О ПРИРОДЕ ЗЛА. 3. Происхождение зла

Зло Богом не попущено, но появляется как сопротивление Божественному миротворению, восстание на Божий замысел о творении. Сам же акт творения невозможен без сопротивления материала творчества, без инерции многого из того, что находится в лоне творческого акта. Ибо собственно творчество и есть обновление всего существующего по инерции и косности. Так акт творения уже в своём замысле предполагает сопротивление материи творения. В источнике многих форм зла лежат те или иные тенденции косности, хаотичности, сопротивления материи акту творчества.

Сопротивление может проистекать не только из материала, но и от своеволия субъекта творчества. Эта диалектика отражается в сказании о сатане – могучем светлом ангеле, восставшем на Творца (небесном революционере) и низверженном с неба на землю. В небесном первовыборе все духовные первообразы – вечные души – определились либо к воплощению, либо к бесплотному служению Творцу. Очевидно, какая-то малая часть чисто духовных существ – ангелов – возгордилась своим высочайшим положением, посягнула на прерогативы Самого Творца, за что и была низвержена с небес.

Но падшие ангелы – не единственная персонификация зла. Многие воплотившиеся души своими действиями в миру – ошибками и грехами – зачинают новые формы зла, которые сосредотачиваются в определённые формы и оказываются центрами притяжения зла, субъектами инспирирования всё новых его форм. Это – восстание внутри акта творения на само творение и Творца. Интегрирующей фигурой всех форм зла является сатана или дьявол.

Бог хочет мироздания без зла и желает своим чадам только добра. Но Бог открывает человеку, что творение Нового Бытия есть мука и боль нового рождения. Творческое рождение Нового Неба и Новой Земли изначально катастрофично и болезненно, является величайшим крестоносительным бременем. Бог потому восходит на Голгофу с творением мира, что принятие бремени творения означает самораспятие. Вхождение в бытие, то есть в акт Божественного миротворения, неизбежно влечёт за собой встречу с небытием – сопротивлением творению. Трагизм творчества в том и заключён, что принятие бытия есть одновременно и принятие небытия, поскольку бытие содержит в себе самое себя и небытие.

Итак, зло не попущено Богом и не создано каким-либо злым богом, оно не сводится к материи и не проистекает из свободы. Зло – это отпадение от творения Божиего, каковое может произойти в любой сфере бытия, включая и самые высокие, духовные. Зло является выпадением какой-либо части бытия из орбиты Божиего творения, самоабсолютизация частичности, противопоставление себя Богу и Его творению.

Онтологичность зла только в акте сопротивления творению мира, поэтому зло само по себе нетость, небытие, восстающее на бытие. Зло не имеет источника в бытии, но, в то же время, является результатом отпадения в небытие какой-либо сферы бытия. Зла нет там, где его не может быть по определению – в самом добре. Зло не может проистекать из импульсов к добру: свободы, веры, любви. Мнение о том, что зло необходимо для выявления добра, что зло способствует укреплению добра, – является величайшим соблазном. Такой подход неотвратимо ведёт к смешению критериев добра и зла. Это произошло с Николаем Бердяевым: начав с диалектики добра и зла, он пришёл к их подмене: в частности, в конце жизни положительно оценивал сталинизм. Неразличение онтологии зла и добра притупило чуткость философа, свойственную ему в годы революции (сборник «Из глубины»), в книгах «Философия неравенства. Письма к недругам по социальной философии», «Миросозерцание Достоевского».

«И свет во тьме светит» (Ин. 1, 5) – это ни в коем случае не означает, что свет нуждается во тьме, чтобы быть светом. Божественный свет есть сам по себе. Но ему противостоит мрак хаоса – первичного небытия. И свет входит во тьму небытия не для того, чтобы обрести себя, а чтобы преобразить меоническую ночь в день Нового Бытия.

Не может зло приобретать положительное значение тем, что оно, якобы, оттеняет добро, напротив, положительный смысл имеет только путь борьбы со злом, опыт изживания зла, формы преображения. Понятно, что такого опыта не было бы, если бы не было зла, но это не наделяет зло какой-либо позитивностью. Мир изначально во зле лежит, ибо всё, что исходит от мира сего, противится активно или косностью своей Божественному творению. Путь добра лежит через преодоление сопротивления творению. Не вступил бы человек на этот путь – не было бы добра в мире. Но зло сохранилось бы: в отказе идти навстречу Божиему зову к творчеству. Это была бы изначальная и окончательная тотальность зла, беспросветность небытия, залившего, потушившего бытие в первом его импульсе.

Этой катастрофы удалось избежать Первочеловеку в дерзновенном акте, который назван грехопадением. В началополагающий момент бытие было отдано Богом человеку, судьба бытия была в человеческих руках. Если бы бытие в этом акте выбора не началось, то тем всё и кончилось бы (подобная ситуация всеобщего висения над бездной небытия повторится в конечные времена). Первочеловек ответил на Божественный призыв и пустил бытие бытийствовать. Это был первый акт утверждения добра. Первочеловек избежал первоначальной катастрофы бытия, чем было положено начало катастрофическим путям человека и мира к добру.

Свободный творческий акт Бога и человека созидает мир, в котором появляется разделение на добро и зло. Но это не значит, что можно утверждать происхождение из свободы и добра, и зла. Из свободы исходит само бытие и становление мира к полному бытию, что и есть начало добра. Но путь обретения и утверждения добра пролагается через косность и сопротивление, тотальность косности и сопротивления и есть зло.

В первом собственно человеческом поступке душа совершила первый шаг из райского лона в предвечный хаос. Человек предназначен к тому, чтобы вернуться к Богу с преображённым миром, принимая Крест сотворца Божиего, разделяя крестоношение Бога. Но в другом измерении первопоступок удаляет от Бога, ослабляет связи с Творцом, замутняет духовное видение, чреват богооставленностью. Вступление на земной путь, где всё совершается через ошибки и падения, создаёт почву для греха и зла, поэтому даже святые ощущали себя величайшими грешниками.

Таким образом, в первом свободном действии Первочеловека – грехопадении – реализовалась и истина, и заблуждение. Человеческий первовыбор диалектически содержит и вину, и невиновность. Спасение включает в себя и осознание падения по своей вине, порчи вследствие проступка, но спасение невозможно без воспоминания о великой творческой миссии, без поднятия человеческого самополагания до высот богочеловеческого сотворчества.

В антиномии творения и состоит глубина христианского мироощущения, христианской аскезы, отчаянного желания освободиться от пут греха. Искупление – освобождение от рабства греху потому и становится возможным, что вина – лишь одна сторона антиномии. Своими силами мы не можем выбраться из состояния падшести, признав же себя виновными, мы получаем возможность прощения и спасения в искуплении. Потому мы и ощущаем вхождение в мир не только как творческое самопожертвование, но и как падшесть.

В чем греховность первовыбора? В первичном самополагании человек проявляет и богоподобную свободу и тварность, конечность. Тварная немочь не позволила человеку вместить должным образом и вполне вселенское назначение. В каждый благой порыв вплетаются импульсы недолжного – потенции прельщения. Невинно оброненное там прорастает здесь: гордость в гордыню, любование в самолюбие, стремление к сотворчеству Богу – в титанизм лжетворчества, творческие потенции – в необузданные стихии... Богоподобному существу, отпущенному Творцом на свободу, с самого начала не достало смирения, целомудрия, послушания, терпения, великодушия, кротости – желания сполна услышать и воплотить волю Божию.

Но в чём-то первочеловек и недовыполнил, недодерзнул, недовоплотил назначение, недобрал бремя свободы и ответственности. Свобода переплелась со своеволием, в душевные импульсы примешались самостные мотивы. Очевидно, знание о добре и зле было воспринято не во всей полноте, искренности и ответственности. Сказались инфантильная робость, нерешительность, чувство ужаса от абсолютной неизвестности, страх вселенской ответственности. Ева сорвала плод познания, но неуверенной, дрогнувшей рукой. Адам вкусил плод, но с нерешительностью и долей сомнения.

Так внутри благого поступка откладывалась некая непросветлённая область, отбрасывающая тень на будущее, сеющая семена греховности. Гордыня является тягчайшим грехом в христианстве потому, что является самоутверждением на искажённых потенциях в началополагающих актах творения. И так впервые семя греховности, из которого произрастает мировое зло, оказалось тенью внутри самого блага. Первородный грех совершился внутри первовыбора – грехопадения.

Но и здесь ещё нет собственно зла, но только его потенции. Разделение на добро и зло проявляется с появлением их критериев. Вкусив от древа познания, узнав добро и зло, Первочеловек исполнил волю Божию, принял великое творческое призвание и, тем самым, вступил на путь добра. То, как он это совершает, накладывается неизгладимым образом на облик мировой истории. Предстояние перед первозданным хаосом и нисхождение в меоническую бездну порождает новые состояния в человеке и в мире, вплетающиеся в последующую историю.

Существо, вкусившее плодов познания, впервые ощутило и богоподобное величие, и тварную немочь, почувствовало первые искушения – внешние поводы и внутренние влечения к греху. Человек впервые ощутил свою свободу и богоподобность, но в нём проснулось и титаническое своеволие. Он принял миссию сотворца Богу, но не во всей полноте и чистоте. В должном оказалась примесь недолжного. Ощутив в своих руках судьбу мироздания, тварный творец почуял не только вселенскую ответственность, но и тягу к бесконтрольному владычеству. Человек не только низринулся, но и пал, отпал от Бога. Он не только преобразовательно внедрился в хаос, но и развязал его стихии. Человеческое назначение замутилось его исполнением, в результате мир в чём-то исказился в своих основах.

Таким образом, то событие, которое называется грехопадением, объемлет первовыбор перволюдей, сферу первородства, в которой слагались потенции и силы будущего, где проявились и принятие бремени бытия, и его искажение. Падением это событие названо и потому, что перводействие людей явилось нисхождением из высших, духовных миров в низшие, хаотические. Но вместе с тем в нём содержался аспект реального падения, как потери высшего и порабощения низшим. Этот аспект и отражается в том, что называется первородным грехом, который указывает на собрание потенций и тенденций греха и зла.

Человеческая судьба в мире сложилась так, что тёмные потенции не были нейтрализованы и их энергия влилась в мировое зло. Первородный грех сложился в первые акты человеческого самополагания и в миру оказался инстанцией, породившей грех. Поскольку в лице Адама человечество совершило первый поступок, то и величие и слабость этого акта распространились на всех людей: «О, что ты сделал, Адам? Когда ты согрешил, то совершилось падение не тебя только одного, но и нас, которые от тебя происходим» (3 Ездр. 7,118). Но всё человечество связано с Адамом по греху, прежде всего, в том смысле, что после принятия земного назначения все человеческие души из мира чистой духовности выходят в мир сей, как на поле брани добра со злом.

Источник зла – в стремлении твари возвратиться в добытийное состояние. Зло – это боязнь бытия, измена бытию, отказ от крестонесения бытия, когда всё хаотическое утверждается в хаосе, духовные же первообразы стремятся вернуться в своё первозданное состояние. Зло есть такая встреча небесного с земным, которая завершается полным отказом от встречи. Разделённые свет и тьма не возвращаются в первозданную форму, ибо это невозможно по природе вещей. Свет перестает быть светом, потому как ему негде светить. В первозданном хаосе растворяются всякие потенции и он окончательно превращается во тьму небытия.

Мир сей с момента создания является ареной богочеловеческого творчества. Душа человека несёт в себе силы, стремления и неба, и земли, потенции которых предназначены для персонификации, преображения бытия – служению добру. Но они же могут быть направлены против Божественного творчества, что превращает их в силы зла.

Зло само по себе не существует, ибо это нетость, полное отрицание бытия. Но акт отрицания запечатлевается в мирских формах. Зло, не имея собственного бытия, паразитирует на бытии, поэтому во зло могут быть обращены любые, даже самые благие мировые силы, стихии, стремления, если они из материала и орудия творения Божиего превращаются в средства борьбы с творческим актом Бога, с Самим Творцом.

Таким образом, зло возможно только за пределами самобытия Бога – в сфере мира сего как арене творения. Сатана – князь мира сего – персонифицирует самоволие тварного мира, противостоящее творящей благодати. Это дух зла, интегрирующий все силы сопротивления Творцу, откуда бы они ни исходили. Но это и конкретное существо, являющееся персонификацией мирового зла и выражающее его волю. Кристаллизовано это существо первогреховными поступками человека, но с первого мгновения оно проявляет собственную инерцию – злую волю и противостоит праведной воле человека.

Различные источники происхождения зла и формы его кристаллизации отражают многоимённые духи зла. Самаель – ангел смерти, слепой бог или бог слепых, дитя хаоса – персона, олицетворяющая претензию смертоносных стихий подменить собой истоки и токи жизни, ослепить преображающий взор человека. Люцифер – дух астрального света – выражает стремление сферы энтелехий к самодостаточности, дух магического рабства, это отражённое призрачное лжебытие, стремящееся вытеснить собственно бытие. Ослепление люциферическим светом – это соблазн подмены всего и вся. Вельзевул – князь тьмы и бесов, демонов, повелитель скверн – олицетворяет духовное отступничество, идолопоклонство – поклонение материальному истукану как полное порабощение у предметного мира. Асмодей – ангел истребитель – происходит от блуда между падшими ангелами и дочерьми человеческими, особенный недруг брака как Божиего установления, совратитель к противоестественным связям и амбивалентности, разрушитель органичных связей между противоположными началами, в том числе и полами. Если Асмодей олицетворяет уродливые формы соединения сил неба и стихий земли, то Лилит – та часть пассивного начала материи, которая стремится предотвратить соединение начал неба и земли, закоснеть в непреображённости, нерождённости, в извечной хаотичности, либо множить только хаос. Поэтому Лилит «овладевает мужчинами против их воли с целью родить от них детей, вредительница деторождения, не только наводит порчу на младенцев, но похищает (пьёт кровь новорожденных и высасывает мозг из костей) и подменяет их; ей также приписывается порча рожениц и бесплодие женщин» (Мифы народов мира). В общем, имя им легион – на каждом шагу человека подстерегают либо сложившиеся ложные формы жизни, либо соблазны лжетворчества – порождения новых духов зла.