нельзя оправдывать, но, чтобы с ним эффективно бороться, необходимо опознать болезненные рецидивы и отделить их от выздоровления. Русский народ переживает патриотическое религиозное возрождение, путь «не назад, а вперёд – к отцам» (прот. Георгий Флоровский), к воссозданию органичного для тысячелетней православной русской цивилизации общественного сознания, экономического уклада и государственности. В этот период многие молодые люди приходят к Православию и патриотическому жизнеощущению. Их сознание свободно от идеологических шор, они обнаруживают под пеплом истинный фундамент России и пытаются воссоздать дом своего Отечества. У новых поколений формируется подлинно христианское отношение: простим отцам нашим их заблуждения, но не повторим их трагических ошибок.

Для многих приход в Православную Церковь одновременно является уходом от опостылевшей действительности. Но молодые люди, просветленные православной культурой, берутся восстанавливать её современные формы: возникают православные общины, катехизические кружки, богословские семинары, иконописные фонды, христианские музыкальные группы, театры. Христианская творческая активность распространяется на мирскую сферу – возрождаются православные братства, христианские кооперативы, издательства. Религиозно-культурная деятельность объединяет людей, заставляет осознавать своё место и роль в мире, формировать программу действий в области общественной и социальной. Встают вопросы и государственного строительства в своём Отечестве – формируется политическое сознание христиан. Так складывается новая политическая сила – движение патриотического христианского обновления России. Процесс идёт медленнее, чем в национальных республиках потому, что в идеологическом эпицентре было больше разрушено.

Духовное возрождение русского государствообразующего народа не несёт опасности другим народам СССР. Осознания этой истины не хватает общественности национальных республик. Русским патриотам недостает чувства собственного достоинства, основания для которого – в великой истории и культуре России, в сопротивлении народа идеологии насилия и лжи. Кровь миллионов мучеников остановила экспансию истребления. Долг современных поколений – оправдать искупительную жертву. Это возможно на пути ответственного труда, черновой работы по отстраиванию своего Отечества, а не новых разрушений, не поисков врага, не утопического прожектерства. В работе, требующей объединения всех сил, полезны взаимная корректировка и отрезвление западнического и почвеннического сознания.

ХРИСТИАНСКИЙ ПЕРСОНАЛИЗМ. 2. Категории пер­со­на­лизма Ни­ко­лая Бер­дяе­ва

Гениальный философ Николай Александрович Бердяев вскрыл в проблеме личности много нового, он по существу является основоположником христианского персонализма. Бердяев считал, что лич­ность – двой­ст­вен­ное по­ля­ри­зо­ван­ное су­ще­ст­во, ни с чем в ми­ре не­со­пос­та­ви­ма и несрав­ни­ма. Един­ст­вен­ная не­по­вто­ри­мая лич­ность спо­соб­на из­ме­нить весь ми­ро­вой про­цесс. Она пре­рыв­на, вно­сит в мир но­виз­ну. Лич­ность – не при­род­на, а ду­хов­на, это мик­ро­косм, уни­вер­сум, не суб­стан­ция, не объ­ект сре­ди объ­ек­тов, а при­зван­ный со­зи­дать се­бя субъ­ект. Лич­ность транс­цен­ди­ру­ет – пе­ре­хо­дит к транс­субъ­ек­тив­но­му, а не к объ­ек­тив­но­му. Добр толь­ко субъ­ект. Лич­ность име­ет един­ст­вен­ный не­по­вто­ри­мый об­раз, ко­то­рый при­сут­ст­ву­ет во всех её ак­тах. Она не­ис­тре­би­ма, не­за­ме­ни­ма, ори­ги­наль­на, пред­став­ля­ет со­бой ис­клю­че­ние, а не пра­ви­ло. Лич­ность – ка­те­го­рия не био­ло­ги­че­ская или пси­хо­ло­ги­че­ская, но эти­че­ская и ду­хов­ная. Един­ст­во лич­но­сти соз­да­ёт­ся ду­хом, но лич­ность есть це­ло­ст­ный об­раз че­ло­ве­ка, в ко­то­ром ду­хов­ное на­ча­ло ов­ла­де­ва­ет все­ми ду­шев­ны­ми и те­лес­ны­ми си­ла­ми че­ло­ве­ка. Тор­же­ст­во ду­хов­но­го на­ча­ла оз­на­ча­ет не под­чи­не­ние че­ло­ве­ка уни­вер­су­му, а рас­кры­тие уни­вер­су­ма в лич­но­сти. Дух создаёт не иде­аль­ные об­щие цен­но­сти, а лич­но­сти. Лич­ность пер­вич­нее бы­тия, вне бы­тия, про­ти­во­сто­ит бы­тию. Лич­ность – аб­со­лют­ный эк­зи­стен­ци­аль­ный центр, оп­ре­де­ляе­мый из­нут­ри, из сво­бо­ды. Об­ще­ст­во и кос­мос, с эк­зи­стен­ци­аль­ной точ­ки зре­ния, – часть лич­но­сти. Личность свя­за­на с па­мя­тью и вер­но­стью, пред­став­ля­ет со­бой един­ст­во судь­бы и био­гра­фии.

«Лич­ность не толь­ко спо­соб­на ис­пы­ты­вать боль, но в из­вест­ном смыс­ле лич­ность есть боль. Борь­ба за лич­ность, ут­вер­жде­ние лич­но­сти бо­лез­нен­ны. Са­мо­осу­ще­ст­в­ле­ние лич­но­сти пред­по­ла­га­ет со­про­тив­ле­ние, тре­бу­ет борь­бы про­тив по­ра­бо­щаю­щей вла­сти ми­ра, не­со­гла­сия на кон­фор­мизм с ми­ром. От­каз от лич­но­сти, со­гла­сие на рас­тво­ре­ние в ок­ру­жаю­щем ми­ре мо­жет умень­шить боль, и че­ло­век лег­ко идёт на это. Со­гла­сие на раб­ст­во умень­ша­ет боль, не­со­гла­сие уве­ли­чи­ва­ет боль. Боль в че­ло­ве­че­ском ми­ре есть по­ро­ж­де­ние лич­но­сти, её борь­бы за свой об­раз. Уже ин­ди­ви­ду­аль­ность в жи­вот­ном ми­ре бо­лит. Сво­бо­да по­ро­ж­да­ет стра­да­ние. Мож­но умень­шить стра­да­ние, от­ка­зав­шись от сво­бо­ды. Дос­то­ин­ст­во че­ло­ве­ка, то есть лич­но­сти, то есть сво­бо­ды, пред­по­ла­га­ет со­гла­сие на боль, спо­соб­ность пе­ре­жить боль» (Н.А. Бердяев).

Фор­ма че­ло­ве­че­ско­го те­ла – ду­хов­но-ду­шев­ная. Пра­ва че­ло­ве­че­ско­го те­ла свя­за­ны с дос­то­ин­ст­вом лич­но­сти. По­ся­га­ние на лич­ность есть, пре­ж­де все­го, по­ся­га­тель­ст­во на те­ло. Ду­х са­м по се­бе нель­зя ни бить, ни убить. Мо­рят го­ло­дом, бьют и уби­ва­ют че­ло­ве­че­ское те­ло, и че­рез те­ло это рас­про­стра­ня­ет­ся на все­го че­ло­ве­ка.

Ин­ди­ви­ду­ум – ка­те­го­рия на­ту­ра­ли­сти­че­ская, био­ло­ги­че­ская, со­цио­ло­ги­че­ская. Это атом, не­де­ли­мое в от­но­ше­нии к ка­ко­му-ли­бо це­ло­му, часть це­ло­го (ро­да, об­ще­ст­ва, кос­мо­са). Под­чи­нен­ная часть це­ло­го, но эгои­сти­че­ски са­мо­ут­вер­ждаю­щая­ся. Ин­ди­ви­дуа­лизм – не не­за­ви­си­мость от це­ло­го, а изо­ля­ция под­чи­нён­ной час­ти, бес­силь­ное вос­ста­ние её про­тив це­ло­го. Ин­ди­ви­ду­ум свя­зан с ма­те­ри­аль­ным ми­ром, по­ро­ж­да­ет­ся ро­до­вым про­цес­сом, име­ет био­ло­ги­че­ское про­ис­хо­ж­де­ние, ро­ж­да­ет­ся от от­ца и ма­те­ри. Он де­тер­ми­ни­ро­ван ро­до­вой на­след­ст­вен­но­стью и на­след­ст­вен­но­стью со­ци­аль­ной. Не уни­вер­са­лен по со­дер­жа­нию. Ин­ди­ви­ду­аль­ное – это един­ст­вен­ное в своём ро­де, ори­ги­наль­ное, от­ли­чаю­щее­ся от дру­го­го. Про­ти­во­по­лож­ное об­ще­му, об­ще­обя­за­тель­но­му, ра­зум­но­му, нор­ма­тив­но­му. Лич­ность бо­лее ин­ди­ви­ду­аль­на, чем ин­ди­ви­ду­ум. Ин­ди­ви­ду­аль­ность име­ет ско­рее ви­таль­ный (жиз­нен­ный), чем ду­хов­ный ха­рак­тер.

Лич­ность – идея че­ло­ве­ка, его при­зва­ние в ми­ре. Не на­ту­ра­ли­сти­че­ская, а ду­хов­ная ка­те­го­рия. Лич­ность не есть не­де­ли­мое или атом в от­но­ше­нии к ка­ко­му-ли­бо це­ло­му. Это сво­бо­да и не­за­ви­си­мость че­ло­ве­ка от при­ро­ды, об­ще­ст­ва, но не эго­цен­три­че­ская изо­ля­ция. Не­за­ви­си­мость по от­но­ше­нию к ма­те­ри­аль­но­му ми­ру, ко­то­рый есть ма­те­ри­ал для ра­бо­ты ду­ха. Лич­ность не ро­ж­да­ет­ся, а про­ис­хо­дит от Бо­га, яв­ля­ет­ся из дру­го­го ми­ра. Это из­на­чаль­ная це­лостность и един­ст­во. Лич­ность – это уни­вер­сум, по­тен­ци­аль­ное всё, вся ми­ро­вая ис­то­рия. Ис­тин­ная це­ло­ст­ность, то­та­ли­тар­ность, уни­вер­саль­ность толь­ко в лич­но­сти. Уни­вер­саль­ное на­хо­дит­ся в лич­но­сти не как про­из­вод­ное от опы­та, а как из­на­чаль­ное ка­че­ст­во. Уни­вер­саль­ное – опыт в субъ­ек­те, а не ре­аль­ность в объ­ек­те. Ус­та­нав­ли­ва­ет от­но­ше­ние к дру­гим не че­рез де­тер­ми­на­цию, а че­рез твор­че­ст­во, сво­бо­ду, лю­бовь. Сво­бо­да че­ло­ве­ка про­ти­во­по­лож­на вся­ко­му ав­то­ма­тиз­му. Че­ло­век па­ра­док­саль­но со­вме­ща­ет лич­ное и сверх­лич­ное, ко­неч­ное и бес­ко­неч­ное, пре­бы­ваю­щее и ме­няю­щее­ся, сво­бо­ду и судь­бу. Ка­ж­дая лич­ность име­ет свой мир. Лич­ность час­тич­но ак­туа­ли­зи­ро­ва­на в че­ло­ве­ке, на­хо­дит­ся в дре­мот­ном, скры­том со­стоя­нии.

Лич­ность не са­мо­дов­лею­ща, не са­мо­дос­та­точ­на, ну­ж­да­ет­ся в выс­шем и низ­шем. Су­ще­ст­во­ва­ние лич­но­сти пред­по­ла­га­ет су­ще­ст­во­ва­ние сверх­лич­ных цен­но­стей, вы­ше­стоя­щее бы­тие, гор­ний мир, к ко­то­ро­му вос­хо­дит лич­ность. Бог не объ­ект, а субъ­ект для лич­но­сти, с ко­то­рой у Бо­га эк­зи­стен­ци­аль­ные от­но­ше­ния. Бог-Лич­ность су­ще­ст­ву­ет для че­ло­ве­ка не как над­лич­но­ст­ная ре­аль­ность, а как эк­зи­стен­ци­аль­ная встре­ча, как транс­цен­ди­ро­ва­ние. «Су­ще­ст­ву­ет со­из­ме­ри­мость ме­ж­ду че­ло­ве­ком и Бо­гом в веч­ной че­ло­веч­но­сти Бо­га. Без этой со­из­ме­ри­мо­сти нель­зя по­нять са­мой воз­мож­но­сти от­кро­ве­ния» (Н.А.Бердяев). Вся­кое уче­ние, уни­жаю­щее че­ло­ве­ка, уни­жа­ет и Бо­га. Бог хо­чет лич­но­сти, не под­чи­нён­ной и раб­ски Его про­слав­ляю­щей, а лич­но­сти, ко­то­рая от­ве­ча­ет на Его при­зыв и с ко­то­рой воз­мож­но об­ще­ние в люб­ви. Соз­на­ние Бо­га как Лич­но­сти пред­ше­ст­во­ва­ло соз­на­нию че­ло­ве­ка как лич­но­сти. Об­раз че­ло­ве­че­ской лич­но­сти есть не толь­ко об­раз че­ло­ве­чес­кий, но и об­раз Бо­жий. Лич­ность толь­ко в том слу­чае есть лич­ность че­ло­ве­че­ская, ко­гда она есть лич­ность бо­го­че­ло­ве­че­ская. «Ос­нов­ной миф хри­сти­ан­ской бо­го­че­ло­веч­но­сти: это есть тай­на двой­но­го ро­ж­де­ния, ро­ж­де­ния Бо­га в че­ло­ве­ке, и ро­ж­де­ния че­ло­ве­ка в Бо­ге. В Бо­ге есть ну­ж­да в че­ло­ве­ке, в твор­че­ском от­ве­те че­ло­ве­ка на бо­же­ст­вен­ный зов» (Н.А. Бердяев).

Че­ло­век – мно­го­со­став­ное су­ще­ст­во, несёт в се­бе об­раз ми­ра и об­раз Бо­га. «Во внут­рен­нем лич­ность об­ре­та­ет свой об­раз че­рез об­раз Бо­жий, че­рез про­ник­но­ве­ние че­ло­ве­ка бо­же­ст­вен­ным, во внеш­нем осу­ще­ст­в­ле­ние прав­ды оз­на­ча­ет под­чи­не­ние ми­ра, об­ще­ст­ва, ис­то­рии об­ра­зу лич­но­сти, про­ник­но­ве­ние лич­но­стью… Это и есть пер­со­на­лизм. Внутренне лич­ность по­лу­ча­ет си­лу и ос­во­бо­ж­да­ет­ся че­рез бо­го­че­ло­веч­ность, внеш­не весь мир, всё об­ще­ст­во и вся ис­то­рия пре­об­ра­жа­ет­ся и ос­во­бо­ж­да­ет­ся че­рез че­ло­веч­ность, че­рез вер­хо­вен­ст­во лич­но­сти» (Н.А. Бердяев).

Силь­ная лич­ность есть вы­ра­жен­ный ха­рак­тер, что зна­чит по­бе­да ду­хов­но­го на­ча­ла в че­ло­ве­ке, в кон­крет­но ин­ди­ви­ду­аль­ной фор­ме ду­шев­но-те­лес­но­го со­ста­ва че­ло­ве­ка. Ха­рак­тер – это по­бе­да над со­бой, по­бе­да над раб­ст­вом са­мому се­бе как залог по­бе­ды над раб­ст­вом ок­ру­жаю­ще­му ми­ру. Ха­рак­тер об­на­ру­жи­ва­ет­ся в от­но­ше­нии к ок­ру­жаю­щей сре­де. Тем­пе­ра­мент – это при­род­ная дан­ность, ха­рак­тер же – за­вое­ва­ние. Он пред­по­ла­га­ет сво­бо­ду, со­сре­до­то­чен­ность и об­ре­те­ние фор­мы сво­бо­ды. Ха­рак­тер оз­на­ча­ет, что че­ло­век сде­лал вы­бор, со­вер­шил раз­ли­че­ние, что он небез­раз­ли­чен, не сме­ши­ва­ет.

Лич­ное бы­тие реа­ли­зу­ет­ся в сво­бо­де ду­ха. Сво­бо­да и дух прив­но­сят­ся в мир и из­ли­ва­ют­ся в мир че­рез лич­ность. Про­яв­ле­ние сво­бо­ды лич­но­сти вы­яв­ля­ет её твор­че­ское на­зна­че­ние в бы­тии, ис­пол­не­ние при­зва­ния, реа­ли­зу­ет Бо­жию идею о че­ло­ве­ке. Лич­ность при­зва­на в ин­ди­ви­ду­аль­но не­по­вто­ри­мой фор­ме дать от­вет на Бо­жий при­зыв и твор­че­ски ис­поль­зо­вать свои да­ры. «Лич­ность есть гра­ж­да­нин цар­ст­ва Божь­е­го, а не цар­ст­ва ке­са­ря» (Н.А. Бердяев). Сво­бод­ная лич­ность слу­ша­ет внут­рен­ний го­лос личности твор­че­ской и не по­твор­ст­ву­ет внеш­ним дав­ле­ни­ям. Сво­бо­да свя­за­на с ас­ке­зой: ду­хов­ным уп­раж­не­ни­ем, кон­цен­три­рую­щим внут­рен­ние си­лы, вы­бо­ром, не­со­гла­си­ем на сме­ше­ние с без­лич­ны­ми си­ла­ми и внут­ри се­бя, и в ок­ру­жаю­щем ми­ре. Ас­ке­за есть ак­тив­ное вы­яв­ле­ние и ох­ра­не­ние форм лич­но­сти, её об­раза, ак­тив­ное со­про­тив­ле­ние вла­сти ми­ра, же­лаю­ще­го рас­тер­зать лич­ность, по­ра­бо­тить её. Ас­ке­за есть борь­ба лич­но­сти про­тив раб­ст­ва, а не пре­вра­ще­ние в раб­ст­во, это не­по­ко­рность и не­по­слу­ша­ние ми­ру се­му. Ис­тин­ная ас­ке­за – ге­рои­че­ское на­ча­ло в че­ло­ве­ке. По су­ще­ст­ву лич­ность есть со­про­тив­ле­ние, не­пре­рыв­ный твор­че­ский акт. Ха­рак­тер пред­по­ла­га­ет ас­ке­зу, спо­соб­ную к вы­бо­ру и со­про­тив­ле­нию.

ПЕРЕСТРОЙКА 3. Мимикрия правящего слоя

К концу восьмидесятых годов наиболее дальновидная часть коммунистической номенклатуры стремительно мимикрирует – меняет форму, сохраняя сущность. Расхищая государственную собственность (партийная приватизация), она превращается в новый класс деловых людей («акулы»), который, используя связи во властных структурах, захватывает монополию на складывающемся рынке. Сверху инициируется создание «демократических» политических организаций, призванных расколоть оппозиционный лагерь и сформировать новые структуры для «перекрасившихся» лидеров КПСС, подготовить новые рубежи обороны режима.

В Российской Федерации, особенно в Москве и Ленинграде, в некоторых республиках сильно влияние «демократов». Их лагерь объединял «перестраивающихся» коммунистов, либеральную интеллигенцию, бывших диссидентов, но с самого начала его деятельность координировалась «либералами» от номенклатуры. Под флагом борьбы с коммунизмом они стремились к разрушению государства. Их борьба с коммунистическим Центром за экономические и гражданские свободы общества перетекает в борьбу за суверенитеты территорий.

Разрушительные последствия вызвала «Декларация о суверенитете РСФСР», принятая Съездом народных депутатов Российской Федерации в 1990 году. Часть делегатов поддержала декларацию как манифест противостояния коммунистическому режиму, но вожди «демократического» лагеря воспользовались ею для разрушения Союзного государства. С этого начался парад суверенитетов союзных республик. В ответ руководство КПСС инициировало парад суверенитетов автономных республик, краев, областей. Так при перераспределении власти от Центра к регионам формируется новая «демократическая» номенклатура. Во взаимном ослеплении реакционеры и радикалы толкают страну к гибели: одни – стремлением заморозить всякие преобразования, насильственно сохранить унитарный коммунистический режим, другие – искусственным расчленением ядерной сверхдержавы на бюрократические суверенитеты, растаскиванием власти, расхищением государственной собственности.

Горбачев, пытаясь удержать ускользающую власть, балансирует между противоборствующими сторонами, не решаясь на реальные реформы. В результате в стране сохраняется экономическая система, которая подавляет жизненные интересы людей. При господстве антистимулов человек не способен плодотворно трудиться, отсюда неэффективность труда, безответственность, процветающее воровство. Конструктивные силы, стремящиеся демонтировать коммунистическую систему, не разваливая государство, малочисленны и разобщены. Их голос почти не слышен в средствах массовой информации, поделенных между коммунистами и «демократами».

Антикоммунистический «демократический» фланг был в плену новых утопий и фобий. Ельцин призвал региональную элиту: «Берите суверенитета столько, сколько сможете проглотить». Большинство «демократов» борется не с тоталитарной системой, а с русским империализмом, что разделяют националисты союзных республик, требующие изгнания русских оккупантов и покаяния русского народа перед угнетёнными народами.

«Демократические» средства информации утверждают, что для искоренения зла необходимо расчленить СССР-Россию как империю зла на многочисленные государственные образования: каждой компактной общности, имеющей свой язык, – своё государство. Эта массированная пропаганда (в том числе инициируемая с Запада) настраивает нерусские народы на борьбу с русскими, а не с общим угнетателем – интернациональной коммунистической номенклатурой. В результате в республиках и в среде либеральной интеллигенции столиц распространяются антирусские настроения. Нагнетание русофобии создаёт возможность для апелляции прокоммунистических сил к русским патриотическим чувствам.

Коммунистические вожди начертили на теле огромной страны искусственные границы, которые мотивированы идеологическими нуждами, в том числе и принципом разделяй и властвуй. Некоторые территории произвольно были объявлены союзными, другие – автономными. РСФСР – это самое условное образование, с которым и сами создатели считались менее всего. «Демократы» же берут сталинские границы за точку отсчета в самом главном вопросе политики – национально-государственного устройства. Насаждение националистических фобий искажает восприятие истории и современности, разжигает ненависть, страх и агрессию, порождает национальные конфликты.

На одном фронте партократия пытается удержать союзную монополию на материальные ресурсы, с другого фронта наступают суверенитеты партийных вотчин. В оппозиционном лагере оформляются два направления: одно под знаменем борьбы с коммунизмом стремится к расчленению страны, другое пытается демонтировать коммунистический режим, не разрушая государственности. Система насилия рушится на глазах, но механизм лжи действует эффективно. Монополия КПСС на информацию и пропаганду привела к тому, что и в годы гласности народ оказался лишённым исторической памяти и самосознания. Широкой читающей публике и властителям умов всё ещё не доступны величайшие достижения российской истории и культуры, работы русских философов, историков, публицистов, политологов, экономистов.

ХРИ­СТИ­АН­СКИЙ ПЕРСОНАЛИЗМ 1. Святая Троица, Бо­го­че­ло­век и лич­ность

Христианство утверждает лич­ность как пер­вич­ную твор­че­скую ре­аль­но­сть, выс­шую цен­но­сть бы­тия. Весь мир в христианстве – про­яв­ле­ние твор­че­ско­го дей­ст­вия Вер­хов­ной Лич­но­сти Бо­га в сотворчестве с лич­но­стью че­ло­ве­ка. Подлинный персонализм возможен только на основе личностного понимания Абсолюта. То, что называется персонализмом вне представлений об Абсолюте, соотнесённом с человеческой личностью, оказывается примитивным индивидуализмом. Безличный Абсолют можно духовно созерцать, но с ним невозможно вступить в личный диалог, ему невозможно богоуподобиться. С другой стороны, теистическое учение о Боге предполагает персоналистическую концепцию человека. Вне теизма – в языческих формах религиозности, в индуизме, в буддизме, в даосизме, в конфуцианстве – не существует представление о человеческой личности. Без представлений о Богочеловеке, Богочеловечестве умаляется онтологичность личности, как в иудаизме и исламе.

Пер­со­на­лизм – од­на из ос­нов­ных тен­ден­ций в ми­ро­вой фи­ло­со­фии. Все ре­ли­гии и фи­ло­со­фии ми­ра бы­ли так или ина­че оза­бо­че­ны про­бле­мой че­ло­ве­ка, осоз­на­ни­ем ис­то­ков бы­тия лич­но­сти. Но пол­ное раз­ви­тие пер­со­на­лизм мо­жет по­лу­чить толь­ко в хри­сти­ан­ст­ве – религии наи­бо­лее по­сле­до­ва­тель­но­го те­из­ма – ве­ре в Еди­но­го Лич­но­го Бо­га-Твор­ца, ре­ли­гии Бо­га-Трои­цы – Еди­ной Бо­же­ст­вен­ной Лич­но­сти в трёх Ли­цах, Ипо­ста­сях, Лич­но­стях, ре­ли­гии Бо­го­че­ло­ве­ка – во­пло­тив­шей­ся в че­ло­ве­ке Бо­же­ст­вен­ной Лич­но­сти. «Только откровение Троицы, единственное обоснование христианской антропологии, принесло с собой абсолютное утверждение личности» (Вл. Н. Лосский).

Дох­ри­сти­ан­ская куль­ту­ра не раскрывала бы­тия лич­но­сти. От­кро­ве­ние Трои­цы и во­пло­ще­ние Бо­же­ст­вен­ной Лич­но­сти ут­вер­ди­ло аб­со­лют­ность, бо­го­по­доб­ность че­ло­ве­че­ской лич­но­сти, что предощущал псалмопевец Давид: «…что есть че­ло­век, что Ты пом­нишь его, и сын че­ло­ве­че­ский, что Ты по­се­ща­ешь его? Не мно­го Ты ума­лил его пред Ан­ге­ла­ми; сла­вою и че­стью увен­чал его; по­ста­вил его вла­ды­кою над де­ла­ми рук Тво­их; все по­ло­жил под но­ги его…» (Пс. 8,5-7); «…не на­пи­са­но ли в за­ко­не ва­шем: Я ска­зал: вы бо­ги?» (Ин. 10,34). «Сотворённым Богом» называл человека Григорий Богослов: «Если будешь низко думать о себе, то напомню тебе, что ты – Христова тварь, Христово дыхание, Христова честная часть, а потому вместе и небесный, и земной, приснопамятное творение. Ты – созданный Бог, через Христовы страдания идущий в нетленную славу».

Бог во­пло­тил­ся не в об­ра­зе ан­ге­лов, а в че­ло­ве­ке: «Ибо не Ан­ге­лов восприемлет Он, но вос­при­ем­лет се­мя Ав­раа­мо­во» (Евр. 3,16). Хри­сти­ан­ст­во не толь­ко дек­ла­ри­ро­ва­ло, как в Ветхом За­ве­те, что че­ло­век – об­раз и по­до­бие Бо­жие, но и ре­аль­но ут­вер­ди­ло эту ис­ти­ну во­пло­ще­ни­ем Бо­га в че­ло­ве­ке. Хри­сти­ан­ст­во в ос­но­ве сво­ей пер­со­на­ли­стич­но и соз­да­ло воз­мож­но­сти для ис­тин­ной ан­тро­по­ло­гии: «Один лишь че­ло­век су­ще­ст­ву­ет в Бо­ге и имен­но бла­го­да­ря это­му су­ще­ст­во­ва­нию в Бо­ге спо­со­бен к сво­бо­де. Он один есть су­ще­ст­во цен­траль­ное и по­это­му дол­жен ос­та­вать­ся в сре­до­то­чии. В нём соз­да­ны все ве­щи и точ­но так­ же толь­ко че­рез не­го Бог вос­при­ни­ма­ет в Се­бя и свя­зы­ва­ет с Со­бой так же и при­ро­ду» (Шел­линг).

Важ­ней­шие дог­ма­ти­че­ские спо­ры пер­вых ве­ков хри­сти­ан­ст­ва: три­ни­тар­ные – о при­ро­де Бо­же­ст­вен­ной Трои­цы, хри­сто­ло­ги­че­ские – о взаи­мо­от­но­ше­нии Бо­же­ст­вен­ной и че­ло­ве­че­ской при­роды в Ии­су­се Хри­сте, – од­но­вре­мен­но про­яс­ня­ли и он­то­ло­ги­че­ские ос­но­ва­ния лич­но­сти, ибо человек создан по образу и подобию Божию. Че­ло­ве­ку важ­но бы­ло уз­нать при­ро­ду Бо­же­ст­вен­но­го и по­то­му, что этим раскрывалась и при­ро­да че­ло­ве­че­ско­го. Личность открывала себя по мере того, как открывала Бога, она по достоинству смогла оценить собственное величие только тогда, когда ей открылось величие Личного Бога.

Три­ни­тар­ные и хри­сто­ло­ги­че­ские догматы за­ло­жи­ли бо­го­слов­ский фун­да­мент по­зна­ния лич­но­ст­но­го бы­тия. Даль­ней­шая ис­то­рия эк­зи­стен­ци­аль­но ос­ваи­ва­ла эти но­уме­ны – объ­ек­ты мыс­ли. В ис­то­рии му­чи­тель­но про­рас­та­ли ис­ти­ны о бо­же­ст­вен­ном дос­то­ин­ст­ве, сво­бо­де, все­лен­ской мис­сии, пра­вах и от­вет­ст­вен­но­сти лич­но­сти. Христианские мыслители пытались усмотреть в духовном мире человека отображение внутритроической жизни Божества, а во взаимоотношении духовной и телесной природ человека находили христологические параллели. Отцы и учителя Церкви, в частности Ареопагит, св. Максим Исповедник, св. Григорий Синаит, св. Григорий Палама утверждали, что «душа человека тройственна по образу Св. Троицы…  Душа есть отображение Св. Троицы, да и не только душа, но и весь человек создан по образу Св. Троицы» (арх. Киприан). «В душе человека отображается сверхсущее и сверхъестественное от сверхсущей сущности и бесплотной красоты Божества, и потому, что в троичном тождестве (то есть в разуме, памяти и воле) наблюдается, сохраняющее неслиянным, различие сил. Если угодно, то человек ещё и потому создан по образу, что Логос исходит из души, производящей его по естеству, сохраняя его неслитность с душой и противоположность ей. Оно показывает также и соприсутствующую и равночестную Ипостась Духа» (св. Фотий Константинопольский). Св. Григорий Палама писал, что душа человека тройственна по образу Св. Троицы, что как Св. Троица, высочайшая Благость, есть Ум, Слово и Дух, так и «троическое естество, следующее за Высочайшей Троицею, больше всех других существ сотворено по её образу; это есть душа человеческая, и именно душа умная, словесная и духовная». Разрабатывали эту тему и русские православные богословы: «Всмотримся в человека, и в его внутреннем мире, в “психических явлениях”, мы сможем рассмотреть таинственную криптограмму, логосы которой отражают Вечный Логос, по образу Которого создан человек, Св. Троицу, по подобию Которой живёт наша духовная, тоже троичная жизнь» (арх. Киприан); «Человеческий дух в себе самом содержит постулаты троичности Божества, на нём лежит его печать» (свящ. Сергий Булгаков). Вместе с тем, тема богоподобия человеческой личности ещё во многом нераскрыта.

Согласно хри­сти­ан­ским пред­став­ле­ни­ям, сущ­ность Бо­га еди­на, но бы­тие Его есть лич­ные от­но­ше­ния трёх Ипо­ста­сей. Бог един в Трёх Ли­цах: Бог-Отец, Бог-Сын, Бог-Дух Свя­той. Святоотеческое богословие вы­ра­жало этот глу­бо­чай­ший смысл, разрабатывала христианскую терминологию, используя понятия и категории неоплатонизма. Для обо­зна­че­ния об­щей при­ро­ды Святой Трои­цы упот­реб­лял­ся тер­мин «усия» – «сущ­ность», «бы­тие во­об­ще», «об­щее», «жи­вое во­об­ще». Для име­но­ва­ния же лич­но­ст­но­го свое­об­ра­зия и осо­бенн­о­сти внут­ри Бо­же­ст­вен­ной Трои­цы пе­ре­ра­бо­тан тер­мин «ипо­стась». В обы­ден­ном язы­ке это сло­во обо­зна­ча­ло «су­ще­ст­во­ва­ние». У стои­ков оно оз­на­ча­ет «ин­ди­ви­ду­аль­ное», «ча­ст­ное», «оп­ре­де­лён­ное». На этой ос­но­ве в хри­сти­ан­ст­ве тер­мин «ипо­стась» на­пол­ня­ет­ся но­вым со­дер­жа­ни­ем и оз­на­ча­ет «пол­но­ту ин­ди­ви­ду­аль­но­го су­ще­ст­во­ва­ния», «ли­цо», «дан­ную лич­ность», «сво­бод­ное са­мо­движ­ное на­ча­ло» (св. Гри­го­рий Нис­ский). Од­на сто­ро­на это­го тер­ми­на («ин­ди­ви­ду­аль­ное») от­ра­жа­ет уни­каль­ность, не­по­вто­ри­мость, ин­ди­ви­ду­аль­ное един­ст­во лич­но­ст­но­го на­ча­ла. Дру­гая же («су­ще­ст­во­ва­ние») ука­зы­ва­ет на то, что лич­ность – это на­ча­ло ди­на­ми­че­ское, це­ле­по­ла­гаю­щее, жиз­не­со­зи­да­тель­ное. Это то, что на со­вре­мен­ном язы­ке вы­ра­зи­ли бы по­ня­ти­ем «экзистенция».

Еди­ный Лич­ный Жи­вой Бог есть Бог Трии­по­стас­ный. И ка­ж­дая ипо­стась Святой Трои­цы есть Аб­со­лют­ная Бо­же­ст­вен­ная Лич­ность. Три Аб­со­лют­ные Лич­но­сти в един­ст­ве Аб­со­лют­ной Лич­но­сти – это за­пре­дель­ная тай­на, не вме­щаю­щая­ся в зем­ной ра­зум, но ле­жа­щая в ос­но­ве че­ло­ве­че­ско­го бы­тия. Ибо человек сотворён по образу и подобию Триипостасного Бога: «И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему» (Быт. 1,26).

Хри­сти­ан­ст­во от­кры­ло ми­ру, что ис­тин­ное един­ст­во есть трие­дин­ст­во, или по свя­то­оте­че­ской фор­му­ле: Еди­ни­ца рав­на Трои­це. Ка­кой смысл со­дер­жит­ся в этом? Всё, что су­ще­ст­ву­ет, есть, во-пер­вых, еди­ное са­мо по се­бе. Во-вто­рых, оно пред­став­ля­ет из се­бя не­что ин­ди­ви­ду­аль­ное и со­дер­жа­щее в се­бе мно­го­об­ра­зие ка­честв. И, в-треть­их, оно име­ет в се­бе связку бытия – си­лу сце­п­ле­ния раз­лич­ных свойств в ин­ди­ви­ду­аль­ное един­ст­во и си­лу со­еди­не­ния этой ин­ди­ви­ду­аль­но­сти с дру­ги­ми и с об­щим. Та­ким об­ра­зом, без трёх на­чал – един­ст­ва, мно­же­ст­вен­но­сти, свя­зи – ни­что не мо­жет быть, ни­что не спо­соб­но су­ще­ст­во­вать. Бытийность всего тем выше, чем сильнее проявлены эти ос­но­во­по­ла­гаю­щие на­ча­ла бы­тия,которые конституируются свой­ст­вами ипо­ста­сей Святой Трои­цы.

Итак, ка­ж­дое яв­ле­ние, по­сколь­ку оно есть как та­ко­вое, есть определённое един­ст­во, са­мо­то­ж­де­ст­во. Оно име­ет от ипо­ста­си От­ца само бытие и то, что позво­ля­ет ему быть индивидуальной неповторимой сущностью. Бог Отец определяет точку в бытии, которая не принадлежит и не может принадлежать ничему другому, и без которой бытие неполно. В лич­но­сти как вен­це тво­ре­ния ипо­стась от­цов­ст­ва от­ра­же­на в без­на­чаль­ном на­ча­ле лич­но­сти – веч­ной ин­ди­ви­ду­аль­ной ду­ше, лич­ном ду­хе. От ипо­ста­си Сы­на лич­ность име­ет ин­ди­ви­ду­аль­ность – не­по­вто­ри­мое бы­тие, со­дер­жа­щее бо­га­тое мно­го­об­ра­зие ка­честв и со­стоя­ний. От ипо­ста­си Ду­ха лич­ность несёт в се­бе си­лу еди­не­ния соб­ст­вен­но­го со­дер­жа­ния и си­лу вос­со­еди­не­ния с об­ще­ми­ро­вым и об­ще­че­ло­ве­че­ским. Выс­шим про­яв­ле­ни­ем этой си­лы ду­ха есть лю­бовь. Пол­но­цен­ная че­ло­ве­че­ская лич­ность есть пре­ж­де все­го пре­дель­но вы­ра­жен­ное и не­на­ру­ши­мое един­ст­во во­ли, соз­на­ния, чувств, при­род­ных свойств (от От­ца). За­тем это яр­кая ин­ди­ви­ду­аль­ность, имею­щая неповторимое мно­го­об­раз­ное внут­рен­нее со­дер­жа­ние (от Сы­на). И лич­ность – это гар­мо­нич­ное со­еди­не­ние мно­же­ст­ва раз­лич­ных ка­честв в ин­ди­ви­ду­аль­ном об­ли­ке – «Святой Дух создаёт единство личности» (св. Максим Исповедник). Подлинная лич­ность из­лу­ча­ет дух люб­ви и уча­стия, со­стра­да­ния к дру­гим, си­лу гар­мо­нич­но­го еди­не­ния всех лич­но­стей (от Ду­ха). Та­ким об­ра­зом, лич­ность есть во­ипо­ста­зи­ро­ван­ная сущ­ность. Раз­ру­ше­ние трии­по­стас­но­го стерж­ня лич­но­сти ведёт к её де­гра­да­ции. Без любой из ипостасных доминант личность не может существовать, без ипостасного единства нет личности.

Трии­по­стас­ная сущ­ность Твор­ца яв­ля­ет­ся не толь­ко ос­но­вой, но и твор­че­ским це­ле­по­ла­га­ни­ем для че­ло­ве­че­ской лич­но­сти. «Че­ло­ве­че­ские лич­но­сти или ипо­ста­си разъ­е­ди­не­ны и не су­ще­ст­ву­ют од­на в дру­гой. В Святой Трои­це, на­обо­рот, Ипо­ста­си на­хо­дят­ся од­на в дру­гой…  Ли­ца со­еди­ня­ют­ся, не сли­ва­ясь, но со­во­куп­но друг с дру­гом со­пре­бы­вая и друг дру­га про­ни­кая без вся­ко­го сме­ше­ния и слия­ния, и так, что не су­ще­ст­ву­ют один вне дру­го­го или не раз­де­ля­ют­ся в сущ­но­сти… Ка­ж­дая Ипо­стась еди­на есть с дру­гой, не ме­нее, как с са­мой со­бой» (св. Ио­анн Да­ма­скин). «Де­ло лич­но­стей че­ло­ве­че­ских раз­лич­но, де­ло же Лиц Бо­же­ст­вен­ных не раз­лич­но, ибо “Три”, имея од­ну при­ро­ду, име­ют и од­ну во­лю, од­ну си­лу, од­но дей­ст­вие» (Вл. Н. Лос­ский).

Итак, че­ло­век – по об­ра­зу и по­до­бию Трии­по­стас­но­го Бо­га, личность в человеке прорастает в трёх ипостасных измерениях. Личность – это воипостазированная человеческая индивидуальность, ипостасный центр человеческого бытия. От Бога-Отца человек наделён модусом бытия, самотождеством Я. Ипостасность Сына выделяет индивидуальность, самобытность личности и наделяет её многообразием свойств и состояний. В Духе человек становится вполне человеком, обретая духовное единство в себе и соборное воссоединение с человечеством. Бог-Отец – вда­ли от нас, Он транс­цен­ден­тен ми­ру, ино­ми­рен, но яв­ля­ет­ся ос­но­ва­ни­ем ми­ро­зда­ния, ос­но­вой нашего бы­тия. Бог-Сын – ря­дом с на­ми, это Бог близ­кий, под­дер­жи­ваю­щий нас Сво­им при­сут­ст­ви­ем. Бог-Дух – в нас, внут­ри на­ше­го су­ще­ст­ва, на­пол­ня­ет и жи­во­тво­рит на­шу сущ­ность. Трии­по­стас­ная сущ­ность лич­но­сти ска­зы­ва­ет­ся и в со­бор­но­сти её при­ро­ды. Че­ло­ве­че­ское еди­не­ние по об­ра­зу еди­не­ния Свя­той Трои­цы – ко­гда че­ло­век со­еди­ня­ет в се­бе дру­гих, и ко­гда че­ло­ве­че­ская об­щи­на объ­е­ди­ня­ет всех. Вне со­бор­но­го че­ло­ве­че­ст­ва че­ло­век пе­ре­ста­ет быть че­ло­ве­ком.

Пер­со­на­ли­стич­ность хри­сти­ан­ст­ва вы­ра­жа­ет­ся и в ос­нов­ном фак­те хри­сти­ан­ско­го бла­го­вес­тия – Бо­го­во­пло­ще­нии. При­ня­тие Бо­гом ми­ро­вой пло­ти ука­зы­ва­ет на то, что цель тво­ре­ния – со­еди­не­ние Бо­же­ст­вен­но­го и мир­ско­го, ду­ха и пло­ти, не­ба и зем­ли, веч­но­сти и вре­мен­но­сти. Мир – аре­на Бо­же­ст­вен­но­го тво­ре­ния, пре­об­ра­же­ния бы­тия. Бо­го­во­пло­ще­ние ут­вер­жда­ет са­мо­цен­ность мир­ско­го бы­тия и зем­ной жиз­ни. Но по­че­му Бог во­пло­тил­ся в че­ло­ве­ке? Во­пло­ще­ние Бо­го­че­ло­ве­ка рас­кры­ва­ет Лич­ную при­ро­ду Бо­же­ст­ва и ут­вер­жда­ет бо­же­ст­вен­ность че­ло­ве­че­ской лич­но­сти: «Ка­ким об­ра­зом мог бы че­ло­век при­бли­зить­ся к Бо­гу, ес­ли бы Бог не при­бли­зил­ся к че­ло­ве­ку?.. Сын Бо­жий ста­но­вит­ся сы­ном че­ло­ве­че­ским, что­бы сын че­ло­ве­че­ский стал сы­ном Бо­жи­им» (Ири­ней Ли­он­ский). По свя­то­оте­че­ским вы­ра­же­ни­ям: Бог стал че­ло­ве­ком, что­бы че­ло­век стал Бо­гом, Бог во­пло­тил­ся, что­бы че­ло­век обо­жил­ся. В Бо­го­че­ло­ве­ке Бо­же­ст­вен­ная и че­ло­ве­че­ская при­ро­да со­еди­не­на – не­сли­ян­но и не­раз­дель­но. И Бо­же­ст­вен­ное, и че­ло­ве­че­ское, ос­та­ва­ясь са­мими со­бой и не из­ме­няя сво­ей сущ­но­сти (не­сли­ян­но), со­еди­ня­ют­ся в не­раз­рыв­ное един­ст­во (не­раз­дель­но).

Бо­го­че­ло­веч­ность Ии­су­са Хри­ста ут­вер­жда­ет в бы­тии те ис­ти­ны, ко­то­рые от­кры­ва­лись и дох­ри­сти­ан­ско­му че­ло­ве­че­ст­ву (в иу­да­из­ме, на­при­мер): что че­ло­век – об­раз и по­до­бие Бо­жие, ве­нец тво­ре­ния, цель тво­ре­ния Бо­жия. Но Хри­стос бла­го­ве­ст­ву­ет но­вую ис­ти­ну: Бог в че­ло­ве­ке и с че­ло­ве­ком здесь на зем­ле. Че­ло­ве­че­ская ду­ша есть сре­до­то­чие, серд­це­ви­на бы­тия – Цар­ст­во Бо­жие внут­ри вас. Всё раз­ре­ша­ет­ся не вовне, а в ду­ше че­ло­ве­че­ской, ко­то­рая со­еди­ня­ет и не­бо и зе­млю, и дух и плоть, и Бо­же­ст­вен­ное и че­ло­ве­че­ское. Эту еван­гель­скую ис­ти­ну вы­ра­зил Ф.М. Дос­то­ев­ский: «Тут дья­вол с Бо­гом бо­рет­ся, и по­ле бит­вы – серд­ца лю­дей!»

Какой смысл вкла­ды­ва­ет­ся в че­ло­ве­че­ское ес­те­ст­во тем, что во­пло­ща­ет­ся в че­ло­ве­ке Вто­рая Ипо­стась Бо­же­ст­вен­ной Трои­цы? Сын, Ло­гос, Сло­во – есть сло­ва Бо­га-Твор­ца, уни­вер­сум бо­же­ст­вен­ных за­мы­слов о бы­тии в целом и ка­ж­дой в нём ин­ди­ви­ду­аль­но­сти. Ло­гос со­дер­жит в се­бе ло­го­сы ве­щей и су­ществ, как се­ме­на ми­ро­во­го бы­тия. Бог-Сын, Сло­во Бо­жие не­сёт в се­бе уни­вер­сум пер­со­ни­фи­ци­ро­ван­ных сущ­но­стей, по­ро­ж­дён­ных Бо­гом веч­ных лич­ных ду­хов, ду­хов­ных мо­над. В Ло­го­се со­б­ра­ны все яв­ле­ния и су­ще­ст­ва, как за­дан­но­сти, мыс­ли Бо­жии о ка­ж­дой сущ­но­сти, и как име­но­ва­ние со­твор­ца Бо­жие­го – че­ло­ве­ка – о ка­ж­дом яв­ле­нии. «Ло­гос со­дер­жит в Се­бе всё, все ло­го­сы(идеи). Он – Пер­во­че­ло­век, Не­бес­ный Че­ло­век, че­ло­век Бо­га, по об­ра­зу Че­ло­век. Он – но­си­тель и ис­пол­ни­тель все­го Бо­же­ст­вен­но­го пла­на» (Ори­ген). «Че­ло­век есть об­раз Ло­го­са» (Кли­мент Алек­сан­д­рий­ский). «Сло­во во­че­ло­ве­чи­ва­ет­ся в по­след­ние вре­ме­на, что­бы со­еди­нить ко­нец с на­ча­лом, то есть че­ло­ве­ка с Бо­гом» (Ири­ней Ли­он­ский).

Лич­ность как ин­ди­ви­ду­аль­ная са­мо­дос­та­точ­ная жизнь ис­хо­дит из Ло­го­са и пред­сто­ит не­по­сред­ст­вен­но пе­ред Бо­гом-Сы­ном. По­это­му во­пло­ща­ет­ся Лич­ность Сы­на, а не От­ца и Ду­ха. И по­то­му Бог во­пло­тил­ся в че­ло­ве­че­ской лич­но­сти. Бо­же­ст­вен­ная Лич­ность нис­хо­дит к лич­но­сти че­ло­ве­че­ской и со­об­ща­ет ей бла­гую весть о бо­же­ст­вен­ном дос­то­ин­ст­ве и не­бес­ном при­зва­нии че­ло­ве­ка. Че­рез Сы­на Тво­рец на­хо­дит ис­пол­не­ние Сво­ему твор­че­ско­му за­мыс­лу, вно­сит в не­дра ми­ра твор­че­ское лич­но­ст­ное на­ча­ло.

Та­ким об­ра­зом, от­кро­ве­ние Бо­же­ст­вен­ной Трои­цы и во­пло­ще­ние Бо­же­ст­вен­ной Лич­но­сти в че­ло­ве­ке ут­вер­ди­ли аб­со­лют­ность лич­но­ст­но­го на­ча­ла в бы­тии: «Личность – это дарохранительница богоподобия человека» (Ф.А. Степун). Вечные человеческие души являются точками вхождения в мир Божественной энергии миротворения. Эти духовные монады могут произвольно самозакупориться, могут своевольно исказить миротворящий импульс и свою природу, но они не могут перестать быть. Ибо божественное начало в человеке неуничтожимо чисто мирскими средствами. Ничто в мире и даже человек не способны уничтожить то, что создано непосредственно Творцом.

От­ны­не ума­ле­ние Бо­га не­из­беж­но ведёт к уни­же­нию че­ло­ве­ка, по­это­му ате­изм и богоборчество являются са­мыми че­ло­ве­ко­уни­чи­жаю­щими и че­ло­ве­ко­не­на­ви­ст­ни­че­скими ми­ро­воз­зре­ниями. Ума­ле­ние же дос­то­ин­ст­ва че­ло­ве­че­ской лич­но­сти при­во­дит к при­ни­же­нию дос­то­ин­ст­ва Бо­га. Ан­ти­пер­со­на­ли­сти­че­ская ус­та­нов­ка в конечном итоге при­во­дит к от­ри­ца­нию Бо­га.

ВВЕДЕНИЕ К СЕРИИ "МИССИЯ РОССИИ"

Каковы историческая судьба и будущее русского народа, который сохранился на грани выживания в невиданно суровых природно-климатических и геополитических условиях, при этом освоил безбрежные просторы, построил огромное многонациональное государство, создал высокую цивилизацию и великую культуру? Беспрецедентные исторические деяния говорят об уникальном национальном характере и о великой миссии русского народа. Русская история, культура и цивилизация – уникальное явление национального духа, преодолевающего и преобразующего сопротивление мировой материи. Культурные и исторические достижения русского духа достаточно известны. Необходимо рассмотреть коллизии в русской истории, приведшие к катастрофе ХХ века, а также ответный творческий национальный акт, побеждающий агрессию и распад, открывающий новые исторические перспективы народу и государству. Всё это актуально и поныне, ибо многие явления современности укоренены в далёком прошлом. Без осознания прошлого нация не имеет будущего.

«История в некотором смысле есть священная книга народов: главная, необходимая; зерцало их бытия и деятельности; скрижаль откровений и правил; завет предков потомству; дополнение, изъяснение настоящего и пример будущего».

Н.М. Карамзин

«Нам знакомо одно лишь насущное видимо-текущее, да и то понаглядке, а концы и начала – это всё ещё пока для человека фантастическое».

Ф.М. Достоевский

«Судьбы народа сокрыты в его истории. Она таит в себе не только его прошлое, но и его будущее; она являет собою его духовное естество: и его силу, и его дар, и его задание, и его призвание. История народа есть молчаливый глагол его духа; таинственная запись его судеб; пророческое знание грядущего».

                                                               И.А. Ильин

Об уникальности русского национального духа свидетельствуют очевидные и вместе с тем исключительные факты. Никогда не создавалась высокая цивилизация в столь агрессивной природно-климатической и геополитической среде на огромных пространствах; русский народ самосохранился на грани выживания и создал величайшее многонациональное государство и великую культуру. Поэтому русский характер, русские формы жизни отличаются от западных – органичное там (как хорошее, так и дурное) было неорганичным для России. К трагической истории мы приговорены объективными условиями и обстоятельствами жизни, достижения наши выражают наш национальный гений. Из всех исторических испытаний русский народ выходил окрепшим. Что подвигало народ на беспримерные свершения и проявление уникальных качеств?

Русский народ выживал в суровом климате. В России самая низкая среднегодовая температура; самая большая разность дневной и ночной, а также летней и зимней температур: годовой перепад в Центральной России достигает 60 градусов, в то время как в Западной Европе – редко 30 градусов. Европа прикрыта от жестоких ветров Арктики горами Скандинавии, её климат смягчается тёплым океанским течением Гольфстрим, благодаря которому зимняя температура выше нуля, в январе–феврале почти не бывает заморозков. В России весна наступает в марте–апреле, холодный северный ветер часто возвращает зимнюю стужу, а заморозки нередки и в начале лета. Западная Европа является единственным тёплым регионом, расположенным близко к Северному полюсу. Нулевая изотерма января – линия средней температуры месяца – проходит по югу Скандинавии, затем спускается по Средней Германии до севера Италии, идёт на Восток по северу Греции, пересекает Крым и Сочи. То есть на севере Европы погода в январе такая же, как на Европейском юге России. В Англии, Западной Франции, Испании, Португалии, Италии – в январе до +10 градусов. Когда в Западной Европе случается раз в двадцать лет кратковременное похолодание до -10 градусов, это приводит к дезорганизации жизни. В то время как в Центральной России таковой является средняя температура января. «Природа нашей страны при видимой простоте и однообразии отличается недостатком устойчивости: её сравнительно легко вывести из равновесия» (В.О. Ключевский).

В России «континентальный климат – суровый, сухой, интенсивно подверженный колебаниям. Огромная равнина не защищена ни с севера, ни с востока, и русский норд-ост проносится над всей страной до самого Чёрного моря и Кавказа. Высокие Карпаты отделяют страну от тёплого юго-запада, и мягкое дыхание Гольфстрима слегка ощущается близ Мурманска. И, быть может, на Балтийском побережье… Чем дальше на восток и север, тем чётче падает холодная изотерма января… Однако тело и душу изнуряют не столько сами изотермы, сколько крайности в перепадах температуры, требующие от человеческого организма серьёзной перестройки. Изотерма -10 означает в России возможность того, что неделями термометр показывает ниже -30… Расположенная в центре страны Московская область знает годы, когда зима устанавливается с началом октября и снег ложится на землю прочным снежным покровом; но бывают годы, когда сильные утренние заморозки уничтожают цветущие сады либо буйная метель пытается наверстать упущенное за зиму в конце мая. В целом климат России сплошь и рядом не балует. Приходится считаться с пяти-шестимесячной снежной зимой, которая вдруг соблазнительно может быть прервана многодневной оттепелью, чтобы затем снова смениться беспрерывно бушующей пяти-шестидневной метелью и погрести под снежными сугробами целые деревни… В конце марта – в разгаре таяние снегов. Следом начинается интенсивное половодье: реки выходят из берегов… дороги становятся непроезжими… За короткой и всегда чуть неустойчивой весной (апрель – май) следует трёхмесячное лето с его континентальным зноем, сильными грозами, часто с опустошительным градом, иногда с разорительной засухой и с каким-нибудь одним-единственным урожаем (сена, зерна, овощей или фруктов). Ранний мороз бывает зачастую уже в конце августа, как посланец близкой осени, которая влечёт за собой в страну в течение двух месяцев (сентябрь, октябрь) по большей части облачное небо, холодные ночи и бесконечные дожди, пока, наконец, мороз и снег не принесут благое избавление усталой и промокшей земле. Русской равнине неизвестны климатические оазисы типа Каринтии в Западной Европе: ветры и бури бушуют повсюду, и вся страна предстаёт как бы жертвой сурового климата, как бы игрушкой капризов погоды. Пять-шесть месяцев в году народ ведёт напряжённые, подчас истощающие все силы сельскохозяйственные работы, вымаливая у небес и погоды хоть одну тёплую недельку для продления вегетативного периода без полной уверенности, что будет обеспечен в долгое осенне-зимнее и зимне-весеннее время: ведь град и засуха всегда знаменуют для него настоящую катастрофу» (И.А. Ильин).

Слой вечной мерзлоты занимает около 50% территории России. С учётом засушливых степей и пустынь юга России и Средней Азии очевидна большая разница в плодородии европейских и российских земель. Только треть российских территорий пригодна для жилья и эффективного использования, но и эти земли холоднее других стран. «Главная компонента, резко осложняющая и ухудшающая условия для земледелия, – это весенние и осенние заморозки, а также переменчивый характер летнего сезона. Ведь в большинстве районов Нечерноземья практически не бывает “благорастворенной” погоды “западноевропейского типа”, ведущей к непременному урожаю. Лето здесь то холодно-дождливое (и тогда всё плохо растёт), то жаркое и засушливое (что также влечёт за собой неурожай). В более южных районах постоянно присутствует угроза засухи или недостаточной влажности (исключением является Северный Кавказ)» (Л.В. Милов). В Центральной России в среднем раз в 9–10 лет был неурожай и голод. Только 5% сельскохозяйственных земель России сравнимы по урожайности с землями США. Суровый климат Среднерусской равнины позволял заниматься сельскохозяйственными работами 4–5 месяцев в году, в то время как в Европе – 8–12 месяцев. Короткий рабочий сезон в земледелии и заготовке кормов, а также низкая плодородность большинства русских почв ограничивали развитие земледелия и удорожали его продукцию. Непомерные трудовые затраты сокращали доходность производства.

В России из-за долгой и холодной зимы отопительный сезон на юге длится до шести месяцев в году, на севере – практически круглый год, в то время как в западных странах – 3-4 месяца в году. Холодный климат требует от людей гораздо больших затрат на одежду, питание, строительство, утепление и обогрев жилья и производственных помещений, в то время как в западных странах многое находится под открытым небом. Из-за промерзания грунта в Центральной России фундаменты для домов делаются более двух метров глубиной, в то время как в Англии и Германии дома до трёх этажей строятся без фундамента. Коммуникации в России зарываются глубоко в землю, в Европе – близ поверхности земли. Одноэтажный дом в России весит столько же, сколько трёхэтажный – в Англии, поэтому наше строительство раза в три дороже. Из-за холодных зим и резких перепадов температуры в России быстрее разрушаются дорожные покрытия и строения.

На это обычно возражают, что в Канаде и в Скандинавских странах не менее суровый климат. Но Североамериканский континент значительно меньше Евразийского, поэтому там нет территорий с резко континентальным климатом. Более 90% населения и промышленности Канады сосредоточено южнее широты Москвы, а канадский юг находится на широте Сочи. Если средняя годовая температура в Москве +3,8 градусов, в Ленинграде +4,3 градусов, то в Ванкувере +9,8 градусов (как в Вене, Одессе, Софии), в Монреале +6,7 градусов (как в Варшаве). На широте Москвы в Канаде расположены только посёлки добытчиков ископаемых, с вахтовым методом работы.

В Канаде выращиваются соя и кукуруза, произрастающие только на юге России. Территория Северной Европы защищена от северных ветров горами, климат Скандинавских стран делает умеренным тёплое океанское течение Гольфстрим. Среднегодовая температура в России -5,5 градусов, в Финляндии +1,5 градусов. При этом большинство населения Норвегии, Швеции, Финляндии живёт на юге страны, где средняя температура января выше нуля, Русский Север заселён гораздо плотнее.

Русский народ боролся за своё существование в сложнейших географических условиях. На территории России плодородные земли разбросаны небольшими анклавами достаточно далеко друг от друга и от торговых путей. Залежи природных ископаемых разбросаны на огромных территориях: месторождения железной руды находятся далеко от каменного угля, который необходим для выплавки металла. Большинство природных ресурсов находится на территориях с холодным климатом, в труднодоступных местах, в нескольких тысячах километров от портов и мировых рынков, в то время как нигде в мире эти расстояния не превышают тысячи километров. В России веками отсутствовал выход к незамерзающим морям – основным мировым торговым путям. Транспортировка сырья через огромные, труднопреодолимые пространства резко увеличивает его стоимость. География страны требовала от народа хозяйственного освоения огромных территорий, связь между которыми и жизнь на которых были требовали государственной централизации. У нас для выживания одного и того же количества людей необходимо осваивать несравнимо большие территории, чем в Европе. Поэтому уже при Ярославе Мудром территория Руси была больше всей Западной Европы. При этом дороги и все виды связи на этом пространстве могло обеспечить только сильное государство.

В результате сочетания климатических и географических условий всё, что производилось в России во все века, было наиболее энергоёмким в мире – с наибольшей себестоимостью и наименьшей рентабельностью, ибо одна и та же работа в наших условиях требует больших затрат, чем в других странах. Поэтому большинство видов народного хозяйства в России приговорено быть нерентабельными и экстенсивными. Российскую цивилизацию следует рассматривать «как общество с минимальным объёмом совокупного прибавочного продукта… Даже краткое знакомство с особенностями климатических и почвенных условий Европейской части должно содействовать реальному восприятию того факта, что в исторических судьбах и Древнерусского государства, и Северо-Восточной Руси, и Руси Московской, не говоря уже о Российской империи, наш климат и наши почвы сыграли далеко не позитивную роль. История народов России, населяющих Русскую равнину, – это многовековая борьба за выживание» (Л.В. Милов).

Русский народ изначально существовал в угрожающих геополитических условиях. «С первых же веков своего существования русский народ оказался на отовсюду открытой и лишь условно делимой равнине. Ограждающих рубежей не было; был издревле великий “проходной двор”, через который валили “переселяющиеся” народы, – с востока и юго-востока на запад… Возникая и слагаясь, Россия не могла опереться ни на какие естественные границы. Надо было или гибнуть под вечными набегами то мелких, то крупных хищных племён, или давать им отпор, замирять равнину оружием и осваивать её. Это длилось веками; и только враги России могут изображать это дело так, будто агрессия шла со стороны самого русского народа, тогда как “бедные” печенеги, половцы, хазары, татары (ордынские, казанские и крымские), черемисы, чуваши, черкесы и кабардинцы – “стонали под гнётом русского империализма” и “боролись за свою свободу”… Россия была издревле организмом, вечно вынужденным к самообороне… История России подобна истории осаждённой крепости. И среди “осаждающих” её народов редко бывал один, обычно два или три, но бывало и пять, девять, а с Наполеоном пришли целых двенадцать» (И.А. Ильин).

Ещё с начала первого тысячелетия нашей эры «главная масса пришельцев шла через просторы нынешней России; то были готы, гунны, мадьяры и, наконец, западные славяне. Так арена русской истории, зажатая между Европой и Азией, стала проходным двором для переселения народов, подлинной “ареной” вечных кочевников или тех, кто не успел обрести оседлости… Восточные славяне вынуждены были, таким образом, обустраиваться на проходном дворе предыстории и истории, прямо на пути великого переселения народов, и служить оборонительным форпостом западноевропейской культуры, от которой они ничего не унаследовали, однако и в дальнейшем, в течение веков почти ничего не приобрели. Об этом форпосте Западная Европа очень мало знала, никак его не признавала и ничем не поддерживала. Исторически это была весьма важная, но неблагодарная роль: обороняться без поддержки, рассчитывать только на свои силы, жить на открытой равнине, созидать и в любой момент ждать опасности нового вторжения и нападения. И это в то время, когда в глубинах Азии нарастало новое монголо-татарское скопище и чудовищное брюхо степей не могло ни переварить эти воинственные орды, ни выплюнуть. Так складывались предопределение и судьба восточных славян: быть срединным народом между Европой и Азией, сдерживать натиск азиатских кочевников, переносить крайности, их господство, не утрачивая при этом себя и не изменяя своей идее, вытравливать чужеродное и впитывать его, чтобы спасти, таким образом, себя и европейскую культуру от новых гуннов, чтобы воспрянуть, наконец, ото сна и приняться за ткань новой, своей, скорее византийской, чем с римским налётом, культуры и тем самым создать вдохновенную, по-древнегречески волнующую христианскую восточнославянскую цивилизацию» (И.А. Ильин).

В те века, когда русский народ оборонялся с востока и юга, началась экспансия из Западной Европы. «В результате в России создалась совершенно особая ситуация: расположенная на незащищенной равнине, она была со всех сторон зажата, изолирована и осаждаема – на востоке, юго-востоке, западе и северо-западе, и только в зимнюю спячку нордические народности Приполярья давали русским некоторый передых на севере и северо-востоке… Это было похоже на “континентальную блокаду”: кочевники – с востока и юго-востока; татарское ханство в Крыму, позже поощряемое турецким султаном из Константинополя, – с юга; австрийцы и поляки – с запада; Тевтонский орден – с северо-запада; датчане и шведы – с северо-запада. Русская история развивалась так, что для неё не было никакого выбора: или надо было сражаться, или быть уничтоженными; вести войну или превратиться в рабов и исчезнуть» (И.А. Ильин).

Историк Сергей Соловьев подсчитал, что с 800 по 1237 годы русские были вынуждены отражать военные нападения примерно раз в четыре года. Хотя это был период относительного спокойствия и безопасности, ибо Западная Европа ещё не была готова к войнам на Русском Востоке. После кровавого, опустошительного монгольского нашествия в последующие двести лет Русь отражала вторжения в среднем раз в год. Начиная с Куликовской битвы и до конца XIX века Россия была вынуждена воевать в среднем два года из трёх лет. Историк Борис Никольский обобщает причины этих бесчисленных войн: «До середины XVIII века, пока Россия не вмешивалась в дела Европы (т.е. примерно до Семилетней войны), все русские войны носили характер защиты собственных интересов, разумно и бережно охраняемых. Войн “династических”, “религиозных” или просто от избытка воинственного пыла и стремления господствовать над соседями Россия не знала. Со времени нашествия татар и до Петра Великого России приходилось к тому же думать только об обороне, а когда позже, при Петре, она твердой ногой встала на северо-западе, а на юге достигла Чёрного моря, это было не что иное, как борьба за ворота, за выход из собственного дома и двора».

«Так развёртывалась в целом русская история – как история обороны, борьбы и жертв», – итожит Иван Ильин. Русские выстояли и сохранились в гибельных условиях. Но какой ценой? Бесконечные нашествия с запада, юга и востока разрушали дотла русские города, разоряли культуру, истребляли и калечили лучшую часть населения, наполняли русскими людьми средиземноморские рынки работорговли. Неисчислимые потери компенсировались невероятной духовной стойкостью русского человека: «Господь терпел и нам велел». Самозащита в этих условиях требовала сильного государства, расширения территорий – присоединения южных степей, бывших источником набегов кочевников. Вместе с тем вытянутость страны по широте, а также сложнейший рельеф границ создавали новые трудности для защиты и неблагоприятные условия для хозяйствования. Получая гораздо меньший прибавочный продукт, русский труженик вынужден был отчуждать гораздо больше, чем в Европе, на государственную защиту.

Выжить в таких условиях позволили наделённые Творцом и природой качества народа, а также компенсаторные механизмы в общественно-политической жизни и в национальном характере. Хозяйственные, общественные и государственные традиции в России не похожи на западные не потому, что отсталые, азиатские, рабские, – они позволили самосохраняться в суровейшем «углу» планеты. Многие века уровень урожайности в сельском хозяйстве (основной хозяйственной отрасли страны) был несоизмерим с затратами труда. При сверхнапряженном и угрожающе зыбком образе жизни крестьяне проявляли максимальную осторожность ко всякой новизне в земледельческих технологиях и были привержены к проверенным стародавним традициям. Поэтому «живучесть архаичных приёмов земледелия была связана не с воображаемой культурной отсталостью крестьян, а с острой жизненной необходимостью» (Л.В. Милов). Семьи русских крестьян веками существовали на грани выживания: малая урожайности земель, летние заморозки в средней полосе и засухи в черноземье, частые набеги кочевников – несли смертельную угрозу, ибо продовольствия едва хватало, чтобы прожить от урожая до урожая. Крестьянская община была не только официальным социальным институтом, но и набором приёмов в борьбе за совместное выживание.

Так, например, феномен «кусотничества» существовал ещё и в XIX веке. Наибольшим жизненным напряжениям и опасностям подвергались прежде всего молодые семьи, в которых два работника должны были содержать детей и престарелых родителей. Поэтому, когда в доме заканчивалась еда, младшие, затем старшие дети, затем старики одевали торбы (тряпичные мешки), и в каждом доме с ними должны были поделиться куском хлеба, если даже это был последний хлеб. Отказ был невозможен, ибо это означало стать изгоем в общине. Если семья не успевала убрать урожай, или теряла жильё от пожара, на помощь выходила вся община, – это означало, что и потерпевшие призваны при случае выйти на помощь другим…

Современные историки, подвергая сравнительному изучению сельскохозяйственный уклад России и Европы обнаружили, что у русских крестьян значительно больший набор хозяйственного инвентаря и приёмов. Оказалось, что чем суровее условия жизни, тем большего количества средств борьбы за существование требуется. Так, например, в Европе не было обнаружено знаменитое русское коромысло, – известно насколько это удобный предмет для несения женщиной двух полных вёдер воды. Но почему у нас воду носят женщины, в то время как в Европе это делают мужчины? Да потому, что летом мужчины изнурительно трудятся в поле, а все заботы по дому падают на женщин, которые должны успевать приготовить мужчинам еду и принести им в поле. За отведённые природой две недели на сенокос мужчины трудились практически без сна, немного «расслаблялись» – до четырёх часов сна в посевную и при сборе урожая, на которые времени природой отведено намного меньше, чем для европейского крестьянина.

Поэтому «ретроградство» и жёсткость форм русской жизни обусловлены не наклонностями народа, а объективными условиями борьбы за существование: «В этих условиях единственным рентабельным трудом в земледелии в течение многих столетий был крепостной (почти рабский) труд русских крестьян… Крепостное право в России было не результатом жадности и жестокости царя и помещиков, а своеобразным, хотя и жестоким, компенсационным механизмом выживания российского социума в целом» (Л.В. Милов). Крепостное право в России распространялось на русские губернии Центральной России, в присоединённых окраинах оно не вводилось, в том числе и из-за благоприятных условий для сельского хозяйства. Русский народ нёс основное бремя обеспечения и защиты государства. С. М. Соловьев видел в крепостном праве «вопль отчаяния государства, находящегося в безвыходном экономическом положении». Когда позволили условия, крепостное право было отменено верховной властью в 1861 году. За несколько лет до этого в США рабовладение отменили после кровавой Гражданской войны.

Суровая жизнь требовала большей, чем на Западе, роли государства. Русская государственность – это форма самосохранения народа в тяжелейших условиях существования. Развитие общественных форм сдерживалось не произвольными посягательствами государства, а тяжестью исторической жизни. «Постоянные войны тормозили и ограничивали и свободное развёртывание бытия. Государство постоянно требовало от народа жертвенности, предусматривало и рассчитывало свои возможности, переводило жизнь на запасные рельсы, каждого обязывало к его рабочему месту, на каждого возлагало его бремя, от каждого требовало отдачи» (И.А. Ильин). Жёсткие условия хозяйственной жизни требовали большего, чем в Европе, участия государства в экономике. Самодержавная власть была необходимостью для огромной многонациональной страны: «Русская монархия делала всё, что могла, для защиты внешней и внутренней свободы России и людей России, – если ей это не всегда удавалось, то виною этому были не цари, а цареубийцы… Русское самодержавие было всегда самым верным стражем русского самоуправления, и русское самоуправление – почти всегда, кроме последних десятилетий, – было верной опорой самодержавия» (И.Л. Солоневич). Потребность страны в сильной централизованной власти – объективна, так же как неизбежно во всяком обществе своекорыстное использование власти. Тирания была закономерным соблазном для самодержавного монарха, воля которого не ограничивалась законом и зависела только от господствовавших религиозных и нравственных норм. Это форма наименьшего зла, что доказывается историей: в России только два верховных правителя превратились в тиранов – Иван Грозный и Пётр I, в то время как в Англии и Франции, развитых в правовом отношении, их было множество. На минимизацию необходимой платы человеческим слабостям власти были нацелены русские общественные и государственные формы.

Во имя самосохранения в России приходилось ужесточать некоторые формы общежития: «Такой меры личной свободы, какую имели США и Англия в начале нынешнего столетия, русский народ не будет иметь никогда. Ибо если безопасность США и Англии была гарантирована океанами и проливами, то наша может быть гарантирована только воинской повинностью. Американская свобода, как и американское богатство, определена американской географией – наша свобода и наше богатство ограничены русской географией» (И.Л. Солоневич). Для выживания Россия вынуждена была милитаризировать экономику и содержать большую боеспособную армию. Однако русская армия не была захватнической – с европейскими ей приходилось сталкиваться при нападении на Россию. При этом «учились наши генералы у итальянцев эпохи Возрождения и у поляков эпохи вырождения, у шведов Карла XII и у немцев Фридриха Великого, у Наполеона и у Клаузевица – то есть у опыта всех тех армий, которые были разбиты нашей собственной. Но у нашей собственной – как же было учиться?… Русская армия была самой победоносной армией всей мировой истории – включая в эту историю и Древний Рим» (И.Л. Солоневич).

Борьба за выживание в суровых условиях воспитывала в русском человеке предприимчивость, сообразительность, разносторонний ум и непреклонную волю. За исторически краткий срок русский народ, проявив невиданный динамизм и творческую энергию, цивилизовал огромные пространства – вплоть до Аляски и Русской Калифорнии, территории которых русские цари впоследствии уступили США. Один из примеров русской цивилизационной пассионарности: «В конце восемнадцатого столетия в городе Рыльске Тульской губернии купеческий сын Григорий Шелехов почему-то решил, что развитие Дальнего Востока – его долг. Он явился в Иркутск, построил несколько торговых судов и объявил зоной российских интересов Алеуты, Аляску, Калифорнию, Гавайи, Филиппины и Индонезию. Свой план, за вычетом Филиппин и Индонезии, он выполнил: российский флаг был установлен на всех указанных территориях» (С.Б. Переслегин).

Объективные жизненные циклы приучили народ к чередованию периодов сверхнапряжения и расслабления. Русский мужик был обязан зимой полёживать на печи и мечтать о замене каторжного труда каким-либо чудом (отсюда, а не из-за «русской лени» сказки про Емелю и «по щучьему велению»), иначе летом у него не хватило бы сил для каторжной работы при сне не более четырёх часов в сутки. Маятник сверхмобилизации – демобилизации сказывался и в общенациональном поведении, как механизм выживания при освоении безмерных просторов, защите от бесконечных нашествий и нескончаемых природных бедствиях. Так формировался особый человеческий тип, и так характер народа отразился в облике государства, культуры и цивилизации. Это своеобразие было непонятно для европейцев и трактовалось как «варварство», вызывающее позывы «цивилизовать» русских.

Разноплеменная жизнь в огромной империи была возможна благодаря тому, что русскому государствообразующему народу были свойственны соборность, уживчивость, веротерпимость. Многие народы добровольно входили в Российскую империю, присоединялись территории, не имеющие собственной государственности, и только в некоторых случаях завоевывались земли, которые были источником постоянной угрозы для России. При этом русский народ не уничтожил, не поработил, не перекрестил насильственно ни один народ (что совершенно беспрецедентно на фоне колониальной политики западноевропейских народов, истребивших и поработивших коренное население нескольких материков). Русь защитила христианскую цивилизацию от татаро-монгольского нашествия. Россия никогда не совершала экспансии в Европу, со стороны которой ей веками грозила смертельная опасность. Русские войска были и в Берлине, и в Париже, но только при отражении агрессии. «Цивилизованные» французы в 1812 году взрывали русские храмы или устраивали в них конюшни, жгли Московский Кремль, в то время как русские солдаты вели себя в Париже более чем галантно. Победоносные походы русской армии в Европу не заканчивались присоединением каких-либо земель, что было совершенно не принято на Западе. В отношениях с другими народами русские проявляли беспримерные нравственные качества.

Таким образом, «тот, кто посмотрит на историю России с высоких идейных позиций, увидит картину предельного драматического напряжения: напряжения внешнего – военно-политического, и внутреннего – социального, духовного, нравственного, религиозного… Россия во все эпохи должна была выдерживать своеобразный, только ей свойственный груз жизненных проблем, который требовал от народа сил и способностей, развитие и упрочение которых в высшей степени осложнялось самой историей… Создаётся такое впечатление, что ангел-хранитель России больше всего неукоснительно заботился о закалке народной души путём испытаний и избегал даже намёка на изнеженность её. Кажется, всё было как бы предусмотрено для того, чтобы генетически, изнутри одарить народ талантами, но зато извне создать для него самые тяжкие жизненные условия, какие только можно представить» (И.А. Ильин).

Невиданным грузом жизненных проблем прежде всего объясняется катастрофичность и противоречивость русской истории, амбивалентность русского характера. Русская национальная душа открыта разнообразным влияниям природы, пространств, народов, культур. Иногда испытания превышали силы народа, отчего приходилось защищаться внутренним самоограничением. В невыносимых перегрузках душа народа сжимается и переливается в иные формы, чтобы затем расшириться по новым пространствам и проявиться в новых культурных формах. Но неизменно самодостаточной остаётся духовная основа национальной психеи.

В серии книг «Миссия России» предлагается увидеть историю России как судьбу единого национального духа. Жизнь народа, как и человека, преисполнена ошибок и падений, возрождается раскаянием и очищением, она постольку есть, поскольку утверждает себя вопреки всему враждебному. Мы, хотим этого или нет, сознаём или не сознаём, индивидуально воплощаем общенациональный дух – его историю и судьбу. Поэтому к нам имеют непосредственное отношение и частные религиозные споры XV–XVII веков, и Смутное время, и «реформы» Петра I. Ибо мы как народ – одна семья, единый организм, живущий из века в век единой жизнью. История Родины – не чуждый нам процесс, а наша экзистенциальная судьба, в которой все поколения связаны единством исторической ответственности. Прошлое наших предков в религиозном измерении есть и наше прошлое, ибо мы связаны общей эстафетой смысла жизни, единством общенациональной судьбы. Всё, совершённое в прошлом, становится нашим достоянием, и мы отвечаем за него перед предками, потомками и современниками, перед совестью и Богом. Прошлое не позади, а внутри нас, наша история действует и в настоящем – как основание нашей судьбы и выбора грядущего. Человек, лишённый памяти, перестаёт быть вполне разумным человеком, а народ, лишённый исторической памяти, перестаёт быть народом. Таким образом, понять смысл русской истории означает понять самих себя.

На изломе тысячелетия мы не можем не искать ответа на вопросы: почему история великой страны привела к невиданной катастрофе начала ХХ века? В чём причина трагедии нашего Отечества? Закончилась судьба русского народа или можно уповать на новое возрождение? Это вопросы не теоретико-познавательные, но экзистенциальные. Первопричина современных бедствий в том, что мы как народ духовно пали – отказались от Бога, а значит и смысла жизни. Оказавшись в ХХ веке на дне исторического провала и сохранившись при этом, мы получаем возможность увидеть в прошлом России не только череду заблуждений и пороков, но и образ обновлённой, преображённой России, который русский народ мучительно зарождал в себе, к которому стремился вопреки роковым обстоятельствам и своим грехам. И ныне мы спасёмся, если вспомним, что имеем обязанности не перед прахом, а перед вечностью. Человек – житель небес и посланник Божий в миру, и мы ответственны по высшему счёту за земное устроение. Во имя сегодняшнего самосохранения мы должны осознать исторические корни и призвание нашего народа. Только высокие духовные идеалы смогли воспитать в характере народа редкостные черты, которые позволили выжить и сохранить достоинство в труднейших исторических обстоятельствах. Какие идеалы вели русский народ в строительстве своего исторического дома – великой России? В поисках ответа на этот вопрос необходимо углубиться в историю нашего Отечества, окинуть судьбу народа историософским взглядом.

О необходимости очищения исторической памяти писал Иван Солоневич: «После великой катастрофы мы стоим перед великим возвращением в свой дом, к своему идеалу. Сейчас он загажен и замазан, заклеен лозунгами и заглушен враньём. Но он существует. Нужно очистить его от лозунгов и плакатов, от иностранных переводов и доморощенного вранья, нужно показать его во всей его ясной и светлой простоте. Но не в вымысле “творимой легенды”, а в реальности исторических фактов. Наше будущее мы должны строить исходя из нашего прошлого, а не из наших шпаргалок и программ, утопий и демагогии. Всю политическую работу нашего будущего мы должны начинать совсем с другого конца, чем это делали наши деды и наши отцы, иначе наши дети и внуки придут к тому же, к чему пришли мы: к братским могилам голода и террора, гражданских и мировых войн, к новому периоду первоначального накопления грязи и крови, злобы и ненависти. Нам, прежде всего, нужно знать нашу историю, – а мы её не знали».

Своей жизнью мы вносим собственное слово в священную книгу народов, несём в себе свершившееся, так же как ответственны за выбор будущего. Единство судьбы народа ставит перед новыми поколениями те задачи, которые не были решены поколениями предыдущими. Дурную роковую зависимость от прошлого можно преодолеть творческим разрешением задач настоящего. Мы, современники, призваны ощутить историю своего Отечества как часть своей личной судьбы, способствовать пробуждению исторической памяти, национального сознания и жизненной энергии русского народа-государствообразователя, созидателя тысячелетней русской православной цивилизации. Если же мы уйдем от ответственности, то перекинем эту историческую ношу на плечи наших детей.

В истории действуют роковые силы прошлого, фатальные стихии космоса, исторический хаос и косность. Но вопреки сопротивлению и враждебности исторической материи в ней воплощается творческое самоопределение человека и народа. Отказываясь от богочеловеческого исторического творчества, народ попадает в рабство безличным историческим стихиям либо впадает в произвол и своеволие, творя зло.

Акцентируя внимание на коллизиях национального духа, определяющих историческую жизнь народа, можно выявить основные вехи глубинного духовного самоопределения русского народа: 1) крещение Руси в IX веке; 2) полемика нестяжателей и иосифлян в конце XV – начале XVI века; 3) духовная революция XIX века – русская классическая литература, музыка, живопись, становление органичной русской философии, реформы Александра II; 4) духовное возрождение ХХ века, явленное в православном возрождении, в религиозной философии и богословии (русской неопатристике), художественной литературе, музыке и науке ХХ века, возрождении российской государственности. Результаты внутренних борений в национальной душе сказывались на протяжении веков, влияли на все стороны жизни народа.

В серии книг «Миссия России историософски рассматривается тысячелетняя судьба русского народа как единого национально-государственного организма, имеющего вечную соборную душу и историческое предназначение. В книге описывается Русская идея как трансцендентный национальный идеал, который итожит прожитое и ориентирует народ на исполнение исторического назначения. Глава о русском национальном характере включает выводы русских философов и писателей, авторское обобщение и анализ. Другие главы посвящены основным коллизиям^[1]русской истории. Многие явления современности укоренены в далёком прошлом. Выбор Православия – духовное рождение русского народа. Через Православие русское умозрение укоренено в греческой античности больше, чем западный менталитет. Историческое самоопределение и борения в национальной душе выстраивают его судьбу.

Разорение цветущей Киевской Руси и татаро-монгольское иго не могли не сказаться пагубно на характере молодого народа. Огромное историческое напряжение и непрерывная борьба за выживание отозвались болезненными срывами в народной психее. Первый раскол в национальной душе произошёл на рубеже XV–XVI веков в споре монашеских «партий» – иосифлянства и нестяжательства. Драматические итоги полемики последователей Иосифа Волоцкого и Нила Сорского отозвались и в тирании Грозного, и в Великой Смуте, и в расколе, и в революции Петра I. Тиран Пётр I разрушает внутренне ослабленный традиционный церковный и жизненный уклад, формирует новый правящий слой, оторванный от национальной культуры и ориентированный на «иллюзию русского Запада». «Первородный грех» русского дворянства наследует и усугубляет «орден русской интеллигенции» – авангард революционных потрясений, заразивший национальный организм трихинами духовной болезни – идеоманией. Духовная революция XIX века – это прорыв русской святости и русской гениальности, направленный на преодоление национальной элиты от национальных истоков – православия, преодоление раскола правящего слоя с народом. Явленное русским духовным гением не было услышано современниками, но эти достижения становятся залогом возрождения России сегодня. Революция 1917 года – это духовная контрреволюция, в результате которой России была навязана власть радикальной богоборческой идеологии – коммунистическая идеократия.

Русская национальная катастрофа ХХ века беспрецедентна по масштабам, трагизму, кровавым последствиям, но и по мощи духовного сопротивления мировому злу. ХХ век обнажил те расколы и противостояния в национальном организме, а также те ополчения на русский дух, которые коренятся в предшествующих веках русской истории. Необходимо обнаружить и проанализировать как исторические мотивы апостасии русских образованных слоев, так и сохранение и приумножение в истории спасающих ценностей русской православной цивилизации.

В других книгах серии «Миссия России» рассматриваются формы идейной мании – духовной болезни человека и народа, причины катастрофы России в начале ХХ века. Различные этапы предреволюционной и советской истории оказываются периодами заражения смертельной болезнью и борьбы национального организма за выживание. Анализируется идеократия как власть сообщества идеологических маньяков. Последние десятилетия ХХ века характеризуются агонией идеократии, но ослабленный национальный организм подвержен новым духовным поветриям и заражениям. Ленинизм, коммунизм, социализм, либерал-большевизм, этатизм, шовинизм, а также атеизм, материализм, позитивизм, постмодернизм, глобализм – оказываются формами духовной болезни-выздоровления общества. В начале нового тысячелетия Россия вновь в точке исторического выбора. Трагедия России и духовные борения XX века наделяют трагическим оптимизмом – верой в возрождение нашей многострадальной Родины.

Серия «Миссия России» – не научный трактат, не систематический курс по историософии России, что потребовало бы большего объёма. Некоторые важные вехи в судьбе России только затрагиваются, некоторые оставляются почти без внимания, что не умаляет их значимости. Это скорее заметки по историософии России в традиции русской религиозно-философской и богословской мысли. На всех этапах и во всех событиях русской истории в книге рассматривается прежде всего диалектика русского национального духа: его становление, его борьба со злом и косностью, его поражения и достижения.

---

[1] Коллизия – столкновение противоположных сил, стремлений, интересов в области человеческих отношений.