Когда в
1989 году я около трёх месяце ездил по Европе – навещал издания, которые меня
публиковали, выступал в эмигрантских собраниях, встречался с иерархами,
писателями, политиками, – сделка с продажей судна в кооперативе завершилась.
Вернулся уже в другое предприятие: было много новой техники, нового персонала и
новых дел. Со мной сразу заговорила миловидная секретарша, которую я видел
впервые, Наталья Осинова: Виктор Владимирович, это я принимала ваши
звонки из-за рубежа. Через некоторое время Наталья обратилась ко мне с
задушевным разговором о том, что она не может больше работать среди атеистов и
просит меня взять на работу в моё хозрасчетное подразделение, которое вело
издательские и религиозные проекты. Вскоре её с дочерью по моей просьбе крестил
известный в Москве проповеднической и миссионерской деятельностью священник о.
Алексей А. Она предложила использовать для моего офиса её большую трехкомнатную
квартиру, которая находилась рядом с Петровкой 38 – Московским уголовным
розыском. Я оснастил квартиру компьютерами, ксероксом, факсом (тогда это было в
новинку), вёл там переговоры с гостями из-за рубежа: журналистами, религиозными
и политическими деятелями. Она занималась факсовой перепиской, принимала
многочисленные звонки из-за рубежа. Приезжающие в СССР по моему приглашению
нередко вместо гостиницы располагались в уютной квартире, Наталья гостеприимно
обслуживала их. Я платил ей очень приличную зарплату, доплачивал за проживание
и еду постояльцев. Как потом выяснилось, Осинова дополнительно брала деньги со
всех за проживание и питание.
В то
время мы на свои средства организовали первый в стране скаутский лагерь в
Костромской области, куда приезжали дети русских эмигрантов из США, мы же своих
детей направили в их скаутский лагерь. Перед отъездом в США я вручил Осиновой
20 тысяч рублей (большие для того времени деньги) на непредвиденные расходы
(весь проект был уже оплачен) по содержанию нашего лагеря. В Вашингтоне на
квартире отца Виктора Потапова матушка Маша после очередного разговора с
Москвой встревожено мне сообщает, что Осинова публично обвинила меня в хищении
20 тысяч рублей. Я объяснил, что никак не мог похитить свои личные деньги,
которые ей и вручал, тут же распорядился уволить Осинову, сообщил своим друзьям
в России и за рубежом, чтобы в качестве моей секретарши с ней прекратили
отношения. Сразу же выяснилось, что она со всеми моими гостями пыталась
установить индивидуальные отношения, просила их привозить или присылать из-за
рубежа подарки – одежду, парфюмерию, украшения, оформить ей и дочери вызов за
рубеж. Все прекратили взаимодействовать с нею и перестали оформлять вызовы, и
только архиепископ Родзянко, который останавливался на квартире Осиновой, по
доброте душевной прислал им вызов, благодаря которому они вскоре и попали в
США.
С
архиепископом Василием Родзянко в его квартире в Вашингтоне. 1990 год.
В
Москву мы приехали вместе с отцом Виктором Потаповым и матушкой Машей, которые
остановились в моей квартире в Теплом Стане. Матушка после посещения нашего
скаутского лагеря рассказала мне чудовищную историю, которую ей в порядке «исповеди» в слезах поведала Осинова.
Начала матушка Маша с того, что мы как православные, должны прощать слабости
людей. Слабости Осиновой заключились в том, что она завела роман с тем о.
Алексеем, который крестил её и её дочь, и у которого было шесть детей. (О.
Алексей тогда был популярным среди московской интеллигенции священником,
проводил религиозные семинары на своей квартире. Впоследствии он перешёл в
юрисдикцию Русской Зарубежной Церкви, затем вернулся в Московскую Патриархию,
затем вновь был исторгнут и ушёл в неизвестную юрисдикцию). Батюшка нередко
говорил семье, что едет в монастырь, а сам проводил время на её квартире.
Однажды под шафе возвращаясь из
ресторана с группой гостей из-за рубежа, Наталья встретила у подъезда батюшку,
который стал выяснять с ней отношения. Кончилось тем, что Осинова в
растрёпанных чувствах выбежала из квартиры в ночную Москву. Ночные блуждания
привели потерявшуюся Осинову в
объятия другого священника – иеромонаха, тоже известного тогда своей публицистической
и пастырской деятельностью. От него она забеременела и стала требовать жениться
на ней. Иеромонах резонно объяснил, что ему это не позволяет сан и множество
духовных чад, которых он в этом случае лишит пастырской заботы. Осиновой
пришлось сделать аборт. Так вот, заключила матушка Маша, Наталья обвинила меня
в воровстве моих же денег потому, что она из-за происшедших с нею бед была сама
не в себе и не ведала что творит. Поэтому, повторяла матушка, я как
православный человек должен её простить, хотя о возвращении украденных денег
речи не шло. Я посоветовал матушке навсегда порвать отношения с этой
авантюристкой и воровкой. Вместо этого Осинова получила приют в Нью-Йоркской
квартире Потаповых, где она познакомилась с Аркадием Шевченко, сбежавшим из
СССР бывшим заместителем Генерального секретаря ООН.
В своё
время я тоже познакомился с Шевченко в доме Потаповых. Он пригласил меня в
ресторан, где мы долго беседовали. Он произвёл на меня впечатление человека не
очень далекого, – обычный советский номенклатурщик. Ничего интересного он не
рассказал, говорил о своей жизни: только что приехал из Лондона, где за
прочитанную лекцию ему заплатили 30 тысяч долларов – его обычный гонорар. С
гордостью угощал меня тем, что, по его словам, и не мечтали есть члены
Политбюро – блюдо из живого лопстера, выбрать которого нужно было самому из
аквариума.
Дальнейшую
судьбу авантюристки Натальи Осиновой в Америке описывал сын Аркадия Шевченко –
Геннадий Шевченко в статье «Сын за отца» в газете «Совершенно секретно» от 15
мая 2003 года.
В феврале 1992 года, как только моей
сестре Анне разрешили выехать в США, отец женился на советской гражданке,
которая была моложе его на 23 года. Она
оказалась в 1991 году в Вашингтоне с 14-летней дочерью от первого брака и с 20
долларами в кармане. Отец был русским человеком, он не понимал, что в России не
только тургеневские девушки, что бывают и акулы, мечтающие о богатых вдовцах…
Она прожила с отцом четыре года и сумела за это время, вольно или невольно,
полностью его разорить.
До отъезда в США жена отца работала с
В. Аксючицем, впоследствии депутатом Государственной думы России. Во время
нашей встречи в Москве в начале 1996 года она не скрывала своего знакомства с
чекистами. Тогда же, в 1996-м, я разговаривал с одним сотрудником Службы
внешней разведки Росси (нелегал). Он был уверен, что эту женщину, картографа по
специальности, дочь подполковника МВД, КГБ подставил моему отцу, зная его
слабость в отношении женского пола.
До этого брака Шевченко имел в США к
1991 году три дома. Самый большой, подаренный ЦРУ, стоил миллион долларов США и
был заставлен дорогой антикварной мебелью. Артем Боровик, сотрудник которого
взял у отца интервью в этом доме, как-то сказал, в шутку или всерьёз, что по
сравнению с домом Шевченко дача Горбачёва в Форосе выглядит как сарай. Отец
владел также четырехкомнатной квартирой на Канарских островах. Всё это стоило
более двух миллионов долларов. Последний дом отец заложил в 1995 году, взяв
кредит свыше 300 тысяч долларов США – на обучение падчерицы в престижном
университете.
А 28 февраля 1998 года на 68 году
жизни отец умер от цирроза печени в небольшой съемной однокомнатной полупустой
квартире, где стояли лишь его кровать да стеллажи с любимыми книгами о
дипломатии и шпионаже. Последние недели жизни он проводил в американском суде,
– его бывшая жена (развелись они в 96-м) пыталась отсудить половину его большой
пенсии почти в семь тысяч долларов в месяц.
После смерти А.Н. Шевченко оказалось.
Что у него был долг около 600 тысяч долларов США… Пишут, что место захоронения
отца держится в секрете. Мне этот «секрет» известен – его похоронили в
Вашингтоне, на территории церковного прихода отца Виктора Потапова, который
сосватал отцу картографа Наташу, получив за это новый автомобиль марки «форд» и
солидные пожертвования.
Мой
старинный друг Володя Кудрявцев пошутил: Осинова,
наверняка, заработала на тебе офицерскую звезду, а на Шевченко – все две.
Я, конечно, сознавал, что вокруг меня будет много провокаторов, и ко мне КГБ
засылает своих людей. Много их было и в последующей острой политической борьбе.
Некоторых я опознавал быстро, других вычислял только задним числом – по
результатам их деятельности: в нужный момент как по приказу они скидывали маску
преданности и начинали неистово разрушать наше дело. Но я считал, что бороться
с этим неизбежным злом методами конспиративными для меня – пустая трата
времени, всё равно профессионалы меня обыграют в том измерении, где я
приговорён быть дилетантом. Поэтому я сознательно избрал позицию максимально
открытой деятельности, что не исключало строгой конфиденциальности по узкому
спектру действительно жизненно важных проблем. Да и потеря 20 тысяч рублей – не
самая большая плата за ка-гэ-бэшные уроки жизни.
Комментариев нет:
Отправить комментарий