ИДЕОМАНИЯ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНАЯ
–
Доминанта – господствующая идея всякой идеомании направлена против
христианского персонализма. Все формы идеомании стремятся развенчать Богом
дарованное достоинство человека и низвести его с небес на землю, и далее –
низринуть в ад. То, что при этом абсолютизируется, что провозглашается
наиболее высоким и ценным, чем Божественная и человеческая личность, и есть
конкретное содержание идеологии. Несколько веков интеллектуальной муштры
сделали европейского человека бесчувственным к универсальному смыслу и высшим
ценностям, но прилипчиво чувствительным к частностям и к фантазмам всякого
рода. В лабораториях европейской мысли
– своего рода штудиях интеллектуальной деградации – формировались различные
идеомании, которые русская интеллигенция с энтузиазмом прививала на
отечественной почве. Атеизм – это
идеология отрицания Теоса, Личного Бога, являющегося Творцом мироздания и
наделяющего его смыслом. Материализм
утверждает материю в качестве субстанции всей действительности – не только
материальной, но душевной и духовной. Это учение отрицает духовное бытие,
профанирует всё высшее, небесное. Вечный дух и объективный смысл бытия
отринуты, хаотическая же материя наделяется статусом единственной реальности.
Материализм разлагает личность разнузданием плотских инстинктов. Идеализм (от др.-греч.
идея), напротив, сводит
многообразие действительности к идее, а материю рассматривает как форму
проявления идеи. Идеализм является примером того, как крайняя степень
абсолютизации даже высших идеалов ведёт к искажению реальности. Всё частичное,
претендующее на полноту, лишается собственных основ и искажает общую
перспективу. В идеализме идеальная сторона бытия подменяет полноту бытия.
Поэтому в нём отвлеченная абстракция ценится выше живого конкретного бытия:
идея истины, красоты, добра, Бога, человека вытесняет восприятие живой
конкретной истины, красоты, добра, Бога, человека. Рационализм (от лат. разум) в качестве основы основ
утверждает рассудок и самодостаточный разум, которые из познавательного средства
превращаются в единственный критерий и последнего судию. Рассудок при этом
отрывается от разума, а разум – от Логоса, всё разумное лишается первозданного
смысла и значения. Рационализм утверждает неограниченную силу человеческого
познания, через которое можно властвовать над всем существующим. Для
рационализма нет неразрешимых проблем, есть только ещё не разрешённые.
Рационализм утверждает неограниченное господство ограниченного разума, против
которого уже невозможно апеллировать ни к какой высшей инстанции.
Гипертрофирование рационального разрушает органичную иерархию ценностей. Эмпиризм (от др.-греч. опыт) утверждает
крайность противоположную: разум сам по себе бессилен, он способен лишь
обрабатывать данные опыта. Чувственный опыт (эмпирия) – единственный источник и критерий знания и жизни.
Эмпирическая методология познания сыграла революционную роль в становлении
науки Нового времени. Но, претендуя на роль единственно верного мировоззрения,
эмпиризм ограничивает сознание. Идеология эмпиризма формирует «научную» картину мира, и этот частный
взгляд вытесняет все другие. Эмпирическая концепция сводит сущность
человеческого бытия к естественно-природным процессам, ибо только они доступны
эмпирическому наблюдению. Онтологические, духовные проблемы оказываются вне
поля зрения эмпиризма, а значит, и вне реальности. Позитивизм (от лат. положительный) – предельная и утончённая форма
эмпиризма – во всех его модификациях, включая постпозитивизм, приходит к
полному отрицанию метафизических основ бытия. Картина мироздания ограничивается
и исчерпывается позитивным –
чувственно данным, фактическим. Метафизические объяснения объявляются
теоретически неосуществимыми и практически бесполезными. Позитивизм называет псевдовопросами те вопросы, ответы на
которые не могут быть проконтролированы, верифицированы – проверены на
истинность путём сопоставления с чувственными данными, непосредственным опытом.
Духовная реальность для позитивизма не только не познаваема, но является фикцией. Вопросы об истине, о Боге и
вечной душе, о личности и её совести, об абсолютных критериях нравственности, о
правах и обязанностях человека перед вечностью – не корректны и являются псевдовопросами.
ИДЕОМАНИЯ ИНТЕЛЕКТУАЛЬНАЯ
– ПОСТМОДЕРНИЗМ – Следующая после позитивизма и неопозитивизма
стадия игрового сознания, синтезирующая, вместе с тем, нирваническую
духовность буддизма. Если позитивизм утверждает, что вопросы об истине, о
вечной душе, о Боге – являются бессмысленными и ложными, то постмодернизм
выстраивает такое сознание, в котором подобные вопросы не могут зародиться. Это
идеология апофеоза общества потребления: «Постмодерн означает торжество
потребительски-функционального отношения к миру. В нём мир теряет свою
устойчивость и сворачивается до одной ускользающей точки взаимодействия между
субъективной волей и объективной средой. В этом сущность так называемого
американизма» (В.В. Малявин). Постмодернизм легализует в качестве нормы
уродства постиндустриального
информационного общества, техногенной цивилизации, в которой «техническая среда превращается в
самодовлеющую, развивающуюся по собственным законам систему, отчего личность
утрачивает связь с публичной жизнью и погружается в безразличие; политика
становится манипулированием информацией и “культурными кодами”; реальное общество
постепенно заслоняет виртуальный “сетевой социум” – анонимная, бесформенная общность, не имеющая территории и скрепляемая
лишь техническими средствами коммуникации» (В.В. Малявин). Вместе с тем,
постмодернистская идеомания зачищает (от слова «зачистка») от смыслов
мировоззрение современного человека, разоружая его перед угрозой экспансии
агрессивно нивелирующего глобализма. Постмодернизм отрицает духовные
реальности, атомизирует жизнь и хаотизирует историю, отвергает всякое
целеполагание, стремится всё многообразие бытия свести к бессмысленному множеству языковых игр: чем произвольнее деятельность, тем она ценнее. В
полемике с просвещенческим культом разума постмодернизм отвергает всякий
разумный подход к реальности. Можно сказать, что постмодернизм додумал до конца
выводы из нирванической метафизики
буддизма: если реальность сводится к бесконечным вспышкам преходящих
элементов, то бессмысленно говорить о каком-либо смысле, цели, нравственности.
С позиций всеобщей изменчивости и случайности девальвируются основные категории
разума: реальность, истина, человек, история, знание, философия, язык.
Отрицаются всякие критерии реальности, иерархии смыслов, в том числе
ассиметричные оппозиционные пары: высокое – низкое, реальное – воображаемое,
субъект – объект, целое – часть, внутреннее – внешнее, поверхность – глубина,
Восток – Запад, мужское – женское…
Вообще растворяются всякие качественные различия. Любое явление есть продукт
времени и случая. Реальность сводится к языковой,
текстовой модели, поддающейся бесконечным изменениям и интерпретациям.
Вопрос об объективной истине бессмысленен, ибо всякая истина представляет собой
лингвистическую, историческую либо социальную конструкцию (дискурс), которая в свою очередь является интерпретацией
предшествующих конструкций. Не существует универсальных критериев различения
истины и не-истины, прекрасного и безобразного, возвышенного и низменного,
добра и зла; поэтому всякие представления об истине, добре, красоте – майеобразны, являются иллюзиями. Человек децентрируется – не является автономным, самосознающим индивидом,
не обладает индивидуальным «я», в душевной жизни культивируется множественность
«я». Лишённый убеждений человек деперсонализируется – в нём стирается личность,
он сводится к машине желаний,
бессознательным импульсам агрессии и насилия (в чём узнаем буддистские дхармы), проявления которых и
устанавливают так называемый человеческий порядок. Отрицается наличие всякого
субъекта действия, место которого занимают разного рода безличные процессы:
потоки желаний и интенсивности, трансагрессия и эротизм, пульсации либидо,
всеразъедающая ирония или отвращение. Смысл человеческого бытия – в растворении
индивидуальности, в экстазе отдавания себя безличному во всех его измерениях –
в нирванизации бытия. «Дерзость постмодернистского непотребства,
рассчитанного на всеобщую потребу, точно определяет меру человеческой
несостоятельности: в нём человек не просто одинок, а вовсе перестаёт ощущать
себя человеком» (В.В. Малявин). История
представляется постмодернизмом как хаос случайных событий, не связанных между
собой и не подчиняющихся какой-либо логике и последовательности. Поэтому
история не имеет никакой цели и завершённости, это – открытое пространство
бесконечных изменений и их интерпретаций. Любая попытка увидеть в истории некое
единство, смысл, систематичность, необходимость, непротиворечивость –
объявляется актом насилия и подавления, но подавления не личности или
индивидуальности, а универсальной плюралистичности, беспорядка, изменчивости. Философии нет, и не может быть в
бесконечном множестве равнозначных текстов. В любом тексте всё, что напоминает
осмысленный образ, что является самотождественным и самодостаточным, –
разлагается фрагментализацией, дроблением, хаотизацией в процессе бесконечной
плюралистической игры, в поисках всё новых оппозиций, противопоставлений,
деталей, нюансов, парадоксов, неорганичных умозаключений. Здесь можно говорить
только о философии бессубъектности и бессмысленности. Язык не является нейтральным посредником между мышлением и
реальностью, реальность никак не отражается в языке. И язык, и реальность
сводятся к тексту, письму; более того, текст, описание и являются единственной
реальностью: карта первичнее территории, телевизор формирует общество. Всеобщая
текстуализация
реальности представляет собой бесконечное множество
повторений-замещений-дополнений по «законам» бессмысленной игры, бытие тотально
забалтывается. Для обессмысливания всякого текста навязывается принцип преднамеренного повествовательного хаоса.
Впрямую признаётся инфернальная
заданность такой установки: «Текст… в
противоположность произведению, мог бы избрать своим девизом слова одержимого
бесами (Евангелие от Марка, 5,9): “Легион имя мне, потому что нас много”. Текст
противостоит произведению своей множественной, бесовской текстурой, что способно повлечь за собой глубокие
перемены в чтении» (Ролан Барт).
ИДЕОМАНИЯ СОЦИАЛЬНАЯ – КОММУНИЗМ – Наиболее тотальная форма социальной
идеологической мании, открыто декларирующая уничтожение всех традиционных форм жизни
вплоть до самоуничтожения – «И как один
умрём в борьбе за это…». Интенция коммунизма – всеопоглощающая воля к
смерти, одержимость небытием. Поэтому – самая радикальная в истории
антихристианская доктрина и сила, и потому наиболее античеловеческая. Термин
«коммунизм» (от лат. communism – общий) декларирует, что идеология должна
быть распространена на всех и на всё, призвана стереть качественные
различия между всеми реалиями: между нациями и сословиями, городом и
деревней, между умственным и физическим трудом, – всем, что создаёт
многообразие жизни. Этот механизм всеобщего
нивелирования именуется новой
жизнью. Полное искоренение религии – основания человеческой культуры
– должно привести к развитию всех
форм культуры. Коммуно-социализм вытравливает национальное самосознание,
стирает национальные различия. «Социализм
обезличивает национальное начало и подъедает национальность в самом корне»
(Ф.М. Достоевский). Окончательное стирание качественного различия
между людьми означает создание нового всесторонне развитого человека. И, наконец, «развитие общества окончательно превратится
в сознательный, планомерно направляемый процесс» (Философская
энциклопедия, статья «Коммунизм»). Этот мировой «прокатный стан» должен привести
к тому, что «будущее коммунистическое
общество будет постоянно изменяющимся, динамично развивающимся
обществом» (Философская энциклопедия, статья «Коммунизм»). Идеалы коммунизма
апофатичны (отрицательны) и эсхатологичны (запредельны) по
отношению ко всему сущему. Коммунизм устремлен не к чему-то конкретному,
но за пределы всякой конкретности – в светлое
будущее, лишённое качественной определённости и представляющее собой
не что иное, как небытие. В
полном объёме коммунизм нигде воплотиться не мог, так как это привело бы к
гибели захваченного общества и самоуничтожению режима. Отличие от социализма –
в радикальности и степени разрушения. Коммунизм возможен только как всплеск
безумного самоистребления, поэтому коммунистическая идеократия сменятся менее
радикальной формой идеологии. Россия была при коммунизме в эпоху военного
коммунизма и при сталинизме 30-40-х годов.
ИДЕОМАНИЯ СОЦИАЛЬНАЯ – СОЦИАЛИЗМ – Идеологическая мания, соблазняющая
иллюзиями социального равенства и
справедливости, фикциями
материального процветания. Чтобы подвести человека к пропасти небытия,
идеология формулирует идеалы, почерпнутые в реальности, но лишённые подлинного
смысла. В социализме самые возвышенные идеи приобретают ложный характер.
Великий Инквизитор у Ф.М. Достоевского «видит,
что надо идти по указаниям умного духа, страшного духа смерти и разрушения, а для того принять ложь и обман и вести людей уже сознательно к смерти и разрушению и притом обманывать их всю дорогу, чтобы они
как-нибудь не заметили, куда их ведут». В социализме «за официальным, экзотерическим исповеданием веры стоит подлинное,
нигде прямо не выраженное эзотерическое исповедание. Оно скрыто, потому что по
своим свойствам не может быть возвещено прямо, по крайней мере, до той поры,
пока коммунизм не овладеет всем миром» (Р.Н. Редлих). Идеология социализма
заменяет всякий положительный идеал иллюзией или фикцией. В развитом социалистическом обществе в СССР были наглядно воплощены
«блага» социализма. То, что объявлялось целью социализма, ради которой
приносилось в жертву многообразие жизни, подлежало разрушению в первую
очередь. Ни в одном социалистическом обществе не было свободы, братства, равенства.
Свободой в социализме именуется рабство, равенством – полное подавление
отверженных и привилегии для избранных, братством – закон, по которому сын
предает отца, жена доносит на мужа, брат уничтожает брата. Нигде не было и не
может быть по природе вещей материального процветания благодаря
марксистскому социализму. Зато эксплуатация
человека человеком приобретает в обществе, где социализм построен полностью (сталинские
30-е годы), невиданные, чудовищные формы. Никогда в социалистических
обществах власть не принадлежала трудящимся.
Единственная более или менее реализованная догма при социализме –
это «общество, возникновение и развитие
которого неразрывно связано с руководящей, направляющей деятельностью
марксистско-ленинских партий, идущих в авангарде социального прогресса,
мобилизующих и организующих массы на новые победы в деле социалистического
строительства» («Философская энциклопедия», статья «Социализм»).
Социальная жизнь при социализме всегда насильственна
(добровольно-принудительная явка на мероприятия никого не удивлявляла своей
абсурдностью). Поэтому социализм по существу асоциален и в реальности разобщает
людей, насильственно согнанных в толпу. Социалистическую революцию правомернее
называть антисоциальным переворотом,
ибо она уничтожает органичные сословия, социальные группы,
разрушает традиционный жизненный уклад. Эту идеологию можно называть социалистической
только по формам и средствам разрушения личности. В марксистском
социализме нет и никогда не было частичной
правды, а тем более идеи социальной
справедливости, которую видели в нём некоторые русские христианские
философы (Г.П. Федотов, Н.А. Бердяев, прот. Сергий Булгаков).
Марксистами социализм рассматривался как этап в построении коммунизма, при
этом при социализме никогда не боролись за социальную справедливость, нигде
в мире не прибавилось процветания благодаря ему. Он лишь паразитировал на стремлении людей к социальной справедливости
и вёл грандиозную социальную демагогию.
Это не ослепление созиданием, но одержимость разрушением под лозунгами
созидания. То, что называется социализмом в Западной Европе – большая
степень государственного регулирования экономики (в частности, шведская модель) – это совершенно другая
реальность, именуемая тем же термином.
ИДЕОМАНИЯ СОЦИАЛЬНАЯ – ФАШИЗМ – Не призывает к самоистреблению
впрямую (как коммунизм), не занимается строительством социальной утопии
(как социализм). Он абсолютизирует реальные
ценности, но предельно ограниченные и абсолютизированные, что превращает
их в идолов и вызывает разрушительные последствия для общества. Фашизм – это гипертрофирование
мощи государства (этатизм) и абсолютизация конкретной нации (шовинизм).
В этатизме государство – всё,
человек – ничто: «Для фашиста всё в
государстве, и ничто человеческое и духовное не имеет ценности
вне государства. В этом смысле фашизм тоталитарен, и фашистское государство,
синтезируя и объединяя все ценности, интерпретирует их, развивает
и придаёт силы всей жизни народа» (Муссолини). Органичное
назначение государства – сковывать социальный хаос и агрессию, полагая
границы дозволенного, защищать права, свободы и достоинство человека,
создавать условия для его самореализации. При неестественном
преувеличении роли государства безмерно усиливаются его репрессивные и силовые
функции, что требует милитаризации. Гипертрофированная же военная машина
толкает к внешней экспансии. Этатизм –
это неизбежная война. Всевластие государства – тоталитаризм – изнуряет силы общества, ввергает народ в военные
авантюры и приводит, в конечном итоге, к крушению государства. В шовинизме свобода и суверенитет
личности, самоценность человеческой жизни приносятся в жертву националистическому идолу. Вне
национальной культуры невозможно рождение и возрастание личности.
На этом и на естественных патриотических чувствах паразитирует идеология,
взнуздывая их до национализма – националистического
эгоизма, диктующего негативное отношение к другим народам и ведущего к
националистической изоляции, и далее до шовинизма
– крайней, агрессивной степени национализма, стремления к
геноциду других народов. Для шовиниста война – это благо: самоутверждение
«великой» нации при подавлении «низших». Разрушая здоровые жизненные начала и
мобилизуя национальные заблуждения и пороки, шовинизм ведёт к вырождению нации.
Шовинистическая фобия – состояние
страха и ненависти, и милитаристский
угар – это война против всех и
верный путь к самоистреблению нации. Это настолько очевидно доказано историей,
что возникает вопрос: всегда ли народ отдаётся фашистской мании добровольно, не
толкают ли его к этому силы, заинтересованные в его гибели? Итак, фашизм
суммирует мифологию и энергию этатизма и шовинизма. Один из полюсов
может доминировать: этатистский (итальянский фашизм) или шовинистический
(национал-социализм в Германии). Эти стихии не всегда едины, могут
развиваться поэтапно, подкрепляя друг друга или временно враждуя между
собой. Социализм и коммунизм направлены на уничтожение христианской
Вселенной и яростно атеистичны.
Фашизм менее тотален, чем социализм-коммунизм, и религиозно
индифферентен. При фашистском режиме контролируются те сферы, которые
способствуют наращиванию мощи нации и государства, и уничтожается
всё, что фактически этому сопротивляется.
Религия, культура и экономика не подавляются в той степени, в какой
не мешают задачам режима. При фашизме сфера тотального контроля
сужена, но границы запретов могут фиксироваться жёстче, чем при коммуно-социализме,
а их нарушение караться более свирепо. Фашизм паразитирует на
реальностях, которые сформировались до возникновения христианства. Это дохристианская форма небытийной
социальной идеологической мании. К фашизму можно отнести утопии Платона
(«Государство»), Т. Мора, Т. Кампанеллы, Фурье и то, что И.Р. Шафаревич
называет государственным социализмом
(государственные системы Месопотамии, Древнего Египта, Древнего Китая, империя
инков, государство иезуитов в Парагвае). Фашизм в сферах, подлежащих его
контролю, по степени агрессивности и жестокости не уступает коммунизму-социализму.
Социализм и коммунизм – более небытийные формы идеологии потому, что они
направлены на разрушение универсального
христианского космоса. Это
непосредственное восстание на творческий
акт Бога. Поэтому социализм и коммунизм, в отличие от индифферентного
фашизма, яростно атеистичны. К социалистическо-коммунистической форме идеологии
можно отнести описанные у И.Р. Шафаревича революционный,
эсхатологический социализм гностических и средневековых ересей, учение
Мюнцера, марксизм. Фашизм меньше поражает психологию людей, поэтому от
него легче освободиться. В Италии и даже в Германии сравнительно
легко изживалась общественная одержимость. В странах социализма освободительное
движение осознаёт себя сначала в рамках идеологии (социализм с человеческим лицом, гуманный
социализм, перестройка). Затем общество обречено пройти менее напряжённые идеологические
круги, в том числе и соблазн фашизмом,
и прельщение антикоммунистической
либеральной утопией. Отсюда процесс оздоровления более длителен,
противоречив, неизбежны рецидивы.
ИДЕОМАНИЯ СОЦИАЛЬНАЯ –
ЛИБЕРАЛ-БОЛЬШЕВИЗМ – Навязывал псевдолиберальные ценности,
фальсифицировал понятия свободы, демократии, рынка, – как в девяностые годы в
России. Не имеет отношения к подлинным идеалам либеральной демократии, так же,
как социализм – к социальному равенству и справедливости. Если
коммуно-социализм – это антирыночная
утопия, то либерал-большевизм – это утопия
рыночная, также насаждаемая средствами государственного принуждения. Либерал-большевизм
внедряет примитивные ценности общества
потребления, разнуздывает хищнические инстинкты, оправдывая их разного рода
мифами: первоначальное накопление
капитала всегда и везде проходило криминальными способами, но в последующих
поколениях капиталисты служат общественным интересам; чем больше в обществе
очень богатых людей, тем более благоденствует общество в целом… В отличие
от агрессивного интернационализма в коммунизме и агрессивного национализма в
фашизме, либерал-большевизм разлагает остатки традиционного
религиозно-нравственного космоса, обволакивая сознание общечеловеческими ценностями, единым мировым пространством. При
видимой противоположности коммуно-социализму и фашизму
либерал-большевизм имеет с ними общую
природу: атеизм и агрессивную антидуховность; обман и демагогию, имморализм,
беспринципность, возведенные в принцип; ограниченность и разорванность
сознания, склонного к разного рода фобиям, массовым психозам, истерии;
атрофированность правосознания, исторической памяти и национального
самосознания; партийный подход, безжалостное отношение к идейным
противникам, которые воспринимаются как нелюди. В любой разновидности идеократический режим способен править только насилием
и ложью, либо ложью и насилием. Последовательность идеологической
экспансии: коммунизм, социализм, фашизм либо либерал-большевизм – отражает отступление
сил социального небытия, возрастающую связь с реальностью, но и
большую степень маскировки. Социализм действительно низшая стадия коммунизма, но в другом
измерении. Фашизм в свою очередь уступает в мощи, тотальности социализму.
В истории эти формы в той или иной степени смешиваются, но с явным
преобладанием одной из них. Идеологическая мания опутывает душу человека,
используя малейшее расслабление, чтобы в любой доступной форме внедриться
в организм народа и личности. Очнётся человек от коммунистического
безумия всеистребления, идеомания соблазняет его феерией социалистической перековки; устанет от фиктивных перестроек, его увлекают идеалами необузданного потребления
либо втягивают в идолопоклонство национальному величию и государственному
могуществу. Освобождение от жёстких форм идеологии может проходить
через более мягкие формы, но на каждой ступени этого пути общество
ждут новые искушения.
ИДЕОЛОГИЧЕСКИЕ МАНИИ –
ГЕНЕЗИС – Идеологии
интеллектуальной деградации подготавливают людей к восприятию наиболее
агрессивных и тотальных идеоманий – массовых
социальных галлюцинаций. Социальные
формы идеомании паразитируют на стремлении человека реализовать соборный
идеал социальной и национальной справедливости. Это – экспансия социального небытия. Марксистский социализм и коммунизм
как радикальная социальная утопия
никогда не ставил перед собой задач достижения справедливого общественного
устройства, но успешно паразитировал на социалистических идеалах для достижения
противоположных целей. Влечение к
самоуничтожению, выражающееся в
социальных формах, является, согласно И.Р. Шафаревичу, последней тайной социализма. В данном случае речь идёт о единой идеологии социального небытия, внутри
которой дифференцировались различные течения: коммунизм, социализм,
национал-социализм, либерал-большевизм. Любая идея может превратиться в
патологическую манию, поэтому предметом идеомании может быть любое
мировоззрение. Коммунизм небытийно
переориентирует энергию иудейского
эсхатологизма. Социализм
паразитирует на стремлении к социальной справедливости в формах христианской
традиции. Фашизм – это реакция
языческого миросозерцания, языческий культ государства и народа. Либерал-большевизм – это болезнь
европейского просветительского мировоззрения. В коммунизме призыв к всеобщему
разрушению формулируется открыто. В менее радикальных формах идеология
навязывает фиктивные цели (социализм) или реальные ценности, но
гипертрофированные, превращенные в иллюзии (фашизм), либо смесь фикций и
иллюзий (либерал-большевизм). Эти формы идеологии отличаются друг от друга
степенью выражения и радикальности духа разрушения, а также характером паразитирования
на реальности.
Идеологические
увлечения – не безобидная игра ума. Идеализм привлекает красотой построений,
рационализм увлекает последовательностью и доказательностью, эмпиризм –
очевидностью, атеизм – принципиальностью, материализм – основательностью,
позитивизм – терпимостью. На каждом этапе ничто не настораживает, нет ничего
пугающего. Но это ступени последовательного обольщения сознания и
совести, деградации личности. Атеизм лишает душу бытийных корней, заглушает
совесть. Материализм снижает и примитивизирует жизненные интересы и идеалы.
Увлечение социалистическими фикциями и иллюзиями могло утвердиться только в
материалистическом мировоззрении. Рационализм высушивает душу, формализует и
сужает сознание, внушает уверенность в возможности арифметического решения всех
проблем. Эмпиризм развязывал руки для бездумных экспериментов над живым и над
жизнью. Позитивизм же воспитывал «мудрое» равнодушие ко всему происходящему у
той части общества, которая имела возможность что-то понять и сопротивляться. К
тому времени, когда идеологии открыто декларируют свои цели, совесть человека
уже настолько притуплена, а сознание замутнено идеологической пропагандой. Он
как бы спускается по ступеням расчеловечивания и не осознаёт губительного
смысла идеологических лозунгов. Сначала – всемирная
социалистическая революция для счастья всего человечества. Отсюда – нравственно то, что служит революции.
Кто не служит – классовый враг и
выпадает из сферы нравственного отношения: если
враг не сдается – его уничтожают. Самоуспокоение палачей – революцию в перчатках не делают. Чтобы
оправдать тот факт, что в маховик революции попадают и не враги: лес рубят – щепки летят. Люди, так думающие, продолжают рожать детей и
даже способны их любить, могут целеустремленно работать, проявлять какие-то
человеческие качества, но в главном они уже нелюди, ибо ощущение самоценности и неприкосновенности человеческой
жизни ими утрачено. Всякий человек остаётся для них нужным и полезным только в
тот момент и в той степени, в какой он является носителем и воплощением идеологической нормы: классовой
солидарности и непримиримости, революционного энтузиазма и бдительности,
социалистического труда и потребления, коммунистического сознания. При разрушении
основ бытия для человека нет ничего недозволенного («Если Бога нет, то всё позволено» Ф.М. Достоевский). Подобная дегуманизация
не знает пределов: идеологические критерии санитарного
диагноза – свой или чужой – перманентно меняются вслед за изменением
направления генеральной линии идеологической власти. Линия же эта
представляет собой указатель тех сфер жизни и тех слоёв общества, которые в
данный момент назначены к идеологической
перековке либо уничтожению. В «мясорубку» чистки отправляются бесконечные ряды всё новых врагов. Эта идейная одержимость не имеет внутреннего ограничения, и
идеологическая гильотина сама
остановиться не может. Конечная цель экспансии – самоистребление после
уничтожения всего и вся.