Ереси всегда были величайшей опасностью
для христианства, искажали и фальсифицировали основные христианские истины,
разрушали христианское мировоззрение. На Руси в XIV веке стригольники проповедовали дуализм. В ереси жидовствующих в конце XV века отрицались догматы Святой Троицы,
Боговоплощения, отвергался культ Божией Матери, Креста, не признавались
церковные таинства, агрессивно отвергалось монашество. В мировоззрении жидовствующих господствовало религиозное
безразличие, материалистическое объяснение мира, рационализация духовной жизни.
По существу, это было антихристианство, стремившееся подменить основные
христианские истины. Еретики превращались в «апостолов» антиправославия и
богоборчества. Это ранняя форма
идеомании на русской почве. «Почти
все тёмные стороны, существующие в русской духовности, определены ересью
жидовствующих» (Иеромонах Иоанн /Кологривов/). Ересь распространилась в
элите русского общества, её адепты стремились влиять на немногочисленный
ведущий слой общества. Принцип разрешённости
лжи позволял им использовать обман, ложные покаяния, подлоги в
пропагандистских целях. Ересь жидовствующих
была очень опасна для Руси, борьба с нею была жизненно важной необходимостью.
Казнь стригольников в Новгороде в 1375 году.
Лицевой летописный свод (9 том страница 98) XVI век.
Ересь – это духовная инфекция, поражающая неокрепшее христианское сознание.
Некоторые из ересей были «детскими болезнями», через которые проходят все христианские
народы. Другие оказывались искушениями для изощрённого ума. Как безусловное зло
ереси играли роль инфернальной
провокации для христианского сознания. Для христиан важно было не только
распознать и разоблачить ереси, но и найти адекватные средства борьбы с ними. В
борьбе с ересями христиан подстерегают скрытые и коварные формы зла, – одна
форма идеологической может обернуться другой.
Противоположность позиций нестяжателей и
иосифлян обнаружилась в отношении к
еретикам. Ученики Нила Сорского осуждали ересь. Но, разоблачая еретические
заблуждения, они были терпимы к еретикам, пытались их переубедить и
перевоспитать. Они отвергали чуждые на Руси методы испытания веры, бичевания и
сожжения еретиков, считали возможным вернуть в лоно Церкви покаявшихся. Позиция
нестяжателей утверждала подлинно
христианский подход и русские православные традиции. «Старцы Кириллова монастыря, спорившие с посланием Иосифа Волоцкого об
осуждении еретиков, не были либералами. Перед нами не идеологи толерантности, а
пророки непостижимой для рассудка любви Бога; они учат не “терпимости”, а терпению – терпению ко злу, ибо они
нисколько не сомневаются, что ересь есть действительное зло. Пусть еретики не
лучше разбойников; но ведь Христос простил и разбойника. Они не ближе к
рационализму, а дальше от него, чем иосифляне. Против ветхозаветной логики
Иосифа они апеллируют к парадоксам Нового Завета. Их довод – превосходящая
понимание готовность апостола Павла самому принять на себя проклятие, лишь бы
испросить прощение для не уверовавших иудеев (Послание к римлянам, 9:3):
“Видиши ли, господине душу свою полагает за соблазнившуюся братью, дабы
спаслися, а не молвил им, дабы их огонь пожегл, или земля пожерла, а могла сиа
от Бога приати”… Оппоненты иосифлянства отстаивали не право на инакомыслие, а
радикально понятый евангельский запрет судить и осуждать. Это – другая тема,
чем свобода мысли. На чём основывать совместную жизнь людей – на “грозе”, на
крутой строящей воле, не знающей границ, или на долготерпении, тоже не знающем
границ» (С.С. Аверинцев).
Иосиф Волоцкий требовал смерти для
еретиков («грешника и еретика руками
убити или молитвою едино есть»), отлучения от Церкви и пожизненного
заключения для кающихся, ибо нельзя верить их покаянию: «Подобает еретика и отступника не токмо осужати, но и проклинати, царём
же, и князем, и судием подобает сих и в заточение посылати, и казнем лютым
предавати». Он убедил Ивана III в опасности прощения еретиков и вынудил к
жестоким их преследованиям. По его наущению князь повелел: «Оным языки резати, иных огню предати». Еретики сжигались живыми в
железных клетках. Иосиф Волоцкий требовал смертной казни не только еретиков, но
и тех, кто не донёс на них: «…аще и
правоверни будут сами, и увидавше же еретики или отступники, и не предадят
судиям, конечную муку подъимут». Позиция учеников преподобного Нила
соответствовала традициям русского благочестия, а преподобный Иосиф внедрял на
Руси принципы католической инквизиции.
Новгородский торг. художник - Васнецов А.М.
В «Просветителе» Иосиф Волоцкий даёт
«православное обоснование» смертной казни еретиков. Он видит в этом проявление «верности к Богу и Пречистой Его Матери»,
ибо смертная казнь душеспасительна для еретиков, так как уменьшает их вину
перед Богом. Его аргументация сочетает в себе психологическую тонкость с
духовным коварством: смерть от непосредственного суда Божьего гораздо страшнее
и горше смерти от оружия – в
результате смертной казни, которая душеполезна, так как предохраняет казнимых
от более страшного – Божественного гнева. Подобное «обоснование» было чуждо
духу Православия и христианскому милосердию, но было сродни казуистике
европейской инквизиции. «Такая победа над еретиками была началом
мучительного раскола в религиозном сознании самого православного общества» (Г.П. Федотов).
Вопрос об отношении к еретикам стал
роковым в судьбах Русской Церкви. Многие преследуемые жидовствующие нашли пристанище в скитах заволжских старцев. Ученики Нила Сорского не одобряли их воззрений,
но не могли их гнать, тем более казнить. В результате жестокое преследование
обрушилось на укрывателей еретиков – на заволжские скиты, что привело к
истреблению традиции нестяжательства
на Руси. Иосифлянство развязало руки нехристианским методам борьбы с ересями, а
также подвергло гонениям своих православных оппонентов. Преследовались не
только ученики преподобного Нила. Иосифляне несправедливо осудили на вечное
заключение Максима Грека, который вместе с нестяжателями
отстаивал принципы духовного делания
и просветительская деятельность которого способствовала развитию на Руси
православной культуры, умиравшей в Византии. «Он принёс искусство филологического анализа, философского диалога,
богословской герменевтики» (М.Н. Громов). Христианский универсализм Максима Грека был коррелятом
националистическому уклону. Гонения на него привели к разгрому подлинно православной
традиции.
Отношение к еретикам выявляло различие
между стяжателями и нестяжателями в отношении к самой ереси,
а также к проблемам, которые обнажает и ставит ересь. Основатель ереси жидовствующих Схария ввёл в соблазн
новгородских священников Дионисия и Александра, задав им вопросы относительно
основных истин христианства: 1. Как возможно представить и допустить, чтобы Сам
Бог сошёл на землю и воплотился? 2. Ветхий Завет говорит, что Бог един. Как же
можно принимать Новый Завет, который утверждает, что Бог троичен? 3. Апостолы
писали, что Христос родился в последние лета, а между тем второго пришествия и
до сих пор нет: не ясно ли, что их писания ложны? Вопросы шокировали
священников и вынудили отказаться от Православия, что говорило об их неспособности
христиански осмыслять бытие. Подобные вопросы не могли возникать в иосифлянском
сознании, которое не охватывало сфер, где могли ставиться и решаться основные
религиозные проблемы.
Иосиф Волоцкий пишет «Книгу на еретиков».
На богословские вопросы возможны три
варианта ответов: православный, еретический либо обскурантистско-догматический
– православный по видимости. «От
опасностей мысли нельзя укрыться в запретах, но только в творчестве» (прот.
Георгий Флоровский). Аскетическо-мистическое нестяжательство могло ставить предельные религиозные вопросы и
находить подлинно православные ответы на них. В нём проявлялся богословский интерес, свойственный
святоотеческой традиции. Формулировка богословских проблем и поиск ответа на
них были формой духовного воспитания: истинный ответ на бытийный вопрос требует
перехода на более высокий духовный и умственный уровень по отношению к тому, на
котором он сформулирован. Ответ на уровне формулировки вопроса примитивизирует,
рационализирует и натурализирует проблему, что чревато еретической крайностью.
Это случилось с новгородскими священниками и с теми, кому они предлагали «камни
преткновения». Формально и натуралистически невозможно представить слиянность и
нераздельность Божественного и человеческого во Христе, Единство и Троичность
Божества – едино и неслиянно. В
примитивном мировоззрении приходится отказываться от одной из сторон антиномии.
Еретическая логика зарождается в
богословски неискушенном сознании при неожиданной встрече с основоположениями
веры.
Нестяжательство воспитывало духовную
и умственную стойкость христианина. Косное же сознание иосифлянства
блокирует переход на более высокий уровень, который требуется для ответа на
богословский вопрос. Догматизм защищается от таких вопросов запретом на их
постановку, объявляя их еретическими. Это создаёт механизм провоцирования ереси догматизмом. Догматическое сознание
либо само впадает в ересь, либо укрепляется в обскурантизме и отвечает костром.
Так догматизм и еретизм подкрепляют друг друга. Догматизм несёт в себе скрытую рационалистическую ересь,
которая обнажается при столкновении с духовными
искушениями. Догматизм потенциально
еретичен, ибо не осознаёт, а значит, и не признаёт некоторые основы
вероучения.
Постановка новой религиозной проблемы
сама по себе не греховна. Соблазн состоит в том, что на частном вопросе
концентрируется религиозное внимание и религиозная энергия, что радикальный
ответ исключает целостное рассмотрение, а ложная проблема заслоняет наиболее
важное в религиозной жизни. В этих путах оказались и еретики, и яростные их
гонители. Еретический соблазн подменялся
соблазном внешне православного ответа. Болезненные духовные качания
разрушительно воздействовали на религиозное сознание народа. Еретическая
крайность не могла уравновеситься крайними методами борьбы с нею: истребление стригольников и жидовствующих не привело к искоренению порождённых ими соблазнов.
Религиозный индифферентизм, рационалистический скептицизм, материалистические
представления этих ересей не были изжиты в православном сознании, загонялись в
подполье и агрессивно выплескивались при подходящих условиях.
Казнь еретиков жидовствующих.
Миниатюра Лицевого летописного свода. XVI век.
Иосифлянство не преодолело еретические соблазны, превратило острую
форму духовной болезни в хроническую. Еретические суждения с течением времени
овладевали умами и сложились в безрелигиозную идеологию. Тот факт, что
богословская проблема была осмыслена только в еретической форме, говорит о стагнации религиозного сознания.
Появление ереси свидетельствовало о нездоровости в русской душе, которая не
была излечена и потому привела к общему заражению впоследствии. Ересь жидовствующих повлияла на возникновение
позднейших ересей и сект, была первым симптомом кризиса православного миросозерцания. Не был дан религиозный ответ
на бытийные вопросы, а иосифлянское хирургическое вмешательство не могло
предотвратить новой постановки этих вопросов и способствовало ложным ответам в
будущем. Разрушение вместе с ересью заволжских скитов уничтожило на Руси
традицию, способную в духе святоотеческого Предания разрешать назревавшие
проблемы. Еретики жидовствующие были
истреблены, но не были уничтожены пагубные идеи ереси, что неуничтожимо в
принципе.
Казнь еретиков, тем более раскаявшихся, –
безусловно, не христианский акт, ибо невозможно представить, чтобы этого
требовал Спаситель. Ф.М. Достоевский вопрошал об Иисусе Христе: «Сжёг ли бы он еретиков – нет. Ну так,
значит, сжигание еретиков есть поступок безнравственный». Не только
безнравственный, но и антихристианский по существу. Можно представить, что было
бы с мировым христианством, если бы апостолы, ранние апологеты, святые учителя
и отцы Церкви ратовали за казнь несогласных с христианскими предствлениями и
отказывались от решения насущных богословских вопросов, то есть если бы они
боролись с ересями так же, как иосифляне! История заставляет прийти к выводам,
которые следуют из христианской позиции. Ереси невозможно преодолеть казнями и
гонениями, ибо ересь есть заблуждение
духа, борьба с которым должна быть духовной, прежде всего. За ложным
еретическим ответом стоит насущный религиозный вопрос, истинное разрешение
которого должно обрести православное сознание. Лечение болезни духа требует духовного
врачевания, укрепления духовного здоровья – твёрдой религиозной веры и
глубокого религиозного сознания. Это не исключает некоторых радикальных
действий: лишения еретиков православных кафедр и сана, осуждения и исторжения
еретиков-нехристиан из лона Церкви. С христианских позиций допустимы
изолирование или высылка особенно зловредных вождей ереси, деятельность которых
в конкретной исторической ситуации может быть смертельно опасной для общества.
Но смертная казнь еретиков, тем более раскаявшихся, является антихристианским
актом. Жестокое насилие для утверждения духовных истин есть безусловное зло,
оно инспирировано нехристианскими мотивами среди христиан и в свою очередь
усиливает эти мотивы. В религиозном измерении казнь еретиков более опасна для
Церкви и для православных, чем ересь. Как говорил Николай Бердяев, убийство
оппонента, то есть проявление предельного физического насилия, выражает полную
духовную слабость. Истребляя еретиков, церковная иерархия утверждала духовную,
да и интеллектуальную несостоятельность в качестве церковной нормы, чем
порождала другой еретический уклон. Заволжские
старцы справедливо упрекали иосифлян в том, что они недалеко ушли от ереси жидовствующих, которую искореняли самыми
жестокими средствами. Победившая таким образом точка зрения воспринимается
современниками и потомками как истинная не вследствие торжества православного
сознания, а только потому, что
истреблены либо изгнаны носители альтернативных мнений. В этом самый опасный
соблазн.
Казнь московских еретиков.
Осуждение жидовствующих на Соборе 1504 г.
Миниатюра из Лицевого летописного свода.
Шумиловский том. XVI век.
О том, насколько православное богословие
было слабо на Руси и не способно противостоять ереси, говорит тот факт, что
еретики оказались, по свидетельству архиепископа новгородского Геннадия, более
начитанными в Писании, осведомленными в Предании и располагали более полным
собранием рукописей христианских писателей. Архиепископ Геннадий для полемики с
еретиками распорядился перевести с латинского на славянский язык два
католических сочинения против иудеев. «Просветитель» преподобного Иосифа не был
собственно богословским сочинением, хотя и демонстрировал незаурядные
полемические и логические способности автора. Дать ответ на исторические вызовы
эпохи невозможно ссылкой на древних авторов. Христианская мысль призвана к
разрешению насущных проблем, богословское предание является не археологической
древностью, а примером творческого осмысления реальности.
Церковное Предание свидетельствует:
богословские категории обобщают все проблемы – нравственные, духовные,
социальные, политические. Богословие даёт концентрированный ответ на жизненно
важные вопросы, поэтому богословский спор не может быть отвлечённым,
абстрактным, он глубоко экзистенциален. Об этом свидетельствуют необыкновенная
страстность богословских споров и вовсе не теоретические столкновения участников.
Разрешение богословской дискуссии физическим насилием ведёт к отказу от
христианского ответа на актуальные вопросы. Деятельность нестяжателей и преподобного Максима Грека могла породить
оригинальное русское богословие и православную философию. Гонения на эту
традицию повредили православное
самосознание народа, подготовили почву для будущих расколов, ересей и
богохульства. Был заглушен творческий
богословский интерес, в результате русское религиозное сознание вынуждено
было обращаться к авторитету католических и протестантских авторов. Насущные
проблемы выпадали из сферы внимания религиозной мысли, монополизировались
мыслью внерелигиозной, что подготовило распространение атеизма.
Виктор АКСЮЧИЦ
.
Комментариев нет:
Отправить комментарий