Культура человечества
имеет две координаты, сходящиеся в душе каждого человека. Духовная вертикаль культуры – это
связь каждой вечной души с вечностью, истечение из вечности и вхождение
в вечность. Совокупные усилия воплощения
вечных душ на арене мира сего слагаются в горизонталь истории. Люди приходят и уходят из мира, но результаты
их жизни складываются в единый мирообразовательный
поток человечества вечных душ.
Человечество душ призвано пройти определённый в этом эоне путь, имеющий
свою цель, ступени и средства достижения этой цели. Каждая душа входит
из вечности в данный контекст жизни, перед нею предстоит своя задача,
для выполнения которой душа располагает определёнными историческими
возможностями и средствами. Душа застигает во времени сложившуюся
форму материального космоса и схватывается его косностью и хаосом.
Вечный дух оказывается добровольным пленником временной жизни (в
этом смысле следует понимать выражение древних греков: «тело есть
темница души») и предназначен
внести в неё частицу света.
Множество духовных
светильников гаснет в урагане мировой брани, большинство душ выбывают
из жизни раньше исполнения назначения даже не успевая его осознать. Многие
забывают себя, свой образ в вечности и попадают в рабство тьмы века
сего. В каждом человеке стенает заблудший, падший либо сломленный вечный
дух. Христос, придя в облике гонимого и среди отверженных, обращается
не к тварям пресмыкающимся, а к вечным, но стенающим во мраке душам.
Спаситель протягивает десницу и к последним, и последние могут стать
первыми («Так будут последние первыми,
и первые последними» – Мф. 20, 16). Смысл Божией любви в том, что в помощи
нуждается, прежде всего, падший и грешный, ибо на тех, кто внизу –
наибольшая тяжесть бытия – общей мировой ноши: рока, фатума, хаоса и
косности материи. Отпадение в низшие плотские состояния не всегда
является результатом греха, но может быть и следствием надрыва от
невероятного бремени бытия, принятого душой. И, напротив, под формой
внешнего благочестия может скрываться отказ от крестонесения воплощения. Поэтому христианин должен
безусловно осуждать грех, но не может вершить окончательный суд над грешниками.
Мы рождаемся в мир
творческой солидарности вечных духов.
Позади нас – поколения предков, приготовивших определённую ступень
преобразованного космоса и передавших нам эстафету творческого напряжения бытия, – и мы здесь и теперь
ответственны за всё свершившееся в мировой истории. Впереди нас –
поколения наших потомков, души которых из вечности готовы принять
от нас бремя несения бытия. Но общечеловеческая творческая эстафета
не прервется только в том случае, если мы передадим больше того, что
приняли. За творческий прирост каждое
поколение ответственно перед бывшими и будущими поколениями сотворцов Богу и перед Самим Творцом.
Мы приходим из вечности
и в этом мире – странники и пришельцы, но здесь мы должны осуществить
Богом данное и нами принятое назначение. Сходя с небес по вертикали бытия, воплощающиеся души
встраиваются в общечеловеческую поступь по горизонтали истории. Вечный дух каждой личности оказывается
замкнутым параметрами мирского существования, складывающимися
в конкретном месте и времени. Перед явившейся в мир душой оказываются
сопряжённые с вечностью, но выставляемые конкретной эпохой преобразовательные задачи. Эти
предназначения смыкаются в едином
фокусе: познание промыслительного
дела Творца и участия в нём, соответственно той степени духовного
просветления космической плоти, которая достигнута в данный исторический
момент.
Степень содеянного
на пути миротворения и ясность осознания преобразовательного задания отражается в культуре человечества. Цель духа человечества, выраженного
в культуре, – поиски целостного образа Бога и Его замысла о творении, адекватного
образа человека и его вселенского назначения. Поэтому культура
изначально и по сути есть культ
– материализация миротворящего общения
человека с Богом. Искание Бога на арене истории – есть напряжённое
стремление внести в мир и вместить в его плоть те вечные первообразы,
которым приобщён дух в небесных сферах. Степень вбирания вечного духа
в мирские формы и отражается в культе-культуре.
В этом смысле все культуры можно рассматривать как различные стороны
(в пространстве) и разные ступени (во времени) единого общечеловеческого
духовного пути к образу Творца и
образу Его творения. Естественно, что существуют и ошибочные
и тупиковые культуры-пути.
Во всеобщем соборном
и в личном творческом диалоге с Богом души определяют свою долю участия
в миротворении. Здесь на земле мы разделены в пространстве и времени,
но в вечности нас соединяет общечеловеческая исходная позиция и
складывающийся общий итог мирового преображения. В надмирном плане
человечество представляет собой солидарность
вечных духов, объединённых общей творческой задачей и целью. Поэтому
человечество имеет единую соборную
душу – духовную субстанцию, в
которой складывается общий образ и единый итог миротворческого пути.
По отношению к этой
трансцендентной инстанции плоды
каждой исторической эпохи и образ всякой культуры имеет не случайное
и не только эмпирически обусловленное значение, но определённое место
и роль, свой смысл, складывающийся в смысл
общечеловеческого творческого дела. Каждая душа, также как и
все их общности, имеет на арене земной истории свою специфическую задачу,
которая соотносится с миссиями других и задачей всеобщей. Выполняя
назначение в своём месте и времени, люди, народы, культуры и их эпохи
создают духовные ценности, без которых невозможно дело других и общее
поступательное движение духа.
Мир сей – арена
преображения бытия. Вышедшие из него становятся зрителями, всё видящими и
всё понимающими, но только зрителями, вмешаться непосредственно в ход мировых
событий они лишены возможности. Находящиеся здесь и теперь – ограничены
материей, в незнании и во тьме, но они участники и борцы. Полярные измерения
бытия связывает некая духовная пуповина:
религиозные практики, мистические озарения, творческие прозрения…
Этот образ поэтически описал мой друг Глеб Анищенко:
ЖИВЫЕ И МЁРТВЫЕ
Виктору Аксючицу
Вся жизнь театр:
со сценой, мизансценой.
Актёры – МЫ,
а зрители – ОНИ.
ОНИ – поступкам нашим знают цену,
но совершать поступки в силах МЫ одни.
Виктору Аксючицу
Вся жизнь театр:
со сценой, мизансценой.
Актёры – МЫ,
а зрители – ОНИ.
ОНИ – поступкам нашим знают цену,
но совершать поступки в силах МЫ одни.
Актёр блистал – ему в ладоши били,
актёру свист – паршивая игра.
Любили, разлюбили, полюбили –
позавчера.
И только смерть –
вчера.
актёру свист – паршивая игра.
Любили, разлюбили, полюбили –
позавчера.
И только смерть –
вчера.
Сегодня –
перемена состояний:
стал зрителем уволенный актёр.
Но связывают НАС и покаянье,
и вечности зияющий простор.
перемена состояний:
стал зрителем уволенный актёр.
Но связывают НАС и покаянье,
и вечности зияющий простор.
Из этой вечности ОНИ глядят пристрастно:
боятся, чтобы ближний не упал…
а если так, то помереть – не страшно,
переходя со сцены в зал.
а если так, то помереть – не страшно,
переходя со сцены в зал.
А завтра – завтра тоже будет:
присядет в кресло выбывший актёр –
уходят люди.
Приходят люди –
срывая голос, пробует стажёр.
присядет в кресло выбывший актёр –
уходят люди.
Приходят люди –
срывая голос, пробует стажёр.
1-2 ноября 2008 года,
40 дней после гибели Олеси Запальской
40 дней после гибели Олеси Запальской
Таким образом, человеческая
культура имеет единство не столько эмпирически-историческое, но,
прежде всего, метафизическое. На арене мира сего складывание этого
метаисторического смысла отражается
в духовной культуре народов и человечества, и в религии как стержне
этой культуры. Религия – отношение человека к Богу и замыслу Его о
творении – даёт общую картину мира, его происхождения и цели, формулирует
и выражает в культе обязанности и назначение человека в мире.
Все религии человечества
представляют собой различные этапы и разные пути творческого движения
духа человечества – истинные, праведные либо пробные, ошибочные или
же ложные, порочные. Каждая истинная религиозная установка сосредоточена
на определённых духовных целях, её творческое напряжение направлено
на созидание определённых духовных ценностей, которые, дополняя друг
друга, складываются в духовной глубине культуры в единый образ Бога
и Его творения, в подлинный образ человека и его назначения на земле.
Как и люди, так и народы,
и культуры не только дополняют, но и исключают друг друга. Как и человек,
так и народ может идти путём лжи и зла. Но, как и праведнику есть в чём
каяться перед Богом, и, в то же время, в самом последнем грешнике сохраняется
искра Божия, так и народы, их культуры и религии не могут быть высшей
инстанцией истины и добра, но и не могут являться воплощением зла
в чистом виде. Как говорил Вёдор Достоевский: «Линия разделения добра и зла проходит не между людьми, а по
сердцам человеческим». И как говорили христианские богословы: «Перегородки же между людьми не доходят
до неба». Вместе с тем, здесь на земле явлено Откровение Самого Бога,
в доступной миру полноте.
Христианство как религия воплощения в человеке Самого
Бога, а потому единственная в мире универсальная и вселенская
религия, по внутреннему своему заданию направлено на синтез духовных
итогов всех религий мира и новое преображение этого общего смысла
на основе Благовестия Богочеловечности. В христианстве прикровенное
метафизическое единство всех истинных религий призвано обрести явленное
земное воплощение.
Критерием истинности творческого акта является
его уникальность, универсальность и целостность. Преобразить материю возможно только войдя в
неё, но сохраняя при этом неотмирность творящего начала. Человек призван ответить на зов плоти,
но истинный ответ возможен только в противостоянии ей. Соединение
с плотью является условием творческого акта, его основанием. Сопротивление
материала оказывает влияние на творчество. От человека требуется
не своевольное встряхивание стихий, а чуткое их выявление и оформление.
Только духовным слухом можно услышать
стенания материи к свету. Поэтому истинного творца во многом ведёт материал.
Но в плодах подлинного
творчества есть нечто, не бывшее ни в духе, ни в материи – «из небытия в бытие», по словам
Платона. Эта антиномия творческой
гармонии является спецификой творчества и его великим бременем.
В творческом взаимоотношении с мировой плотью человечество подстерегает
ряд соблазнов гипертрофии частичного, – его неестественного преувеличения.
Всякое нарушение цельности творческого
акта объективируется в ложный образ культуры и складывается
в искаженную цивилизацию, в свою очередь сеющую новые соблазны.
Культура создаётся
духовной активностью человека, которая ориентирована на богопознание,
на познание космоса и самопознание. Так называемый объективный взгляд на природу, например, – это естественный
этап познания, и, как всякий этап, не всеобъемлющ. Акт познания не способен
охватить бытие в целом во всём его многообразии. Открывая для себя
новые явления и начала, мы вынуждены вне поля зрения оставлять другие.
Познавая, мы переводим взгляд с одних предметов на другие. Творческие
гении человечества сплавляют в плодах культуры многообразие смыслов
в единую картину.
В христианской истории
наступает время, когда первоначально определены границы христианской
картины бытия, нанесены основные контуры и краски. Но заданный образ,
давая первое общее представление о целом, лишён проработки существенных
смыслов, деталей. От этого искажается и восприятия картины в целом.
Если средневековая христианская культура
создала целостную панораму, то Возрождение поставило вопрос о
статусе и роли субъекта познания и творчества. В Новое время сформировался
интерес к натуральным основаниям мира, к значению и смыслу конкретных
предметов и деталей общей картины. С этого момента природа сама по себе
и её явления, а не столько её духовные основы, вызывает напряжённое
любопытство и естественную любознательность человека. Это потребовало
новой ориентации познания. Проработка деталей требует специфической
методологии и средств описания. Фокусирование взгляда на конкретных
аспектах происходит за счёт замутнения картины целого. Новые поколения
исследователей, увлекаясь открывшимися возможностями дифференциации
частей, постепенно теряют умение, а затем и интерес к интегрированию
целого. Вопросы о сущности оснований вытесняются вопросами о
лике частей и деталей.
Итак, акт познания ограничен экзистенциальной
заданностью эпохи. У всякой установки познания своё назначение,
которое укоренено в общечеловеческой миссии. Но перспектива общечеловеческого
не вмещается в познавательную позицию конкретной эпохи. Исследователю
же всегда кажется, что то, что он видит, будь это на конце телескопа,
микроскопа или на кончике его носа, – это и есть самое главное, первоосновное.
Всё остальное второстепенно только потому, что не вызывает интереса.
Подобная субъективная сосредоточенность и определённая гипертрофия
предмета наблюдения естественна для исследователя.
Но для познания необходимы
и «надконфессиональные» объективные
ценности, служащие ориентирами и корректирующие построение
единой картины мира. Вместе с тем, и метафизические
нормы культуры, оставаясь незыблемыми по существу, требуют
раскрытия и углубления, чтобы соответствовать исторической задаче
конкретной эпохи, – не для приспособления к временным и частным нуждам,
а для соотнесения всего частного и временного с вечными основами.
Мерой познания в христианской культуре призваны быть богословие, как углублённое слово о Боге, и философия,
как богопросветлённая мудрость об
основаниях бытия. Но с некоторого времени развитие богословия
и философии в Европе законсервировалось в крайностях схоластики,
реалистической и номиналистической установках. То, что развивалось,
выпадало за пределы христианской картины мира, то же, что оставалось
верным основам христианства, закосневало. С одной стороны, дифференциация
познания сужала горизонт мысли исследователя, который, окунаясь
в частности, ограничивал область интересов и познавательного любопытства.
С другой же, метафизическая традиция, призванная к корректировке
мировоззрения и интегрированию целостной картины бытия, не выполняла
своего назначения, превращаясь в мировоззренческое обоснование
гонений на всякое инакомыслие. Свободное научное исследование оказалось
на подозрении у тех, кто призван духовно ориентировать и благословлять
познавательную активность.
В этой ситуации первые
поколения натурфилософов и учёных ещё сохраняли религиозное благочестие,
но оно вытеснялось за пределы научной деятельности и всё более становилось
областью только «домашнего употребления». Бог и вечная душа ещё нужны
были в морали, но в научной лаборатории уже можно было обойтись без
этих «понятий». Постепенно устаревшие
понятия вытесняются и из других областей жизни. Секуляризация усугублялась церковным осуждением
и отторжением молодой естественнонаучной традиции. Этим апологеты нового
знания превращались в апостолов-мучеников новой «философской веры».
Таким образом, начиная
со Средневековья христианские церкви во многом вытесняли познавательную
деятельность за пределы христианского мировоззрения. Основная причина
секуляризации культуры и жизни в том, что у христиан не хватило воли
и сил освоить новые исторические пласты. В современности внехристианские
и антихристианские блуждания подвели человечество к бездне самоуничтожения,
ибо человек творит объективированную культуру и создаёт мертвенную
техническую цивилизацию, грозящую гибелью всему живому. Это экзистенциальная постановка вопроса
о началах и основоположениях культуры, о культуре как культе –
творческом служении и вселенской
ответственности человека.
Комментариев нет:
Отправить комментарий