Мой ближайший друг и соратник – как
всегда высказался блистательно, веско и кое в чём переубедительно для меня: с
его подсказки духовную болезнь я теперь именую не «идеологией», а «идеоманией»,
а одну из современных её форм – не «либерал-коммунизмом», а «либерал-большевизмом»,
что, конечно же, точнее. Вообще с Глебом у нас полное взаимопонимание во всём,
кроме нашего творчества. Он в моём (как, впрочем, и я в его) высоко ценит то,
что мне представляется не центральным, а выводным, особенно мои опусы по
русской литературе (что для меня неожиданно и комплиментарно от
суперспециалиста по литературе). В то же время моё главное – философствование и
богословствование (в книге «Под сенью Креста») он считает чем-то чрезмерным, не
очень нужным, ибо в Библии всё сказано.
Глеб осознаёт себя прежде всего поэтом, но я всегда восторгался его
публицистикой и работами о литературе, а оценить и полюбить его высокий
поэтический штиль смог много позже.
Глеб
АНИЩЕНКО
КОММУНИЗМ УМЕР –
Рецензия на
книгу Виктора Аксючица «Идеократия в России»
Исследование о сущности
коммунизма может показаться сегодня делом сугубо историческим. Такой подход в
той или иной форме и господствует сейчас в общественном мнении. Одни говорят,
что коммунизм умер, нечего о нём много говорить, а стоит сосредоточить
внимание на новых врагах России. С этим, в некоторой степени, согласны даже
нынешние коммунисты: прежние формы коммунизма отжили своё, мы с ними,
конечно, генетически связаны, но сын за отца не отвечает; мы же сами
предлагаем обществу нечто совершенно иное.
Нет принципиальных возражений и
у демократов: они просто пугают тем, что придут наследники умершего
коммунизма (в кои зачисляются все их идейные противники) и отнимут у народа
собственность, свободу слова, продукты, от которых ломятся магазины,
пересажают всех в лагеря. Однако мы видим, что народу от этих запугиваний
вовсе не страшно: ни собственности, ни возможности высказать своё мнение, ни
тех самых продуктов у подавляющего большинства всё равно нет. А лагеря хоть и
были, но при царе Горохе. Из-за страха перед этими фиктивными опасностями не
стоит терпеть нынешнее чудовищное разграбление страны и надругательство над
людьми. Отсюда – массовый коммунистический крен почти во всех
посткоммунистических странах, включая Россию.
Однако самый поверхностный
анализ аргументов, которые используют и те, кто боится возрождения
коммунизма, и те, кто хочет этого, приводит к выводу, что ни те, ни другие
толком не знают, против чего или за что они борются. В августе 1991-го
коммунизм настолько стремительно похоронили, что даже не успели опознать
покойника. Так обычно делают, когда хотят что-то скрыть, замести следы.
Жанр данной главы книги Виктора
Аксючица я бы определил как историософское
расследование по делу о коммунизме. Философ, как добросовестный
следователь, провёл тщательный анализ явления и пришёл к заключению: коммунизм похоронили, но в гробу нет
покойника. Однако автор вовсе не призывает к охоте на ведьм. Аксючиц
видел свою задачу в принципиально другом плане: различение духов современного зла. Этот подход и лёг в основу
исследования.
Глава содержит около двухсот
страниц, но при этом представляет собой определённый итог работы русской
религиозной мысли на протяжении почти двух веков. «Идеократия в России»
впитала в себя то, что было накоплено в данной области от Достоевского и
Гончарова до Солженицына, Шафаревича и более поздних писателей.
Многочисленные цитаты, которые приводит автор, это не просто подтверждение
его собственного мнения. Большинство из них представляет целые пласты русской
мысли, на которых основана эта глава книги Аксючица.
Только малопосвященному может
показаться, что о коммунизме уже написано если не всё, то очень многое.
Учитывая глобальность явления, надо признать, что о коммунизме сказано
безмерно мало. Аксючицу приходится отстраняться от традиции исследования
коммунизма на Западе, так как она лишь точечно перекрещивается с православным
подходом (эти точки слегка обозначены во вступлении к главе). В России же
различение духов коммунистического зла на первых этапах их зарождения начали
наши художественные писатели XIX века, продолжили религиозные философы начала
века ХХ. Дальше – провал, который, как я уже говорил, не
могли заполнить западные советологи, коммунологи и даже наши новые эмигранты.
Потом из-под глыб советской действительности всё-таки пробились голоса
Солженицына и Шафаревича. И снова обрыв. В перестроечную и постперестроечную
эпохи практически всё сводится к публикации в России работ, уже давно
написанных и напечатанных на Западе. Это процесс политологического ликбеза, а
не дальнейшего изучения.
То, что именно Виктор Аксючиц
взялся выполнить эту задачу – далеко не случайно. Его книга стала итогом,
выжимкой тридцатилетней напряжённой работы профессионального философа и
действующего политика. Нижнюю часть айсберга составляет огромное количество
статей (которые теперь, после выхода книги, можно считать подготовительными)
и реальных политических действий. Кроме того, «Идеократия в России»
аккумулировала целый ряд мыслей и разработок, родившихся в довольно узком
кругу людей, видевших в коммунизме не
столько физическое, историческое, сколько метафизическое, духовное зло.
Коренным понятием главы книги
В. Аксючица является «идеология».
Правда, автор употребляет его в специфическом смысле, называя идеологией «всякие
системы ложного сознания», «набор злонаправленных мировоззренческих
ориентиров, …ложных смыслов и злых помыслов»:
«Все идеологические системы характеризуются общими признаками:
абсолютизация некой идеи; сведение разнообразия жизни к этому частному
смыслу; отрицание всего, что не укладывается в идеологическую картину; резкое
ограничение сознания; предельная рационализация сферы осмысляемого, что
неизбежно сопровождается экзальтированно эмоциональным переживанием
идиологемы как истины в последней инстанции».
Мне представляется, что приведенные признаки характерны далеко не
для любых идеологий. Явления, о которых говорит автор, более точно
характеризует другой термин – идеомания.
«Скрытая цель всякой идеологии, – пишет Аксючиц, – богоборчество и создание
античеловеческих форм жизни». Можно уточнить, что с христианской точки
зрения богоборчество не только
скрытая, но и изначальная цель любой идеомании. В мире не может
существовать двух высших, абсолютных ценностей. Если абсолютизируется
какое-то земное начало (социальное устройство, нация и т.д.), то Бог должен
быть либо низвергнут, либо вытеснен на более низкое место, т.е. должен
перестать быть Богом. И здесь, в зависимости от своих целей, идеомании
выбирают разные пути: открытое богоборчество (коммунизм), подмену Бога
(христианский социализм), отвлечение людей от Бога (фашизм, современный
либерал-коммунизм). Отсюда прямо вытекает и античеловеческая направленность
любой идеомании, как бы она ни клялась, что делает всё для «блага человека»:
«Отказываясь от Бога, человек предает свою сущность. Прежде
всего, концепция человека – его
происхождение, природа, назначение, — и была
извращена идеологией. В человеке отрицалось главное: небесное происхождение,
вечная душа, свободная воля и возможность спасения. И это безбожное,
униженное, обездушенное существо объявлялось царем природы».
Далее автор дает краткие
характеристики разных социальных идеологий. Остановимся здесь на коммунизме и
социализме.
«Коммунистическая идеология наиболее тотальна и откровенна: в ней
открыто декларируется полное порабощение человека. “Коммунизм” (от лат.
communism – общий)
предполагает, что идеология должна быть распространена на всех и на всё,
призвана стереть качественные различия между реалиями: национальными и сословными,
между городом и деревней, между умственным и физическим трудом, – всё,
что создаёт многообразие жизни. И этот механизм всеобщего нивелирования
называется новой жизнью».
Социализм как этап построения
коммунизма «соблазняет иллюзиями равенства и справедливости, фикциями
материального процветания». Однако он «никогда не боролся за
социальную справедливость, нигде в мире не прибавилось процветания благодаря
ему. Он лишь паразитировал на стремлении людей к социальной справедливости и
ввёл грандиозную социальную демагогию и ложь. Это не ослепление созиданием,
но одержимость разрушением под лозунгами созидания. То, что называется
социализмом в Западной Европе (в частности, его шведская модель), это
совершенно другая реальность, именуемая одним термином».
Сформулировав эти
принципиальные теоретические предпосылки, Аксючиц переходит к анализу
конкретных исторических этапов захвата России коммунистической и
социалистической идеологиями. Вкратце историческую концепцию данной главы
книги можно изложить следующим образом. Часть образованного слоя России –
«орден русской интеллигенции» – начиная с XIX века «вносила в русское
общество разнообразные формы» западных идеологий. Одну из главнейших
причин того, что западные идеи привели на русской почве к столь трагическим
результатам, автор определяет, ссылаясь на современного исследователя Михаила
Назарова:
«Русская цельность стала причиной того, что западные идеи не
привили русской душе западные нормы, а вскрыли разрушительные силы. Запад
победил эгалитарно-социалистические идеи равнодушием; русский же максимализм,
своеобразно проявившийся и в среде безбожной интеллигенции, превратил эти
идеи в псевдорелигию. Западный плюралистический корабль со множеством
внутренних переборок, получая пробоину в одном отсеке, держался на плаву
благодаря другим. Русский же цельный корабль потонул от одной пробоины».
«Орден» планомерно разлагал
духовные устои общества, внедряя разнообразные иллюзии – «искажённые
представления о реально существующих явлениях». В то же время духовное
сопротивление народа «внедрению идеомании заставляет её носителей
сосредоточиться на решающем направлении: на разрушении традиционной
российской государственности и захвате власти» – создание партии,
отмобилизованной именно для такой задачи. Надо отметить, что именно на этом
этапе впервые начинают действовать два главнейших орудийных приёма
коммунизма: обольщение и насилие. В подготовительный период
(XIX – нач. ХХ вв.) в основном используется обольщение, а в решающий момент
(захват власти и военный коммунизм) – насилие. Но уже в конце победоносной
Гражданской войны большевики вынуждены сменить инструментарий: после военного
коммунизма следует обольщающий НЭП. Здесь я вынужден привести большую цитату
из разбираемой книги, так как она обрисовывает сам механизм коммунистической
экспансии, который будет действовать и на всех последующих этапах:
«Натолкнувшись на всенародное сопротивление, вылившееся в
Гражданскую войну, коммунистический режим вынужден отказаться от попытки немедленного
внедрения во все сферы жизни. Здесь впервые проявилась закономерность
идеологической экспансии: тотальные наступления сменяются периодами НЭПов –
оттепелей, если очередное наступление захлёбывается, наталкиваясь на
сопротивление. Перед угрозой потери власти в России – плацдарма для захвата всего мира – идеологические силы
вынуждены отступить для перегруппировки, мобилизации, выбора очередного
направления удара, разработки новых методов захвата. Выдохшийся в наступлении
режим стягивает в период оттепелей «щупальца» и вынужден выпустить часть
захваченных сфер, чтобы эксплуатировать их энергию для выживания. Используя
широкий спектр средств насилия и лжи – прельщение, фикции, иллюзии, террор,
подкуп, шантаж, запугивание – идеологическая власть стремится инфильтрировать
все сферы, тотально распространить своё влияние. Укрепившись и
перегруппировав силы, она начинает наступление в новом направлении.
Во времена отступлений-оттепелей идеократический режим вынужден жертвовать
многим, чтобы сохранить главное: возможности и силы для возобновления
экспансии. Контроль над частной жизнью может быть ослаблен для сохранения
контроля над жизнью общественной. В сфере культуры идеологическое давление
может уменьшиться ради сохранения сил для жёсткой централизации экономики – материальной мощи режима. Но и
экономика может постепенно освобождаться, если без этого невозможно удержать
ускользающую власть. Коммунизм может пожертвовать и монополией на
государственную власть, чтобы сохранить партию – структуру власти.
Даже государственной властью идеологические силы могут в конечном итоге
поступиться как последней жертвой, если трансформацию власти можно
использовать для разложения умов в иных формах».
Эти закономерности, как я уже
говорил, прослеживаются и потом: «зажим» коллективизации и индустриализации,
идеологическое отступление режима в войну, послевоенное «завинчивание гаек»,
хрущевская «оттепель», брежневская «стагнация», горбачевская «перестройка».
Ради выживания и захвата новых сфер идеомания то отступает, то наступает,
использует то обольщение, то насилие, но неизменно остаётся у власти, чтобы
господствовать над людьми и их душами. Именно это определение закономерностей
действий коммунистической идеомании подводит Аксючица к пониманию
современного этапа – либерал-коммунизма или коммуно-демократии.
Сегодня особенно ярко
высветились ещё два тесно связанные свойства идеомании: паразитизм
на реальных ценностях и мимикрия, подделывание под них. Уже
в эпоху «перестройки» и народу, и идеократам становится ясно, что чудовищный
коммунистический эксперимент над Россией начинает проваливаться: русский
народ, изнемогая от духовной борьбы, всё-таки одерживает верх над драконом
идеомании. Как и в Гражданскую, так и в Отечественную войны перед коммунизмом
впрямую встал вопрос о выживании. Если раньше режим спасался, паразитируя на
чувстве социальной справедливости, на патриотизме, то теперь эти ресурсы были
исчерпаны. И тогда идеомания решилась на «смертельный трюк»: паразитировать на… антикоммунизме.
«Главное, – пишет
Аксючиц, – не верность догматам самим по себе и не их истинность либо
популярность, важнее всего, чтобы они служили распространению идеократии или
позволяли успешно обороняться. Всё, что этому способствует, и есть истинно
“революционное” либо “демократическое” (в зависимости от принятого
идеологического языка)».
Мимикрию в этом случае
необходимо довести до фантастической виртуозности: дикий зверь должен
вывернуть наизнанку свою волосатую шкуру так, чтобы она предстала
цивилизованной дублёнкой. Но при этом выжить и сохранить сущность.
«Наступил момент, когда ради сохранения власти номенклатура
отказывается от незыблемых идейных догм и даже отдаёт на заклание партию,
идёт на беспрецедентную мимикрию, – радикальную смену лозунгов при сохранении сущности режима. За
демократическим фасадом властвуют бывшие коммунистические кадры с
идеологизированным менталитетом и антинациональными установками».
И дело вовсе не в том, что у
власти остались те же люди. Сохранились основные черты
коммуно-социалистической идеомании:
«Агрессивная антидуховность; всеобщий обман и демагогия,
имморализм, беспринципность, возведенные в принцип; ограниченность и
разорванность сознания, склонного к разного рода фобиям, массовым психозам,
истериям; атрофированность правосознания, исторической памяти и национального
самосознания; партийный подход, безжалостное отношение к идейным противникам,
которые воспринимаются как нелюди. В любой разновидности идеократический
режим способен править только насилием и ложью, либо ложью и насилием».
Сегодняшний либерал-коммунизм продолжает верно служить тому же
античеловеческому делу, что и коммунизм классический:
«Сейчас под демагогической либеральной завесой общечеловеческих
ценностей, единого мирового пространства разлагаются остатки
религиозно-нравственного микрокосма, сохранившегося вопреки предыдущим
идеологическим потравам. Либерал-коммунистический режим внедряет примитивные
ценности общества потребления, разнуздывает хищнические инстинкты, оправдывая
их разного рода целосообразностями: первоначальное накопление капитала всегда
и везде проходило криминальными способами, зато в последующих поколениях
капиталисты служат общественным интересам; чем больше в обществе очень
богатых людей, тем более благоденствует общество в целом… Большинство граждан
подвергается разорению под аккомпанемент идеологических кампаний:
ваучеризация, приватизация, каждый может обогатиться: купи – продай, вложи деньги в АО и т.д. и
т.п.»
Далее Аксючиц проводит
подробный анализ конкретных проявлений современной идеомании – ельцинской
коммуно-демократии. Однако всё это не означает, что коммунистическая
идеомания существует сейчас только в таком, мимикрировавшем, виде. Есть и
коммунисты «легальные» (я имею в виду прежде всего КПРФ), которые, вполне
возможно, стоят уже у самых врат власти[2]. И ни в коем случае
нельзя недооценивать их «коммунистичность». Аксючиц приводит в начале главы
высказывание Г. Зюганова о созидательной роли Октябрьской революции и ставит
вопросы:
«Если солидный политик всё ещё пытается оправдать коммунистические
злодеяния или не желает видеть гибельную для России роль Октябрьской
революции, не является ли это очень существенным элементом его мировоззрения?
Чем он будет руководствоваться после прихода к власти: сегодняшними
гуманистическими декларациями или генетической предрасположенностью к
большевистскому образу мысли и действия?..»
Надо сказать, что коммунисты и
в этой ориентации проявляют склонность к паразитированию на истинных
ценностях и мимикрии. Например, в ходе предвыборной дискуссии с Г. Явлинским
тот же Зюганов сказал, что коммунизм соприроден России, т.к. само слово
означает «общий», а на понятиях «община» и «соборность» строилась русская
жизнь. В определённом смысле лидер коммунистов прав. Крестьянская община (во
всех её воплощениях) в России всегда имела под собой религиозную основу.
Социально-хозяйственная её сторона, осознанно или нет, воспринималась не как
цель, а как необходимое условие движения к религиозной, «стратегической» цели
– воплощению православной соборности. Коммунизм, паразитируя на этом чувстве
народа, начал именно с разложения самой сути общинного сознания, навязав
русскому народу принципиально иную «религию» и «новую общность». Поэтому
«соприродность» коммунизма народной общинности и православной соборности
носит приблизительно тот же характер, что и «соприродность» отцеубийцы отцу.
Коммунисты-зюгановцы, утверждая свою генетическую связь с классическими
коммунистами, всё-таки постоянно подчеркивают, что пойдут «иным путём». Но
сторонникам Компартии стоит прислушаться к вопросам современного журналиста:
«Вы хотите сказать, что Зюганов умнее Ленина? Что Зюганов лучше
Ленина? Что он, Зюганов, принесёт больше счастья и справедливости, чем Ленин?
Ленин принес расстрелы, террор, разруху, голод» («МК», 24.11.95).
В главке «Антирусская перманентная
революция» В. Аксючиц пытается сформулировать концепцию русского
национального самосознания, основой которого является Православие,
пронизывающее культурную, хозяйственную, государственную деятельность народа,
определяющее национальный характер. Именно на это православное самосознание
русских нацелились мировые духи зла, затеявшие антирусскую революцию. В
«Идеократии в России» показано, что эта революция перманентна, она идёт и
сейчас: то, «что с нами происходит сегодня, является результатом целенаправленного
уничтожения русской православной цивилизации. Эта цель объединила вчерашних
коммунистических вождей и международную финансовую олигархию,
антиправославных миссионеров, сатанистов и масонов, застарелых воров в законе
и новых русских, и весь этот легион поддержала значительная часть либеральной
интеллигенции… На Россию ополчились духи зла со всего мира, здесь же сошлись
пути борьбы с ними. Но Россия не погибла, она на своей Голгофе».
Автор книги не только ясно
видит страшную трагедию России ХХ века, но и пытается найти спасительные
выходы, руководствуясь чувством «трагического оптимизма», свойственным
православному человеку вообще. Рассуждая о путях России, Аксючиц не отрывает
отдельную человеческую личность от личности соборной – народа. В духовном
плане путь возрождения Российского государства выражается следующими
тезисами:
«наша судьба определится в духовных измерениях – преображением наших душ»;
«основная движущая сила истории – духовное нравственное самоопределение личности»;
«бескорыстное служение истине немногих может оказаться
спасительным для всех».
Сегодня, кроме множества
отрицательных процессов, идёт и положительный:
«В рядах образованного слоя наметился процесс, обратный
дореволюционному – духовное
собирание, нравственное средоточение, религиозное восстановление. Этот
процесс выделяет в интеллигенции своего рода духовное братство тех, кто
стремится искупить историческую вину перед народом, кто пытается осознать
общие заблуждения и пороки, ищет пути из вавилонского пленения души России.
Есть, может быть, несколько десятков человек в России, принявших бремя
ответственности за духовную судьбу своей Родины. Они разрозненны, социально
не защищены, многие не известны широкому кругу, но каждый движим велением
совести и чувством долга. Эта круговая порука добра и является могучей
единящей созидающей силой».
На этой основе может быть
выполнена «главная политическая задача современности – воспитание
политической элиты», которая и возродит российскую государственность – «своего
рода национальный панцирь», сохраняющий национальное самосознание.
Конкретные пути
государственного строительства рассматриваются в книге на основе теории Ивана
Александровича Ильина о
«национальной диктатуре», которая «неизбежна при переходе от коммунизма к
органическому для России государственному строю». Ильин писал в «Наших
задачах»:
«…Пройдут годы национального опамятования, оседания, успокоения,
уразумения, осведомления, восстановления элементарного правосознания,
возврата к частной собственности, к началам чести и честности, к личной
ответственности и лояльности, к чувству собственного достоинства, к
неподкупности и самостоятельной мысли, прежде чем русский народ будет в
состоянии произвести осмысленные и непогибельные политические выборы. А до
тех пор его может повести только национальная, патриотическая, отнюдь не
тоталитарная, но авторитарная –
воспитующая и возрождающая – диктатура. Спасти страну от
гибели может только строгий авторитарный (отнюдь не тоталитарный!) режим… При
таких условиях национальная диктатура станет прямым спасением, а выборы будут
или совсем неосуществимы, или окажутся мнимыми, фикцией, лишённой
правообразующего авторитета».
Сегодня эти предсказания
великого философа становятся ясными и актуальными, как никогда.
|
Комментарий 2012 года
Книга Аксючица «Миссия России», в которую
входит глава «Идеократия в России», вышла в издательстве «Белый город» в 2009-м
году. Рецензию я написал по просьбе автора почти за 15 лет до этого, когда в 1994 году был издан первый вариант
книги «Идеократия в России». Идеи, высказанные Виктором и
прокомментированные, в меру сил, мной, представляются мне принципиально важными
и актуальными сегодня.
Своё общее
мнение о книге «Миссия
России» я сформулировал, выступая на её
презентации
в 2009 году:
Спасибо
издателям. Книга писалась долго и написана давно. А вышла только сейчас.
Значит, именно сейчас она оказалась особенно нужной: «Моим стихам, как
драгоценным винам, ещё придёт черёд».
С приходом
демократии творцам стало гораздо тяжелее. Раньше, чтобы обойти цензуру, как
правило, достаточно было пойти на определённые уступки. Иногда это можно было
делать, не изменяя себе по сути. Теперь, чтобы выйти на рынок и обеспечить
окупаемость, надо войти в этот рынок, отдаться ему и работать на него. А для
этого творцу культуры надо изменить себе. Но тогда и культуры не будет. Я уж не
говорю о современных радзинских и акуниных. Зайдите в отдел поэзии книжных
магазинов: кто из поэтов 2-й половины ХХ века гуще других стоит на полках? –
Эдуард Асадов. Пошлость бессмертна. И рынок всегда будет её хотеть и требовать.
Как этому противостоять? Правительство Пруссии, например, платило Канту, чтобы
он писал книги, которые никто не покупал.
Теперь о
самой книге. Русская история осмысливалась многими и многими великими и не
очень великими русскими людьми. Почти
все они – на страницах книги Аксючица. Количество цитат не должно смущать.
Только бездарность пытается изловчиться и попытаться изобразить «своеобразие» в
том, что до него уже было сделано предшественниками. Истинный творец просто
берёт у этих предшественников то, что они сделали великолепно, а уж дальше идёт
своеобычной дорогой. «Миссия России» – не антология. Это – синтез русской историософской мысли. И такого ещё не было.
Беда русской гуманитарной культуры во многом состоит в том, что в ней всего
много, но всё разбросано по крупицам. Есть анализ, но нет, или почти нет, синтеза.
Чтобы войти в определённую глобальную проблему, нужно не одну книгу прочесть, а
целую библиографию составить.
Это касается
и философии русской истории. Работ множество. Но каждая из них представляет
собой очень индивидуально окрашенную концепцию, тенденцию. Аксючиц, как мне
кажется, своей «Миссией России» сам исполнил важнейшую для нашей культуры
миссию: собрал всё сделанное до него в области
религиозно-филосоофско-исторической мысли и вправил все драгоценные находки в
общую глобальную концепцию. Самое важное, на мой взгляд, состоит в том, что он
не придумал эту концепцию (как, например, сейчас пытаются выдумать «русскую
идею»), а вывел её из всего того материала, который наработала русская мысль.
Концепция получались достаточно жёсткой, но внутри самой себя дающей свободный
простор читателю и мыслителю.
[2] В 1995-м году казалось, что у Зюганова есть
все предпосылки победить Ельцина на президентских выборах 1996-го года. Об этом
я пишу в комментариях к очерку «Нужен ли “нюрнбергский процесс” в Москве?»
Комментариев нет:
Отправить комментарий