ПОД СЕНЬЮ КРЕСТА. Смысл жиз­ни

Как жить ис­тин­но? Как жить так, что­бы быть, что­бы жизнь ста­ла фи­ло­соф­ст­во­ва­ни­ем, а фи­ло­со­фия бы­ла пронизана жиз­нью? Что­бы на­пол­нить жизнь мо­лит­вен­ным упо­ва­ни­ем, слу­же­ни­ем – жить це­ло­ст­но, а не час­тич­но? Когда душа опалена этими последними вопросами, от­ве­тить на них спол­на мож­но только сугубо лич­ным творческим опытом. В течение це­лых эпо­х не ста­вился вопрос о смыс­ле жиз­ни. Во мно­гих фи­ло­соф­ских сис­те­мах за­быт глав­ный фи­ло­соф­ский вопрос, или его теряют за спе­ку­ля­тив­ны­ми построениями. Иные от­ве­ты продиктованы не бескорыстным слу­же­ни­ем ис­ти­не, а бессознательным стремлением к об­лег­чению жизненных невзгод и оправданию потребительских инстинктов. Не­ред­ко в са­мом определении смыс­ла жиз­ни содержится неосознанное стремление снять с се­бя бремя должного бытийствования.

Принятие смыс­ла жизни есть принятие сво­его креста, вся­кое ис­тин­ное суждение уве­ли­чи­ва­ет бре­мя крестонесения жиз­ни. По­нять – зна­чит ока­зать­ся в тя­же­лейшей си­туа­ции выбора и от­вет­ст­вен­но­сти за него. Соз­на­ние ус­луж­ли­во стремится об­лег­чить на­ше со­стоя­ние, под­ме­няя образы реальности фик­ция­ми и ил­лю­зия­ми. Ис­ти­на сни­ма­ет с нас оковы лжи, беспросветного ужаса или уны­ния от мировой бесприютности. Но истина яв­ля­ет­ся и ве­ли­ким бременем. Для её обретения требуется невероятное уси­лие, но да­же совершив его, мы не по­лу­ча­ем об­лег­че­ния, ибо открыться ис­ти­не – оз­на­ча­ет принять полноту бы­тия, осоз­нать от­вет­ст­вен­ность за свою жизнь, за судьбу мира. Обладание ис­ти­ной требует волевого бодрствования, сво­бод­но­го самоопределения с полным осознанием от­вет­ст­вен­но­сти.

Гос­под­ствую­щее ныне по­зи­ти­ви­ст­ское мировоззрение от­кло­ня­ет по­след­ние вопросы как некорректные. Современный человек, зачарованный фикциями и преисполненный окаменелым нечувствием, повергается в растерянность либо цинизм перед предельными вопрошаниями. Это оз­на­ча­ет от­каз от то­го Смыс­ла, на котором по­ко­ит­ся че­ло­ве­че­ское бы­тие. Проблему смыс­ла жиз­ни мы уже не име­ем права формулировать риторически. В распаде и разложении современности сконцентрированы ито­ги многих исторических катастроф. Че­ло­ве­че­ст­во сейчас находится перед безд­ной са­мо­унич­то­же­ния. И ка­ж­дый наш шаг, без­дум­ный и лег­ко­мыс­лен­ный, неукротимо тол­ка­ет мир к ги­бе­ли. Са­ма жизнь требует принять крестонесение ис­ти­ны. Ина­че в не­бы­тие обрушатся чая­ния и упо­ва­ния множества по­ко­ле­ний. Ре­ше­ние грандиозных проблем, которые вста­ли перед че­ло­ве­че­ст­вом, требует предельного напряжения ду­хов­ных сил и сво­бод­но­го творческого дерзания. Вме­сте с тем, ос­нов­ное бед­ст­вие современного мира – бег­ст­во че­ло­ве­ка от осмыс­ления жиз­ни, а значит, и от сво­бо­ды и от­вет­ст­вен­но­сти.

В творческой сво­бо­де и все­лен­ской от­вет­ст­вен­но­сти – бо­го­по­доб­ное дос­то­ин­ст­во че­ло­ве­ка. Эту ис­ти­ну принесло в мир христианское благовестие. И осью христианской ци­ви­ли­за­ции яв­ля­ет­ся возрастающее бремя сво­бо­ды лич­но­сти. В ка­кой-то мо­мент истории европейский че­ло­век ис­пу­гал­ся открывающейся от­вет­ст­вен­но­сти сво­бо­ды и предпочёл делегировать её (вме­сте с правом принимать решения) общественным и религиозным ин­сти­ту­там, в об­мен на внешний комфорт и внут­рен­нюю упокоенность. Но сохранить и уве­ли­чить бла­га (как подлинные, так, в конечном итоге, и материальные) че­ло­век спо­со­бен, толь­ко сохраняя дос­то­ин­ст­во сво­бод­ной и от­вет­ст­вен­ной лич­но­сти. Предавая се­бя, мы рано или позд­но теряем всё. Го­тов­но­стью всем пожертвовать во имя сво­бо­ды ду­ха мы по­лу­ча­ем воз­мож­ность всё приобрести.

Ка­ж­дая эпо­ха, являясь определённым ду­хов­ным возрастом че­ло­ве­че­ст­ва, от­вечает на ак­ту­аль­ные вопросы жиз­ни и выстраивает целостную картину мира, тем самым созидает сту­пень мировой цивилизации. В све­те современного опы­та мировоззренческие концепции прошлого мо­гут ка­зать­ся на­ив­ными, но без смыслового син­те­за, который в них осуществлялся, не­воз­мож­но бы­ло бы сохранить на­лич­ное зна­ние и тем бо­лее рас­ши­рять его. Ибо человек познаёт фрагменты мироздания в зависимости от того, как он понимает бытие в целом и собственную миссию в жизни.

В этом смысле средневековый человек духовно ориентировался более адекватно, чем современный. Ин­тел­лек­ту­аль­ный мир Средневековья ко­ли­че­ст­вен­но не сравним с теперешним, но он бо­лее органично объ­е­ди­ня­л всё, чем располагал, в нём были означены цели и пути культуры, ибо «Средневековье обладало цельным и гармоническим образом всей Вселенной» (арх. Киприан). Современный же че­ло­век потерялся в мно­го­зна­нии, которое дробит картину мира игрой кривых зеркал, и, уж конечно, не формулирует смыс­ла жиз­ни. Современное че­ло­ве­че­ст­во ин­фан­тиль­но по сравнению со средневековым в том от­но­ше­нии, что гораздо ме­нее со­от­вет­ст­ву­ет сво­им ду­хов­ным за­да­чам и накопленному культурному по­тен­циа­лу. Сегодняшнее соз­на­ние уди­ви­тель­но на­ив­но, так как не имеет воли к осмыслению соб­ст­вен­ного содержания, потеряло вла­сть над ним.

Рас­слое­нное сознание воспринимает мир фрагментарно и не способно сфокусировать познанное в единое мировоззрение. Сложилась об­ще­че­ло­ве­че­ская ци­ви­ли­за­ция, но лю­ди ограждены на­цио­наль­ны­ми, кон­фес­сио­наль­ны­ми, профессиональными барьерами боль­ше, чем ко­гда-ли­бо, ибо это разобщённость не столь­ко географическая, эко­но­ми­че­ская или по­ли­ти­че­ская, а, прежде все­го, внутренняя, ду­хов­ная, экзистенциальная. Инертный, без­от­вет­ст­вен­ный со­вре­мен­ник не мо­жет и не хо­чет за­гля­нуть за пределы обыденных представлений.

Са­мая универсальная сфера современной культуры – нау­ка – не спо­соб­на предложить це­ло­ст­ную и универсальную картину жиз­ни, она по внутреннему за­да­нию не стремится интегрировать це­лое, а всё боль­ше дифференцирует – раз­де­ляет, рас­чле­няет на час­ти. Фи­ло­со­фия не из­бе­жа­ла заражения по­зи­ти­виз­мом и стремится стать «на­уч­ной», приобрести ме­ха­ни­сти­че­скую строгость и по­сле­до­ва­тель­ность в ущерб органичности и це­ло­ст­но­сти. Секуляризованная культура ли­ше­на смыслообразующего стержня и располагает лишь мёртвыми осколками зна­ния, из которых не­воз­мож­но сло­жить образ уни­вер­су­ма.

В результате мировоззрение современного че­ло­ве­ка поразительно не­ос­мыс­лен­но. По существу он ощу­ща­ет се­бя подобно безродной пес­чин­ке, выброшенной на кос­ми­че­скую свал­ку. Бес­смыс­лен­ным взором че­ло­век ог­ля­ды­ва­ет чу­ж­дую ему реальность и пы­та­ет­ся связать её ка­кой-то мёртвой закономерностью. Деятельность «цивилизованного человечества» представляет собой попытки сло­жить из кос­ми­че­ско­го хла­ма временное убежище, в котором мож­но было бы укрыться от мирового не­на­стья, от­дать­ся наркотической дремоте. Цивилизованные люди ведут себя, как одичавшие существа, бессмысленно ша­таю­щиеся по мировым пространствам и пы­таю­щиеся удовлетворить элементарные потребности. Ра­зу­ме­ет­ся, най­ти ка­кую-ли­бо твёрдую ос­но­ву в та­кой жиз­ни не­воз­мож­но.

Жизнь че­ло­ве­че­ст­ва определяется слу­чай­но встреченными яв­ле­ния­ми. Со­от­вет­ст­вен­но открытым нау­кой «фак­там» выстраивается по­ни­ма­ние и жиз­нен­ная по­зи­ция. А что нас ждёт за «поворотом», за «хол­мом», за «переправой»? Мож­но ли уз­нать об этом что-ли­бо достоверное, ес­ли су­дить по ана­ло­гии с тем, что у нас под но­га­ми и под рукой? Что же уди­ви­тель­но­го в том, что из хао­са, ка­ким современное соз­на­ние ви­дит мир, не­воз­мож­но выстроить упорядоченную ци­ви­ли­за­цию, которая вот-вот похоронит под свои­ми об­лом­ка­ми соз­да­те­лей! На­ши те­лес­ные органы ограничены фи­зи­че­ски­ми пределами, как бы мы их ни раздвигали посредством техники. И мы не мо­жем обозреть панораму все­лен­ско­го це­ло­го, ка­кие бы лин­зы ни при­ме­ня­ли. Ле­де­ня­щую грусть вызывает высокомерное «глу­бо­ко­мыс­лие» учёных, уверенных, что они разглядели в микроскоп, те­ле­скоп или уловили в ком­пь­ю­тер кос­ми­че­скую тай­ну.

Что представляет собой формула «раз­ви­тия» – кру­же­ния – современной по­зи­ти­ви­ст­ской нау­ки? Учёные одержимы фактическим счислением эмпирии (при котором факты уже не являются тем, за что их принимают), а также бесконечным анализированием добытого (хотя анализ ограничен методологическими догмами). Они с энтузиазмом продуцируют потоки произвольных гипотез, непрерывно отменяющих и разрушающих друг друга. Умозрение современных мудрецов вязнет в деталях. Наученный только фрагментарному мышлению учёный-теоретик заворожен самопроизвольной игрой интеллектуальных ас­со­циа­ций. Ино­гда из это­го вы­па­да­ет оригинальная конфигурация – но­вая ги­по­те­за, от­кры­ваю­щая воз­мож­ность для но­вой ус­та­нов­ки соз­на­ния (но­вая теория). Теория ме­ня­ет взгляд на предмет, что по­зво­ля­ет за­ме­тить в предмете (или приписать ему) но­вые качества. На ос­но­ве это­го учёный-эмпирик мо­жет построить но­вые экспериментальные приборы, работа которых, ко­неч­но же, даёт практическое подтверждение теории, ибо для того они и соз­да­ва­лись. При­бо­ры не что иное, как материализованные формулы, они бу­дут измерять и изображать параметры са­мих формул, а не предмета. А научные постулаты, как известно, не обобщают исследования, а предопределяют методику эксперимента.

Общеизвестные строгость и осторожность в обращении с дан­ны­ми из­вне материалами опы­та об­ман­чи­вы в нау­ке, так как отбор фак­тов и их интерпретация, а так­же по­строе­ние на­кла­ды­вае­мой на них ра­цио­на­ли­сти­че­ской мо­де­ли обу­слов­ле­ны про­из­воль­но при­ня­той ги­по­те­зой. «До­ка­зан­ная» та­ким образом теория ста­но­вит­ся общепринятой на­уч­ной дог­мой до сле­дую­щей бес­стыд­но-сме­лой ги­по­те­зы, ко­гда од­на «достоверная» мо­дель предмета бу­дет за­ме­не­на другой, ещё «бо­лее достоверной» мо­де­лью. Сам же предмет как та­ко­вой – его сущность – дав­но перестал интересовать лю­бо­зна­тель­ных учёных. Так, за­на­вес на сце­не на­уч­но­го по­зна­ния мо­жет по­ды­мать­ся и опус­кать­ся бес­ко­неч­ное количество раз, но спек­такль бу­дет ра­зыг­ры­вать­ся в строгом со­от­вет­ст­вии с не­из­мен­но уны­лым сюжетом.

По хо­ду де­ла нау­ка слу­жит соз­да­нию тех­ни­че­ской ци­ви­ли­за­ции. Собственно, натуралистическая наука и способна давать только узкопрактические результаты. Но этот предметный оса­док мог вы­пасть и из других принципов осмысления. «Ду­мать» мож­но бы­ло бы совершенно по-ино­му, но создавать что-то близкое. Или ина­че: де­лая то же са­мое, верить, что де­ла­ешь не­что другое. Ибо модель предмета в нау­ке за­ви­сит от того, с каким потребительским интересом глядит на не­го учёный, хо­тя предмет в лю­бом слу­чае ос­та­ёт­ся са­мим со­бой. Та­ким образом, научно-тех­ни­че­ская ци­ви­ли­за­ция не яв­ля­ет­ся подтверждением ис­тин­но­сти и достоверности ес­те­ст­вен­ных на­ук.

Тех­ни­ка соз­да­на в мни­мой точ­ке пересечения различных интеллектуальных традиций. Практический эф­фект от них мо­жет быть близ­ким. Ес­ли бы бы­ла соз­да­на «ма­ги­че­ская ци­ви­ли­за­ция», то она то­же производила бы «ве­щи», хо­тя и других форм, и некоторые из них дви­га­лись бы и да­же ле­та­ли, хо­тя и по совершенно иным «за­ко­нам». Современная на­уч­ная ус­та­нов­ка представляет собой уз­кий луч рассудка, направляемый утилитарными потребностями че­ло­ве­ка. «Разрезающее» реальность натуралистическое умствование даёт воз­мож­ность различить фрагменты, ока­зав­шие­ся под но­сом. Но за счёт то­го, что са­ми предметы и картина це­ло­го ос­та­ют­ся во мраке. Вы­хва­чен­ных из тьмы де­та­лей хва­та­ет, что­бы понастроить из них цивилизаторских благ. Но ка­кой це­ной без­дум­ное и без­от­вет­ст­вен­ное вы­хва­ты­ва­ние от­зо­вёт­ся на кос­ми­че­ском це­лом – остаётся сокрытым от учёных, одержимых энтузиазмом обладания. «Их изобретательская вакханалия напоминает пир во время чумы, где деланной бодростью и оптимистическими тостами отгоняют дурные предчувствия» (В.Н. Тростников).

Оче­вид­но, что на­уч­но-тех­ни­че­ская ци­ви­ли­за­ция по­ро­ди­ла ряд глобальных про­блем. Со­вер­шил­ся об­щий по­во­рот куль­ту­ры от ве­ры и ду­хов­но­го са­мо­уг­луб­ле­ния к так на­зы­вае­мо­му точ­но­му зна­нию, ко­то­рое достоверно, толь­ко ес­ли под­твер­жда­ет­ся эм­пи­ри­че­ски. Материальная ци­ви­ли­за­ция всё бо­лее вы­тес­ня­ет духовную куль­ту­ру, сте­пень тех­ни­че­ско­го про­грес­са ста­но­вит­ся кри­те­ри­ем оцен­ки куль­тур­но­го уров­ня. Ма­те­ри­аль­ные воз­мож­но­сти че­ло­ве­ка не­ог­ра­ни­чен­но и бес­кон­троль­но рас­тут за счёт де­валь­ва­ции ду­хов­ной сво­бо­ды, нрав­ст­вен­но­сти. Хо­зяй­ст­вен­ная дея­тель­ность де­фор­ми­ру­ет мораль. Про­грес­си­ру­ют ме­ха­ни­за­ция и обез­ли­чи­ва­ние, соз­да­ют­ся тех­ни­че­ские сис­те­мы, ко­то­рые всё бо­лее не­за­ви­си­мы от че­ло­ве­че­ской во­ли, превращаются во вра­ж­деб­ную си­лу, уг­ро­жа­ющую су­ще­ст­во­ва­нию че­ло­ве­че­ст­ва. Нивелируется са­мо­цен­ность лич­но­сти и че­ло­ве­че­ской жиз­ни. Масскультура культивирует низшую природу в человеке, стимулирует примитивные запросы. Цивилизация потребления навязывает общество лавину искусственных потребностей, с которой она уже не в состоянии справиться. С одной стороны, пе­ре­про­из­вод­ст­во, а с другой – беспрестанное возбуждение всё новых потребностей, ведут к умерщвлению природы и расхищению природных ресурсов, как оказалось, не бесконечных. В итоге современная техногенная цивилизация по многим измерениям толкает человечество к самоистреблению.

Идео­ло­гия не­ог­ра­ни­чен­но­го про­грес­са по­ро­ди­ла рас­ши­рен­ное вос­про­из­вод­ст­во труд­но­стей. Например, попытки предотвратить разрушения, наносимые природе цивилизацией, порождают новые про­блемы, которые тре­буют всё более глу­бо­ко­го вне­дре­ния в при­ро­ду. «В ре­зуль­та­те для уст­ра­не­ния травм, на­но­си­мых тех­ни­кой, при­ме­ня­ют­ся лишь дру­гие её фор­мы… Ци­ви­ли­за­ция с ка­ж­дым ша­гом как бы под­би­ра­ет­ся всё бли­же к са­мым кор­ням при­ро­ды… Ло­ги­ка жи­вой при­ро­ды и тех­но­ло­ги­че­ской ци­ви­ли­за­ции по­строе­ны на со­вер­шен­но раз­ных прин­ци­пах, они не­со­вмес­ти­мы… Оче­вид­но, тех­но­ло­ги­че­ская ци­ви­ли­за­ция яв­ля­ет­ся ту­пи­ко­вой ли­ни­ей раз­ви­тия че­ло­ве­че­ст­ва, ве­ду­щей к его ги­бе­ли» (И.Р. Ша­фа­ре­вич). Раз­гул тер­ро­риз­ма и ре­во­лю­ций – это се­го­дня, ут­вер­жда­ет Ша­фа­ре­вич, не ре­ак­ция на ни­ще­ту и бес­пра­вие, а спут­ни­ки-двой­ни­ки тех­но­ло­ги­че­ской ци­ви­ли­за­ции. «Ве­ли­кие» ре­во­лю­ции по­след­них ве­ков дви­жи­мы па­фо­сом пол­но­го раз­ру­ше­ния ми­ра, они ды­шат апо­ка­лип­си­че­ским ду­хом. Иде­ал их во­ж­дей – ру­ко­твор­ный