Народное творчество в сказках и мифах в
большинстве своём описывает ненатуралистические – магические и инфернальные
сферы с некоторым выходом в духовные измерения. Герой сказки выражает своего
рода архетип различных взаимоотношений человека со сверхъестественными
реалиями.
Гениальный Пушкин облекал некоторые свои
творческие прозрения в жанр сказки. Одна из самых его таинственных сказок –
«Сказка о золотом петушке». В ней не заложена жёсткая интрига, заговоры злодеек
и завистниц, отравления, смерть и воскресение героев, как в сказках «О царе
Салтане», «О мёртвой царевне и о семи богатырях». Нет в ней и прозрачного
сказочного моралитета, как о наказуемой алчности в «Сказке о рыбаке и рыбке». В
«Сказке о золотом петушке» мы смутно предчувствуем некую притчу, но схватить её
содержание, при всей детскости изложения, чрезвычайно трудно. Вместе с тем,
смыслы, открывающиеся в этой сказке, поражают глубиной и актуальностью,
особенно в наше время всеобщего помешательства колдовством, оккультизмом,
магией.
Пушкин начинает повествование «О золотом
петушке» с типичного для сказок указания на иноположенные измерения описываемых
событий:
Негде,
в тридевятом царстве,
В
тридесятом государстве…
Как известно, царь Додон (имя, говоря современным
языком, вполне абстрактное, чем автор показывает, что в данной ситуации может
оказаться любой правитель, каждый человек)
под
старость захотел
Отдохнуть
от ратных дел
И
покой себе устроить…
В этот момент, как и должно быть при ослаблении
жизненного напряжения, государственной воли («смолоду был грозен он»), на него и его страну обрушиваются
невзгоды:
Тут
соседи беспокоить
Стали
старого царя
Страшный
вред ему творя.
Чтобы сохранить и оградить свой жизненный
космос,
Чтоб
концы своих владений
Охранять
от нападений,
Должен
был он содержать
Многочисленную
рать.
Долг и обязанность правителя перед своим народом
требовали от него огромных сил и могучей воли, которые к старости иссякли.
Жизнь – это непрекращающаяся брань с враждебными стихиями, прекратив жизненное
напряжение человек не останавливается на достигнутом, а падает в бытии. Устав
от выполнения своего предназначения Додон, попытался решить все проблемы одним
махом – с помощью средств сверхъестественных:
…с
просьбой о помоге
Обратился к мудрецу,
Звездочёту
и скопцу…
Здесь мы подходим к основной духовной
теме сказки – прельщению магическими и
инфернальными силами: стремлению отказаться от бремени жизненного
назначения и компенсировать свои немочи эксплуатацией магических сил. Человека
всегда подстерегает соблазн сбросить груз жизненных забот, которые требуют
непрерывных усилий и личной ответственности. Но силы, которым вверяется герой
сказки, хотя и не земные, по сути являются недуховными, нетворческими,
неорганичными для творческого действия в мире сем: звездочёт – значит знаток астральных сфер и законов, но он же и скопец – бесплоден по естественному
счёту. Он вынимает из таинственного «мешка
золотого петушка», который отныне чудесным образом заменит собой всю рать и мощь государства, а также волю
государя.
Звездочёт – это реальный человек – «в сарачинской шапке белой, весь как лебедь
поседелый». Впоследствии он умирает как простой смертный. Но золотой петушок – это что-то
реально-нереальное, ложный флюгер и указатель, пагубный вестник, средство связи
с магическими силами, способными оказать помогу
в делах. Это злой дух, используемый в чёрной магии. Не случайно он предстаёт в
образе птицы – одного из знаков зодиака восточного гороскопа. И сам звездочёт
явно восточного происхождения. Во времена Пушкина не было повального увлечения
гороскопами, тем поразительнее его художественное предвидение.
Сделка звездочёта и царя точно
сформулирована:
За
такое одолженье, –
Говорит
он в восхищеньи, –
Волю
первую твою
Я
исполню, как мою.
То есть, взамен предоставления земных благ колдун
требует волю царя, а точнее – душу. В ближайшей перспективе магический страж
одаряет Додона и его царство благодеяниями, которые, правда, усыпляют чувство
самосохранения и полностью демобилизуют человека:
И
кричит: «кири-ку-ку.
Царствуй,
лёжа на боку!»
Поначалу петушок ведёт себя, как и обещал звездочёт,
верно служа интересам страны, вовремя предупреждая об опасностях. Он становится
для царства незаменимым:
И
соседи присмирели,
Воевать
уже не смели…
Благодаря магическому защитнику
восстанавливается мирная и спокойная жизнь. И только спустя несколько лет петушок прокукарекает (обратившись на восток) гибель всего
царского рода. Магические силы первоначально одаряют человека, вступившего с
ними в сговор, земными благами, скорыми результатами, тем самым заманивая,
заставляя уверовать в их незаменимость, – чтобы поработить и, в конце концов,
поразить обезволенного человека. Так лечение у продуктивного экстрасенса может
дать ощутимые результаты: проходит боль, отступает болезнь. Но замечено, что
характер пациента и его душевный строй нередко меняются после воздействий
такого рода «целителей».
Природа зла – во лжи, оно подменяет
реальность на фикцию, на безблагодатную ирреальность. Человек, вступивший с
силами зла в сговор, обречён брести вслед за болотными огнями. Додон и попадает по водительству золотого петушка
в странный мир, без роду и племени, в некое безжизненное пространство:
Ни
побоища, ни стана,
Ни
надгробного кургана…
Пушкин особенно настаивает на безмолвии и безымянности
того места, куда завёл царя петушок –
«Всё в безмолвии чудесном». Для
поэта, написавшего строки:
«любовь
к родному пепелищу,
любовь
к отеческим гробам…», –
крайне важно, что здесь нет даже надгробного кургана. Представив себе очень красивое горное место,
где не слышно пения птиц, журчания ручья, шума ветра, понимаешь, что таковое
место – вненационально и даже иноприродно. Из реальной жизни – следующая
панорама:
Вкруг
шатра; в ущелье тесном
Рать
побитая лежит.
В ущелье
тесном – это и пропасть, и тупик
одновременно. Таким образом, петушок завёл войско и царевичей в ино-реальность,
в некий удушающий золотой ад.
Но в этом вакуумном промеж высоких гор мире есть сокрушающе ощутимая реальность – два
мёртвых тела братьев, убивших друг друга из-за царицы-колдуньи. Здесь Пушкин
отбрасывает всякую сказочность, становясь жёстким реалистом, вплоть до
документальности:
Что
за страшная картина!
Перед
ним его два сына
Без
шеломов и без лат
Оба
мёртвые лежат,
Меч
вонзивши друг во друга.
Бродят
кони их средь луга,
По
притоптанной траве,
По
кровавой мураве…
Что заставило воинов разоружиться,
демобилизоваться, вместе с тем, пойти брата на брата? Что помутило их разум и
души? Магические посланники поражают не только Додона, вступившего в сговор с
ними, но и весь царский род. Не случайно, увидев тела мёртвых сыновей,
Царь
завыл: «Ох, дети, дети!
Горе
мне! Попались в сети
Оба
наши сокола!
Горе!
Смерть моя пришла».
Увидев убитых сыновей, он говорит о своей погибели как
царя и о своей смерти как человека. Православие учит: колдовство столь тяжкий
грех, что за него приходится расплачиваться не только самому виновнику, но и
чадам его, всему роду.
В основе любых магических заклинаний и
оккультных ритуалов заложено повторение (петушок
кричит три раза через каждые восемь дней). Пробудив и вызвав к жизни духов
зла, их невозможно оградить или остановить, они неукротимо захватывают всё
большую территорию, поражают всё больше душ. В природе зла – ненасытность и
дурная бесконечность. Зло подобно атомной реакции – раз выпущенное на свободу,
оно будет множиться и делиться, пока не разрушит всё доступное. В нашем
повествовании загублен не только царский род, но и всё войско:
Вкруг
шатра; в ущелье тесном
Рать
побитая лежит.
Пушкин предельно ясен и жёсток в своём
понимании масштаба наказания, которое следует в результате сговора с силами
небытия. Зло стремится уподобить жертву своему бесплодному (вспомним, что маг –
скопец) смертельному образу. После Додона не остаётся ничего – ни сыновей, ни страны,
он оказывается бесплодным и как человек, и как царь.
В последний момент Додон вполне осознает
трагедию происходящего: и смерть сыновей, и даже наиреальнейшую угрозу своей
собственной смерти. Но эта агония человека в нём, ибо в тот же миг
Вдруг
шатер
Распахнулся…
и девица,
Шамаханская
царица,
Вся
сияя, как заря,
Тихо
встретила царя.
Отдавшийся очарованию обольстительного магического образа,
Царь
умолк, ей глядя в очи,
И
забыл он перед ней
Смерть
обоих сыновей
.....................
Покорясь
ей безусловно, –
Околдован,
восхищён…
Сполна описаны естественные последствия недолжных игр
со сверхъестественным: потеря собственного разума и речи (царь умолк), своего рода гипноз (ей глядя в очи), обрыв главных жизненных связей – родственных,
забвение самого дорогого и ценного в жизни (сыновей), безволие и подчинение
ложному авторитету (покорясь ей
безусловно). Это состояние духовного дурмана можно характеризовать как
прелесть и соблазн (околдован, восхищён).
Именно в тот момент, когда царь
окончательно прельщён, потребовалось платить по счетам:
Царь,
– ответствует
мудрец. –
Разочтёмся,
наконец.
Помнишь?
за мою услугу
Обещался
мне, как другу,
Волю
первую мою
Ты
исполнить, как свою.
Подари
ж ты мне девицу,
Шамаханскую
царицу…
Будучи уже в полном духовном плену, Додон, тем не
менее, не способен окончательно удовлетвориться и успокоить душу созерцанием
вожделенного образа, который является всего лишь прельстительной иллюзией. Но
сама связь с магической и инфернальной реальностью – не безобидная фикция, она
не проходит бесследно, рано или поздно подменяет человеческую природу. Попытка
бунта Додона обнажает, насколько немощна заколдованная человеческая натура:
Царь
хватил его жезлом
По
лбу; тот упал ничком,
Да
и дух вон. – Вся столица
Содрогнулась,
а девица –
Хи-хи-хи!
да ха-ха-ха!
Не
боится, знать греха.
Царь,
хоть был встревожен сильно,
Усмехнулся
ей умильно.
К этому моменту Додон не принадлежит себе, он
окончательно зомбирован. Всё, что является человеческими приметами –
распознание зла, боязнь греха, отношение к убийству как к злодеянию (вся столица содрогнулась) – в нём
атрофировано (усмехнулся ей умильно).
Смутная тревога (встревожен сильно),
выражающая остатки нравственного чувства и духовного самосохранения, всё ещё
гложет душу героя, но и она вытесняется умилением
колдовскими чарами.
Реакция магического мира на недолжное для
человека отношение к нему – гибельна. Петушок клюнул в темя – инфернальная магия поражает и умерщвляет, прежде
всего, сознание человека. Заканчивается всё, как и предопределено – миражи
рассеиваются, как только сходит со сцены субъект обольщения:
А
царица вдруг пропала,
Будто
вовсе не бывало.
Сказка
ложь, да в ней намёк!
Добрым
молодцам урок.
Намёк на гибельные чары магических и инфернальных сфер.
Урок же в том, что отношения со сверхъестественным крайне прельстительны,
соблазнительны и жизнеопасны вне ориентации на духовные, божественные сферы.
Человек – существо не от мира сего – не способен противостоять агрессивным
стихиям (натуралистическим, фатальным, роковым, магическим, инфернальным) по
тем правилам, которые они навязывают. Человек – образ и подобие Божие, соратник
в миротворении – вполне правомочен и полномочен справляться с жизненными
задачами только при опоре на духовные силы, дарованные Творцом бытия.
Комментариев нет:
Отправить комментарий