СЛОВАРЬ АВТОРСКИХ ПОНЯТИЙ. Свобода - сознание

СВОБОДА – Обыкновенно необусловленный выбор извне (формальная свобода). Собственно свобода – это внутренне самоопределение, преодолевающее внешнее давление (положительная свобода). Сущность свободы открывается из понимания, что Бог – это Свобода. В собственном бытии Бог свободен, и по отношению к миру Творец выступает, прежде всего, как Свобода. Началополагающее отношение Бога к миру – отношение свободного Бога: свободный Бог становится Творцом. Бог сотворил мир из ничего, то есть свободно и из свободы. В основе творения – свободный творческий акт. Бог – источник и опора свободы против несвободы вещного мира. Свобода проистекает из глубин Самобытия Бога, и свободный акт утверждает в мире бытие. Свобода – источник бытия, в свободе мощь бытия. Напряжённость бытия направлена к обретению всё более полной свободы. Вектор свободы является стержнем бытия. Степень возрастания бытия – это ступени раскрытия свободы. Свобода – образ Божий в человеке, вечная, нетленная частица божественной природы в нём, искра Божия в душе человека. Свобода не свойство, а субстанция личности, сущность личности. В акте свободы таинственно сочленены Божественная и человеческая воля: благодатная воля Божия проявляется через человеческую свободу, свобода есть голос благодати в личности. С момента создания вечной человеческой души свобода её вплетена в творческий акт Бога. По степени проявления человеческой свободы можно выделить три этапа творения-становления личности. 1. Первичное помышление Творца о бытии вечной души, творение Богом субстанциальной основы личности. 2. С момента рождения в бытие душа активно в нём самоопределяется в предмирном совете, диалоге Бога и души о человеческом бытии. 3. С момента воплощения в мире сем человек обретает возможность полной свободы и несёт полную ответственность в исполнении собственного предназначения.

СВОБОДА ВОЛИ – защитная реакция волеязъявления природного в индивиде, утверждение автономности индивидуального естества. Воля природы в свободном индивиде стремится к автономии, но она не может быть самодостаточной и не самополагающей, не является сама для себя законом. Автономность индивидуальной воли заключается в том, что она стремится быть независимой от всего внешнего и чуждого индивиду. Попытки же утвердить самодостаточность природной воли ведут к порабощению индивида природным стихиям. Человек как индивид проявляет волю, как личность – свободу. Он призван в природной воле услышать стенания твари к преображению и воплотить их в свободном творческом акте. Свободу воли можно отстоять, только проявляя самою свободу. Через акт свободы природа возвышается до ощущения, воли, разума. В личности природа проницается и преображается свободой.

СВОЕВОЛИЕ – Воля природной самости в человеке, стремящейся к автономности и потому склоняющей ко злу. Господство страстей, инстинктов, маний, гордыни – рабство у самости. Своеволие самости означает активное отвержение свободы, самоутверждение эгоистической индивидуальности. Это демоническое самоутверждение особенно опасно тем, что искушает видимостью индивидуальной свободы. Своеволие – это само-волие, само-чинность, само-управство, порабощение самостной воле, своенравный отрыв от Бога и самоабсолютизация. Самость эгоистически самоутверждается, настаивает на самодостаточности собственной индивидуальности. Самость выделяет себя через противопоставление другим, миру, Богу. Тотальное противопоставление разрывает связи, переориентирует энергию на агрессию, разрушение и саморазрушение. Гипертрофированная самость безосновна, бессвязна, произвольна, хаотична. Срыв в самость означает отказ от личностного назначения и тем самым восстание на творческий акт Бога, что и есть зло.

СВЯТОЙ – Живое воплощение преображённого личностного бытия. Не только формулирует ценности, сколько реализует их в собственном облике и судьбе.

СЕНЬ КРЕСТА – Прикрывающая, но не для отдохновения, а для битв, открывающая человека миру, но и защищающая в нём. Тень – темнота, сень – отражение света. Сущность всего вскрывается под сенью Креста. Крест Христов положен в основания бытия и мира. Голгофой Спаситель дал новое измерение человеку. Где точка и источник мировой свободы? – На Голгофе! Где человек свободен и могуществен подобно Богу? – Под сенью Креста!

СМЫСЛ – Первоначально информация о явлении или предмете. Затем углублённое их осознание, раскрывающее, чем они являются сами по себе в отличие от других и несмотря на изменчивые их состояния, также предназначение (сущность) в пределах универсума, в который они входят. Смысл и сущность вскрываются в той степени, в какой включены в познание Универсума Универсумов – Бога.

СОВЕСТЬ – Голос Божий в человеке, зов творческой свободы и вселенской ответственности в исполнении собственного предназначения в преображении бытия.

СОЗНАНИЕ – Мирская плёнка осознания над бездной душевных мук и превращений, совершающихся в горизонте вечности. Мирское сознание только фрагментарно отражает целостное движение духа личности. Сознание основывается на трансознательном – сознании души в перспективе вечности.

Интервью журналу «Витрина», май 1998 г. К новому изданию книги "Под сенью Креста"

 Беседовал Владимир Бессонов

ДУША ПОЛИТИКА ТОСКУЕТ О ВЕЧНОМ, НО НИЧТО ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ ЕЙ

НЕ ЧУЖДО

От станции метро «Краснопресненская» дорожка к Белому дому ведёт мимо ограды стадиона, вдоль которой теперь образовался целый мемориальный комплекс памяти погибших трагической осенью 93-го года. Вместо листьев на деревьях трепещут на ветру чёрные и красные траурные ленточки, навевающие совсем не весёлые мысли, стоят стенды с фотографиями убиенных, воздвигнута небольшая часовенка. Вот, наконец, и сама громадина Белого дома. Сразу видно, что «уроки революции» здесь учтены. Высокий забор. Проходные с бдительной охраной. Просто так к БД сегодня не подступишься. Я оглядываюсь назад, на часовенку, глубоко вздыхаю и вхожу в КПП. Пропуск к В.В. Аксючицу, бывшему народному депутату РФ, а ныне советнику первого заместителя председателя Правительства РФ Б.Е. Немцова, у меня заказан на 12.00.

Повод для разговора – новая книга В.В. Аксючица «Под сенью Креста», вышедшая недавно в московском издательстве «Выбор». Само по себе появление ещё одной книги ещё одного политика сегодня никого не удивляет. Мы привыкли, как к чему-то будничному, к их рассказам о бросках на юг, о рассветах и закатах, о друзьях и недругах, приобретённых во время хождения во власть. Но чтобы известный политик всерьёз размышлял о Боге, о Душе, о поисках Истины?! И это ещё не всё! Автор книги всерьёз убеждён, что ему удалось в своей «персоналистической поэме» сказать совершенно Новое Слово. С этого, прямо скажем довольно смелого, утверждения и началась наша беседа.

В.А. Скажу откровенно – эта книга – действительно новое слово. Но… слово настолько новое, что оно как бы сразу и не видно. Когда я дал почитать – ещё в рукописи – первую главу своему товарищу, он вернул, сказав, что не стоит повторять то, что изучалось в течение 2000 лет. Позже выяснилось, что текст он серьёзно не читал, а лишь пробежал по диагонали. Когда же вчитался, то был обескуражен: «Здесь же всё необычно! … Но зачем всё переиначивать».

В.Б. И всё-таки Новое Слово – сказать не просто. Недаром Пушкин считал, что «экономна мудрость бытия – всё новое в ней шьётся из старья».

В.А. На самом деле я глубокий традиционалист и верный сын Церкви. И это при том, что меня многие считают модернистом. Моё слово – в рамках православной традиции. И вместе с тем в каждой главе – свои открытия. Возьмите «Творение. Грехопадение». Если вы откроете «Еврейскую энциклопедия» и «Православную энциклопедию», то в статьях «Грехопадение» толкование сюжетов – идентично! Это парадоксальная вещь! Если христианское человечество, осмыслив пройденный путь, не переосмыслило начало самоё себя, то не является ли это основой многих наших заблуждений? А значит, и многих пороков, трагедий христианского человечества, включая и сегодняшние.

В.Б. Это очень сложный вопрос.

В.А. Это инерция видения: смотрят годами в одну сторону. Господь даровал мне независимость суждений, и я сумел увидеть скрытое до сих пор.

В.Б. В предисловии к вашей книге сказано, что она (книга) теперь становится фактом культуры и вступает на поприще борьбы за душу человека. С первым – соглашусь. Но – второе?.. «И снова вечный бой»?

В.А. «Наша брань не против плоти и крови, но против духов злобы поднебесной, против мироправителей тьмы века сего» – это слова Апостола Павла. То есть здесь брань, борьба идёт между Добром и Злом, а не между какими-то партиями и тусовками. В этом смысле моя книга выходит, действительно, на поле борьбы за спасение души человеческой.

В.Б. Сколько лет писалась книга?

В.А. Двадцать лет. Я, как и все мы, воспитывался в атеистическом мире, причём в самой агрессивной его форме. Мы жили в очень ограниченном искусственном мире, который казался нам Вселенной. Мы просто не представляли себе существование других Галактик – интеллектуальных, культурных, духовных. После службы в Военно-морском флоте, когда я попал в Москву, считая себя убеждённым марксистом, мой дядя (сейчас настоятель Собора Казанской Божией Матери на Красной площади, протоиерей Аркадий Станько) спросил, какой у меня философский настрой. Я честно ответил, что собираюсь строить коммунизм. Он не стал со мной спорить, положил руку на Библию и спросил: «А с этим как будете поступать?» Я ответил, что Библия – это достояние мировой культуры, и мы постараемся использовать и её в строительстве коммунизма. Тогда он сказал мне: «Возьми и читай». И посоветовал начать с Нового Завета. Чтение произвело на меня оглушительное впечатление. Это было самое настоящее потрясение. С этого всё и началось. К третьему курсу я был убеждённым христианином.

В.Б. Мы с вами учились в одно и то же время, в семидесятые годы. У нас тоже был кружок, самиздатовский журнал, даже членские взносы. Однако, помимо кружковщины, была и Alma mater. До сих пор помню лекции Владимира Борисовича Кобрина, автора замечательной книги «Опасная профессия историк», яркие семинары Володарского по Возрождению, помню споры о позитивизме с Аполлоном Кузьминым, зазывавшим к себе молодёжь патриотического толка… А у вас на философском факультете были «властители дум»?

В.А. Да ну, нет, что вы! Это был не философский, а идеологический факультет. Единственный человек, который как-то повлиял на меня, это мой научный руководитель, доктор философских наук Тамара Андреевна Кузьмина, – чудная, мудрая, тонкая женщина.

В.Б. А книги А.А. Аникста, В.Ф Асмуса, М.А. Лифшица, А.Ф. Лосева, издававшиеся в те годы, входили в круг вашего чтения?

В.А. После настоящих классиков – от Платона до о. Сергия Булгакова – они не могли оказать на меня какого-то особенного влияния, так как не являлись продолжателями золотой плеяды русской православной философии.

В.Б. Даже А.Ф. Лосев?

В.А. С ним несколько сложнее. Его работы двадцатых годов чрезвычайно интересны, это ранние плоды гениального ума. Но потом этот ум залили свинцом, вытравили всё свежее и самобытное. Я, например, так и не смог дочитать его комментарии к Платону, поскольку они насквозь пропитаны марксятиной. В них слишком много шелухи и мало зёрен. Зато его маленькую книжечку о В. Соловьёве прочёл залпом. Лосев был рождён с титаническим умом, который большей частью, увы, был растрачен на сопротивление режиму и самосохранение, а не на подлинное творчество. Ну не может пианист, ежедневно коловший дрова, победить на конкурсе П.И. Чайковского! Для Лосева это было трагедией.

В.Б. Вы – лидер Российского христианского демократического движения, человек, по вашим словам, глубоко верующий. Расскажите, как же вас «занесло под своды таких богаделен на искреннем вашем пути»?

В.А. Христианство предлагает человеку путь Спасения. Но у каждого в нём своя дорога и различные их формы. Кто-то выбирает монашескую аскезу, кто-то гражданское служение.

В.Б. Белый дом для вас – путь гражданского служения?

В.А. У меня на самом деле одно призвание – я прирождённый философ не только по образу мыслей, но и по образу жизни. И я был бы счастлив, если бы занимался только философией и писал книги. Но я живу в страшное, катастрофическое время и вынужден пойти туда, где мне быть противопоказано. Поверьте, от моей политической деятельности я не испытываю никаких положительных эмоций. Они возникают лишь тогда, когда я оказываюсь один на один со своими книгами или семьёй. Кстати, у меня готовятся к печати ещё два больших «кирпича», один из них («Бог и Отечество. Историософия России») я надеюсь издать в этом году. А сегодняшняя моя работа в Белом доме – это долг перед земной Родиной, и уйду отсюда и лишь тогда, когда посчитаю его выполненным.

В.Б. Долго вам придётся ждать.

В.А. В августе девяносто первого мы ходили здесь с моим другом Глебом Анищенко, и я сказал ему, что теперь наконец-то смогу всё бросить и заняться своей любимой философией. Он ответил, что всё только начинается, и оказался прав. Однако я надежды не теряю.

В.Б. Поскольку вы работаете в одной «Связке» с Борисом Немцовым, то, наверное, именно с ним связываете определённые надежды?

В.А. Это политик новой плеяды, безусловно честный…

В.Б. «…высеченный из кремня и стали»? Помилуйте, честных политиков не бывает по определению!

В.А. Бывает, как это ни странно. Я общаюсь с Немцовым по работе каждый день и вижу, какие требования он предъявляет к своим сотрудникам. Это мужественный, принципиальный человек, чрезвычайно высоко ценящий мужскую дружбу. Это качества, с которыми рождаются, – они или есть, или их нет. Да, у него есть недостатки, но они большей частью связаны с возрастом, а потому исправимы.

В.Б. Принято считать, что власть портит людей.

В.А. Он во власти давно, и все эти годы я знал его достаточно близко, но каких-то разительных перемен не заметил. У Немцова очень мощная харизма и верный Ангел-хранитель. Когда он поступает сообразно своему предназначению, то непременно выигрывает даже в ситуациях, казавшихся изначально проигрышными. Во многом поэтому он и является одним из самых перспективный политиков. Немцов персонифицирует как бы вершину горы, которая сейчас только поднимается. Идёт формирование нового поколения, а значит, и новых политических лидеров, среди которых Немцов явно выделяется.

В.Б. Что вы читаете, кроме узкоспециальной литературы?

В.А. Моя жена говорит, то у неё очень тривиальный вкус – она любит розы. Я люблю Пушкина, Гоголя, Достоевского, Лескова. Из современных писателей – Распутина, Белова, Астафьева, сокрушаясь его общественно-политической позицией. Ни и, конечно, особняком стоит Солженицын, – величайший гений современности, на самом деле ещё далеко не оценённый. Его «Красное колесо» – это величайшая историческая эпопея и величайшее художественное произведение одновременно. Возьмите «узел» «Октябрь Шестнадцатого» – это наиболее совершенный роман в русской литературе. Там есть сюжеты, которых никогда не было в мировой литературе. А как там звучит тема Любви!

…

Тут молоденькая помощница Виктора Владимировича принесла нам по чашке чая, и он, отхлебнув маленький глоток, спустился на «грешную землю»:

В.А. А это моя старшая дочь Ина, редактор моей книги. Младшая – ей всего шесть лет – тоже помогает. Мой внук учится на Афоне, в Академии – по благословению Его Святейшества Патриарха Алексия II и схиархимандрида Илии, который приехал с Афона возрождать Оптину Пустынь. У нас творческая семья. Кстати, приходите на премьеру спектакля, который поставила моя жена в театре им А.С. Пушкина.

В.Б. Спасибо. Насколько я понял, вы оптимист по натуре, и ничто земное вам не чуждо.

В.А. Конечно! Сама жизнь есть сопротивление небытию, она оптимистична по своей природе. Жить – значит утверждать оптимизм бытия.

К присланным мне гранкам статьи была приложена записка главного редактора журнала: Уважаемый Виктор Владимирович, благодарю Вас за прекрасное интервью, – по сложности мысли и её необычной в то же время прозрачности и честности у меня такая статья впервые. Очень хочу сотрудничать с Вами и в дальнейшем. С уважением Мария Дмитриева.

НАЧАЛА И КОНЦЫ Об истоках и перспективах современной цивилизации

ДОКЛАД

Международная конференция в рамках XII Конвента Российской ассоциации международных исследований ПОСТСЕКУЛЯРНЫЙ МИР И МЕЖДУНАРОДНЫЕ ОТНОШЕНИЯ

Сохранится ли человечество перед лицом современных вызовов, и каково его будущее? Теоретизирования на эту тему не учитывают, что основные цивилизационные парадигмы созданы в лоне религиозного мировоззрения. Поэтому предлагаю сосредоточить внимание на религиозном цивилизационном измерении, как бы это не звучало несовременно. Я буду излагать концепцию, сформулированную тридцать и опубликованную двадцать лет назад в книге «Под сенью Креста».

Гло­баль­ный кри­зис со­вре­мен­ности за­став­ля­ет пред­по­ло­жить, что человечество ру­ко­во­дствуется во мно­гом лож­ны­ми ори­ен­ти­ра­ми. Если христианская цивилизация привела мир к грани самоуничтожения, то необходимо определить основной онтологический вывих в истоках христианского мировоззрения. В отличие от науки (которая существует несколько столетий) религиозное мировоззрение тысячелетиями осмысляет основные вопросы бытия: как и для чего был создан мир и человек, каково назначение человека в мироздании?

В первых трёх главах книги Бытие Ветхого Завета (Быт. 1. 1-3) иудаизм обобщил и углубил древние предания на тему творения мира и человека. Христианство приняло большинство книг древнего еврейского Священного Писания в качестве канона Ветхого Завета Библии. При этом толкование одних и тех же текстов радикально отличаются: для иудаизма это последнее и полное откровение Бога, для христианства книги Ветхого Завета толкуются в свете Новозаветного Благовестия как путь богоизбранного народа к Истинному Богу – явлению Богочеловека. Но только данные тексты практически одинаково толкуются в иудаизме и христианстве. Прежде, чем анализировать данный парадокс и его последствия, отмечу, что в христианском Писании нет никаких оснований исключать из христианского осмысления тексты только первых трех глав Библии.

Во всех традиционных христианских тол­ко­ва­ниях по­ве­ст­вований о тво­ре­нии ми­ра и че­ло­ве­ка, о гре­хо­па­де­нии че­ло­ве­ка, мож­но вы­де­лить не­кий ин­ва­ри­ант.

Бог тво­рит мир. Бог создаёт че­ло­ве­ка для жиз­ни в раю по об­ра­зу и по­до­бию Своему, то есть об­ла­да­ет пол­но­той бла­го­сти. Вме­сте с тем, че­ло­век яв­ля­ет­ся инфантильным существом, лишенным самостоятельности и полноты знания. По­сре­ди рая Бо­гом на­са­ж­да­ют­ся Д­ере­во Жиз­ни и Дере­во По­зна­ния до­б­ра и зла. Бог раз­ре­ша­ет че­ло­ве­ку пи­тать­ся от всех де­рев, кро­ме пло­дов Де­ре­ва По­зна­ния до­б­ра и зла. Че­ло­век пред­на­зна­чен для веч­ной жиз­ни в раю, к веч­но­му пре­бы­ва­нию в созданном со­стоя­нии. Вместе с тем, че­ло­век при­зван уподобиться Бо­гу. Че­ло­ве­ку за­по­ве­да­но: «…пло­ди­тесь и раз­мно­жай­тесь…» (Быт. 1. 22). Са­та­на в об­ра­зе змея ис­ку­ша­ет Еву вку­сить плод за­прет­но­го Де­ре­ва По­зна­ния до­б­ра и зла. Адам и Ева на­ру­ши­ли за­прет Бо­га и вку­си­ли пло­да от Де­ре­ва По­зна­ния. Грех Пер­во­лю­дей за­клю­ча­ет­ся в не­по­слу­ша­нии Твор­цу, соз­на­тель­ном и умыш­лен­ном про­ти­во­пос­тав­ле­нии се­бя Бо­гу, они хо­те­ли, познав быть един­ст­вен­ны­ми вла­ды­ка­ми соб­ст­вен­ной судь­бы. Это бунт про­тив Бо­га, от­каз да­лее за­ви­сеть от То­го, Кто их со­тво­рил. Со вку­ше­ни­ем за­прет­но­го пло­да Адам и Ева по­те­ря­ли ми­лость Бо­жию, пер­во­на­чаль­ное це­ло­муд­рие, не­вин­ность и ста­ли гре­хов­ными. При­ро­да гре­ха обыч­но тол­ку­ет­ся в двух смыс­лах. Од­ни ав­то­ры ут­вер­жда­ют, что гре­хо­па­де­ние произошло в об­лас­ти по­ла. Гре­хов­ный плод про­бу­дил у пер­во­лю­дей по­хоть пло­ти, в плену которой они и оказались. В этой тра­ди­ции жен­щи­на рас­смат­ри­ва­ет­ся как ис­точ­ник и но­си­тель зло­го на­ча­ла, ис­ку­шаю­ще­го соб­ст­вен­но че­ло­ве­че­скую – муж­скую природу. Дру­гие ав­то­ры счи­та­ют, что гре­хо­па­де­ние совершилось в об­лас­ти че­ло­ве­че­ско­го по­зна­ния. Со вку­ше­ни­ем пло­дов от Де­ре­ва По­зна­ния че­ло­век ут­ра­тил пер­во­на­чаль­ное не­вин­ное, це­ло­ст­ное со­зер­ца­ние Бо­га. Утеряв ин­туи­тив­ное, не­по­сред­ст­вен­ное зна­ние, он впал в со­блазн ана­ли­ти­че­ско­го, ра­цио­наль­но­го рас­чле­не­ния бы­тия, что отъ­е­ди­ня­ет от ис­ти­ны, де­ла­ет соз­на­ние фраг­мен­тар­ным, час­тич­ным. В результате че­ло­век при­об­ре­та­ет всё боль­шую власть над пред­ме­та­ми, но те­ря­ет не­по­сред­ст­вен­ную, глу­бинную связь с кос­мо­сом, что побуждает к не­на­сыт­ному ин­тел­лек­ту­аль­ному об­ла­да­нию природой и ведёт к её раз­ру­ше­нию и по­ра­бо­ще­нию че­ло­ве­ка. Об­щим для обе­их тра­ди­ций яв­ля­ет­ся убе­ж­де­ние, что зем­ной путь че­ло­ве­че­ст­ва есть ре­зуль­тат из­на­чаль­но­го гре­хов­но­го па­де­ния пер­во­лю­дей. Че­рез плод Де­ре­ва По­зна­ния лю­дям от­кры­лось то, что долж­но бы­ло быть от них навсегда скры­то, и это от­кры­тие пре­вра­ти­ло их первозданно не­вин­ную при­ро­ду в гре­хов­ную. За на­ру­ше­ние Бо­же­ст­вен­но­го за­пре­та Адам и Ева из­гна­ны из рая на зем­лю, где в по­те ли­ца вы­ну­ж­де­ны до­бы­вать свой хлеб. На зем­ле лю­ди ста­но­вят­ся смерт­ны­ми, ибо Бог для то­го и из­гнал их из рая, что­бы гре­хов­ные лю­ди не вку­си­ли ещё и от Де­ре­ва Жиз­ни и не ста­ли жить веч­но. Адам и Ева ста­но­вят­ся пра­ро­ди­те­ля­ми все­го че­ло­ве­че­ст­ва. Ду­ши лю­дей соз­да­ют­ся Бо­гом в мо­мент за­ча­тия. Пер­во­род­ный грех – по­след­ст­вие гре­хо­па­де­ния Ада­ма и Евы рас­про­стра­ня­ет­ся на всех лю­дей и передаётся как бы по на­след­ст­ву. На­зна­че­ние лю­дей на зем­ле со­сто­ит в том, что­бы ис­ку­пить пер­во­род­ный грех, про­жить зем­ную жизнь так, что­бы она от­кры­ла воз­мож­ность ду­ше по­сле зем­ной смер­ти вер­нуть­ся в рай­ские сфе­ры, – в пер­во­на­чаль­ное со­стоя­ние не­вин­но­сти, в ко­то­ром и бы­ли соз­да­ны Адам и Ева.

В ка­че­ст­ве ил­лю­ст­ра­ции общепри­ня­то­го тол­ко­ва­ния привожу ста­тью А.И. По­кров­ско­го «Гре­хо­па­де­ние пра­ро­ди­те­лей» из «Пра­во­слав­ной бо­го­слов­ской эн­цик­ло­пе­дии» (СПб., 1903 г.): «Пе­чаль­ный факт гре­хо­па­де­ния пер­вых лю­дей… крас­ной ни­тью про­хо­дит че­рез всю ис­то­рию не толь­ко вет­хо­за­вет­ной, но и но­во­за­вет­ной ре­ли­гии, яв­ля­ясь тем ос­нов­ным уз­лом, око­ло ко­то­ро­го со­сре­до­то­чи­ва­ет­ся и раз­ви­ва­ет­ся вся дра­ма ми­ро­вой ис­то­рии. Под­лин­ный смысл это­го бе­зы­скус­ст­вен­но­го по­ве­ст­во­ва­ния со­вер­шен­но прост и ясен и крат­ко мо­жет быть пе­ре­дан в сле­дую­щих не­мно­гих сло­вах. Пер­во­здан­ная че­та на­сла­ж­да­лась в раю пол­ным бла­жен­ст­вом и бес­смер­ти­ем. Сам Бог яв­лял­ся им и ру­ко­во­дил их ду­хов­но-нрав­ст­вен­ным раз­ви­ти­ем, да­ро­вав им для этой це­ли, а рав­но для ис­пы­та­ния их бла­го­дар­но­сти к Не­му и по­слу­ша­ния Его свя­той во­ле, осо­бую, весь­ма лег­кую за­по­ведь о нев­ку­ше­нии пло­дов с од­но­го из мно­же­ст­ва рай­ских де­ревь­ев. Та­ко­му не­воз­му­ти­мо­му бла­жен­ст­ву пра­ро­ди­те­лей по­за­ви­до­вал диа­вол и ре­шил­ся по­гу­бить их. Для этой це­ли он вошёл в змия и при­сту­пил с ис­ку­си­тель­ной бе­се­дой к Еве, в ко­то­рой он сна­ча­ла по­ко­ле­бал уве­рен­ность её в не­пре­лож­но­сти за­по­ве­ди, за­тем по­се­лил чув­ст­во не­до­ве­рия к Бо­гу, за­тем воз­бу­дил гор­де­ли­вое же­ла­ние срав­нять­ся с Бо­гом, и, на­ко­нец, воз­дей­ст­ви­ем на её внеш­ние чув­ст­ва окон­ча­тель­но скло­нил её во­лю к на­ру­ше­нию за­по­ве­ди. Со­гре­шив­ши са­ма, Ева к то­му же ув­лек­ла и сво­его му­жа Ада­ма. Так па­ли пра­ро­ди­те­ли че­ло­ве­че­ст­ва, а в ли­це их и всё бу­ду­щее их по­том­ст­во, то есть весь че­ло­ве­че­ский род. Об­щей при­чи­ной гре­хо­па­де­ния пра­ро­ди­те­лей по­слу­жи­ло, по смыс­лу Биб­лии, зло­упот­реб­ле­ние с их сто­ро­ны сво­бо­дой сво­ей во­ли, бо­лее ча­ст­ной – пре­ступ­ное же­ла­ние же­ны вый­ти из под­чи­не­ния Бо­гу и срав­нять­ся с Ним; на­ко­нец, по­во­дом ко все­му это­му явил­ся со­блазн, при­ра­жён­ный же­не из­вне, от диаво­ла».

Даль­ше и пой­дёт речь о том, что под­лин­ный смысл со­бы­тия, око­ло ко­то­ро­го со­сре­до­точи­ва­ет­ся и раз­ви­ва­ет­ся вся дра­ма ми­ро­вой ис­то­рии, не мо­жет быть со­вер­шен­но прост и ясен. Прежде всего, традиционное толкование пре­ис­пол­не­но про­ти­во­ре­чий, ко­то­рые не­воз­мож­но раз­ре­шить в рамках его представлений. Обыч­но про­ти­во­ре­чия эти не за­ме­ча­ют­ся или же по­пыт­ки их ре­ше­ния на­ив­ны и но­сят на­ту­ра­ли­сти­че­ский ха­рак­тер. Про­ис­хо­дит пол­ное сме­ше­ние ду­хов­но­го и на­ту­ра­ли­сти­че­ско­го измерений. Опи­сы­вае­мые со­бы­тия яв­ля­ют­ся ос­но­во­по­ла­гаю­щи­ми в бы­тии. Речь идёт о ме­та­фи­зи­че­ских – не­зем­ных, ду­хов­ных яв­ле­ни­ях и про­цес­сах, вме­сте с тем, язык тол­ко­ва­ния на­ту­ра­ли­сти­че­ский. Вер­шат­ся судь­бы бы­тия в це­лом, но всё опи­сы­ва­ет­ся в об­раз­ах бы­то­вых сце­нок, ча­ст­ных пси­хо­ло­ги­че­ских мо­ти­ви­ро­вок, ин­фан­тиль­ных эмо­ций и стра­стей. Об­щий фон – сре­да и тон, ма­не­ра, ха­рак­тер, стиль тол­ко­ва­ния не­со­раз­мер­ны тра­ги­че­ско­му со­бы­тию, ко­то­рое ле­жит в ос­но­ве бы­тия. При та­ком под­хо­де не­по­нят­но, как эти ка­мер­ные сце­ны смог­ли оп­ре­де­лить жизнь все­лен­ной, её смысл, об­ще­че­ло­ве­че­ское на­зна­че­ние.

Для иллюстрации можно привести эпизод из толкования грехопадения прот. Сергием Булгаковым. Этот пример тем более характерен, что гениальный богослов в этом вопросе решился только повторить устоявшийся взгляд: «…И вместо того, чтобы прекратить разговор, Ева унизилась до беседы со змеем о Боге и Его правде. Дело было, конечно, не в том, что она разговаривала с животным, – напротив, в общении с животными было священное преимущество безгрешного человека. Предосудителен был предмет разговора, и одним уже этим фактом ослаблялась животворная связь Евы с Адамом. Обманно втянутая в роковой круг первого отъединения, – от мужа, Ева становилась одинокой, слабой, лишённой его защиты. Такова была первая измена Евы. Вторая же её измена состояла в отпадении от любви Божией и родившемся от него неверии, которое, конечно, немедленно стало искать в свою пользу “аргументов”. Уже тем, что Ева услышала вопрос змея и на него ответила, она засвидетельствовала, что находится, по крайней мере, в тот момент вне любви Божией, и Бог для неё есть лишь чуждый повелитель, “хозяин”, которого она пыталась в меру своего умения защитить и оправдать в его образе действий. Тогда змей, видя, что жертва попала в его сети, смелее их разворачивает. Он уже прямо лжёт… и клевещет, приписывая Ему (Богу) зависть к людям и боязнь сотрудничества…». Текст выдающегося богослова демонстрирует, насколько непреодолимыми оказываются устоявшиеся предрассудки в решении проблемы проблем.

Язык тра­ди­ци­он­ных тол­ко­ва­ний как бы про­дол­жа­ет язык биб­лей­ско­го ска­за­ния. Но од­но де­ло ми­фо­ло­ги­че­ский язык Биб­лии, ко­то­рый образно по­ве­ст­ву­ет о со­бы­ти­ях все­лен­ских и ме­та­фи­зи­че­ских. И дру­гое де­ло – со­вре­мен­ный натурализованный язык, опи­сы­ваю­щий эм­пи­ри­че­ские яв­ле­ния. Тол­ко­ва­ние биб­лей­ско­го ска­за­ния тре­бу­ет бо­го­слов­ско­го уг­луб­ле­ния в про­бле­му. По­доб­но то­му, как для соз­да­ния хри­сти­ан­ско­го Сим­во­ла Ве­ры по­на­до­би­лась раз­ра­бот­ка на основе неоплатонизма бо­го­слов­ских ка­те­го­рий, ко­то­рых из­на­чаль­но не бы­ло в Но­вом За­ве­те, так и ре­ше­ние про­бле­м «тво­ре­ния и гре­хо­па­де­ния» долж­но быть пе­ре­не­се­но в план бо­го­слов­ско­го ос­мыс­ле­ния.

Рай­ское со­стоя­ние че­ло­ве­ка оп­ре­де­ля­ет­ся как не­вин­ное, це­ло­муд­рен­ное, инфантильно, и, вме­сте с тем, че­ло­век бо­го­по­до­бен, что значит – об­ла­да­ет пол­но­той бы­тия, яв­ля­ет­ся за­кон­чен­ным сам в се­бе. Ес­ли че­ло­век не­за­вер­шён, то он не бо­го­по­до­бен, ес­ли же он окон­ча­тель­но за­вер­шён, то не­по­нят­но, как и ку­да он дол­жен раз­ви­вать­ся, в чём со­сто­ит его рост? Ука­за­ние не­ко­то­рых ав­то­ров на то, что че­ло­век сотворён толь­ко по об­ра­зу Бо­жие­му, а по­до­бие Бо­жие он дол­жен при­об­ре­сти сам, не раз­ре­ша­ет это­го про­ти­во­ре­чия. Ибо ни в од­ной из кон­цеп­ций не да­на ха­рак­те­ри­сти­ка он­то­ло­ги­че­ско­го раз­ли­чия ме­ж­ду об­ра­зом и по­до­би­ем, а без ка­че­ст­вен­но­го раз­ли­че­ния не мо­жет быть раз­ви­тия от од­но­го со­стоя­ния к дру­го­му, – нет па­ра­мет­ров рос­та. Кро­ме то­го, текст ска­за­ния даёт ма­ло ос­но­ва­ний для вы­де­ле­ния та­ко­го прин­ци­пи­аль­но­го раз­ли­че­ния ме­ж­ду эти­ми по­ня­тия­ми.

Не­по­нят­но, зачем че­ло­век дол­жен стре­мить­ся пре­об­ра­зить мир сей, ес­ли он по­пал сю­да слу­чай­но, по сво­ей гре­хов­но­сти, а не по­слан в мир с бла­гой мис­си­ей. Или мис­сия пре­об­ра­же­ния даётся ему «вдо­гон­ку», уже по­сле па­де­ния?! Как бы по­пут­но с воз­вра­ще­ни­ем в пер­во­здан­ное со­стоя­ние Твор­цом даётся все­лен­ское за­да­ние: спа­сти и пре­об­ра­зить всё тво­ре­ние Бо­жие!? К этой бес­смыс­лен­ной фор­му­ле по су­ти и сво­дит­ся трак­тов­ка тво­ре­ния и гре­хо­па­де­ния.

До кон­ца не ос­мыс­лен за­прет на вку­ше­ние пло­да от Дре­ва По­зна­ния до­б­ра и зла. По­че­му бо­го­по­доб­но­му су­ще­ст­ву, венцу творения Господь налагает со­вер­шен­но не мо­ти­ви­ро­ван­ный для не­го за­прет. Бог по­сту­па­ет с че­ло­ве­ком не­со­раз­мер­но ста­ту­су от­но­ше­ния Твор­ца и Его по­до­бия. Из то­го, как тра­ди­ци­он­но опи­сы­ва­ет­ся мо­ти­ви­ров­ка за­пре­та, ре­шаю­ще­го судь­бу че­ло­ве­ка и ми­ра, воз­ни­ка­ет об­раз на­ив­но­го и без­от­вет­ст­вен­но­го, ещё не­вме­няе­мо­го че­ло­ве­ка, с од­ной сто­ро­ны, и ка­приз­но­го, эгои­сти­че­ско­го и жес­то­ко­го Бо­га – с дру­гой. И это есть дур­ная ан­тро­по­мор­фи­за­ция – че­ло­ве­ко­упо­доб­ле­ние, ко­гда о Бо­ге и Пер­во­че­ло­ве­ке су­дят не по выс­шим, а по низ­шим ка­че­ст­вам че­ло­ве­че­ской при­ро­ды.

В рам­ках тра­ди­ци­он­но­го тол­ко­ва­ния не ос­мыс­ле­на кон­цеп­ция рая. С од­ной сто­ро­ны, всё, что соз­да­но Бо­гом – не только не­бо и рай, но и зем­ля со всем животным и растительным миром, – «хо­ро­шо весь­ма» (Быт. 1. 31). Но, с дру­гой – остаётся не­объ­яс­ни­мым их онтологическое про­ти­во­пос­тав­ле­ние ак­том из­гна­ния греш­ных лю­дей из рая на зем­лю. Ес­ли рай ду­хов­но-ма­те­риа­лен, то ка­ко­ва при­ро­да зем­ли? В чём прин­ци­пи­аль­ное он­то­ло­ги­че­ское раз­ли­чие рая и зем­ли? От­ку­да и ку­да по су­ще­ст­ву из­го­ня­ют­ся пер­во­лю­ди по­сле гре­хо­па­де­ния? Если ли это пе­ре­ход из од­но­го со­стоя­ния бы­тия в дру­гое, то из ка­ко­го в ка­кое? Или, как ут­вер­жда­ют мно­гие ав­то­ры, че­ло­век из­гнан из рая, ко­то­рый на­хо­дил­ся на Зем­ле в бу­к­валь­ном смыс­ле, – где-то ме­ж­ду Тиг­ром и Ев­фра­том? Ес­ли так, то ку­да ис­че­за­ет рай с Зем­ли по­сле из­гна­ния лю­дей? Ес­ли бы бы­ло воз­мож­но та­кое со­бы­тие, ме­няю­щее об­лик бы­тия, то оно бы­ло бы на­столь­ко ка­та­ст­ро­фи­че­ским ли­бо твор­че­ским яв­ле­ни­ем, что не мог­ло прой­ти бес­след­но для кос­ми­че­ской эво­лю­ции и ду­хов­но­го зна­ния че­ло­ве­че­ст­ва. Ме­ж­ду тем, сле­дов это­го на­ча­ло­по­ла­гаю­ще­го яв­ле­ния нет ни в при­ро­де, ни в Биб­лии. И где сейчас тот рай, в ко­то­ром об­ре­та­ли пер­во­лю­ди? Ка­ко­ва его при­ро­да? Как со­от­но­сит­ся пред­веч­ный рай Ада­ма и Евы с тем ра­ем, в ко­то­рый по­сле смер­ти воз­но­сят­ся ду­ши пра­вед­ни­ков? Ес­ли это один и тот же рай, то взы­скуе­мое воз­вра­ще­ние лю­дей в рай не бу­дет воз­вра­том в пер­во­на­чаль­ное со­стоя­ние, ибо из­гна­ны двое – Адам и Ева, – а воз­вра­ща­ет­ся це­лое че­ло­ве­че­ст­во. Та­ким об­ра­зом, в са­мой кон­цеп­ции про­скаль­зы­ва­ет пре­до­щу­ще­ние не­кое­го при­бав­ле­ния бы­тия, во имя ко­то­ро­го и со­вер­ша­ет­ся тво­ре­ние ми­ро­зда­ния. Но об этом ни­где яв­но не го­во­рит­ся, и это пре­до­щу­ще­ние не раз­ви­ва­ет­ся. Ещё боль­ше о твор­че­ском при­ра­ще­нии бы­тия го­во­рит пред­став­ле­ние о том, что рай по­сле кон­ца вре­мён – иной, не­же­ли рай пер­во­здан­ный. Та­кое представление хо­тя и не раз­ви­ва­ет­ся, но следует из толкования и не от­вер­га­ет­ся яв­но.

Мож­но за­метить не­ко­то­рые не­со­от­вет­ст­вия тол­ко­ва­ния тек­сту биб­лей­ско­го ска­за­ния. Ис­пол­не­ние за­по­ве­ди пло­ди­тесь и раз­мно­жай­тесь не­воз­мож­но до гре­хо­па­де­ния и без не­го, ибо гре­хо­па­де­ние лю­дей, по это­му же тол­ко­ва­нию, и за­клю­ча­лось в том, что они по­зна­ли спо­соб соб­ст­вен­но­го раз­мно­же­ния. В тексте сказания змей не характеризуется как злая сила, тем бо­лее как са­та­на. И в Биб­лии, и в близ­кой к ней ближ­не­во­сточ­ной ми­фо­ло­гии об­раз змея из­дав­на обо­зна­чал не­кое ам­би­ва­лент­ное – двой­ст­вен­ное на­ча­ло. Он ха­рак­те­ри­зовался од­но­вре­мен­ным про­яв­ле­ни­ем про­ти­во­по­лож­ных ка­честв, со­еди­няю­щих доб­рое и злое, не­бес­ное и зем­ное, муж­ское и жен­ское... Про­ти­во­ре­чит ото­жде­ст­в­ле­ние об­раза змея со злом и ука­за­нию в Но­вом За­ве­те: «…будь­те муд­ры, как змии…» (Мф. 10. 16). В биб­лей­ском ска­за­нии не го­во­рит­ся определённо о та­ком на­зна­че­нии че­ло­ве­ка, ко­то­рым на­де­ля­ет его тра­ди­ци­он­ное тол­ко­ва­ние, что буд­то бы весь ход ис­то­рии име­ет своей це­лью вер­нуть че­ло­ве­ка к его пер­во­здан­но­му со­стоя­нию. Это прив­не­се­ние, на­си­лую­щее и бу­к­ву, и дух Биб­лии.

Тол­ко­ва­ние во мно­гом не со­от­вет­ст­ву­ет ос­нов­ным хри­сти­ан­ским ис­ти­нам. Ес­ли ду­ша че­ло­ве­ка соз­да­ёт­ся Бо­гом в мо­мент за­ча­тия, то она, стро­го го­во­ря, не яв­ля­ет­ся веч­ной, ибо веч­ность в од­ну сто­ро­ну – не вечна. Про­ти­во­ре­чие и в том, что веч­ная ду­ша тво­рит­ся из твар­ного ми­ра, – ибо за­ча­тие есть акт при­род­ный, ка­ким бы оно ни бы­ло – слу­чай­ным или про­ви­ден­ци­аль­ным. Не мо­жет веч­ная ду­ша иметь на­ча­ло во вре­ме­ни.

В тол­ко­ва­нии не­воз­мож­но най­ти удов­ле­тво­ри­тель­ный от­вет на во­прос: ка­ким об­ра­зом на­сле­ду­ет­ся пер­во­род­ный грех, ес­ли ду­ша ка­ж­до­го че­ло­ве­ка тво­рит­ся Бо­гом в мо­мент за­ча­тия? В свя­зи с этим воз­ни­ка­ет ряд не­до­уме­ний. Пре­ж­де все­го, по­че­му че­ло­век несёт от­вет­ст­вен­ность за то, что со­вер­ши­лось не толь­ко до не­го, но что не име­ет ни­ка­кой сущ­но­ст­ной свя­зи с ним? Как ду­ша при­об­ре­та­ет грех, к ко­то­ро­му она не име­ет ни­ка­ко­го от­но­ше­ния? Все по­пыт­ки от­ве­тить на этот во­прос сво­дят­ся к сле­дую­щим ло­ги­че­ским хо­дам:

1) Бог вкла­ды­ва­ет грех в создаваемую ду­шу, тво­рит каждую ду­шу греш­ной. Это предполагает до­пу­ще­ние, что Тво­рец мо­жет соз­да­вать и злые сущ­но­сти, или же Тво­рец свя­зан в Своём твор­че­ст­ве по­след­ст­вия­ми про­ступ­ка пер­во­лю­дей. Бог как бы вы­ну­ж­ден всё даль­ней­шее тво­ре­ние «кор­рек­ти­ро­вать» в сто­ро­ну гре­ха в со­от­вет­ст­вии с гре­хов­ной во­лей Ада­ма и Евы. Но всё это не­до­пус­ти­мо, ибо пол­но­стью ис­ка­жа­ет хри­сти­ан­ские пред­став­ле­ния о при­ро­де Все­бла­го­го и Все­мо­гу­ще­го Бо­га.

2) Эс­та­фе­та пер­во­род­но­го гре­ха передаётся не че­рез ду­ши лю­дей, а че­рез ми­ро­вую плоть: ес­ли ро­ж­даю­щая­ся ду­ша ни­как не свя­за­на с ду­ша­ми пред­ше­ст­вую­щих по­ко­ле­ний в веч­но­сти (ибо её там и не бы­ло), ес­ли Бог не мо­жет быть ис­точ­ни­ком гре­хов­но­го тво­ре­ния, то остаётся един­ст­вен­ный ка­нал пе­ре­да­чи пер­во­род­но­го гре­ха – хао­ти­че­ская кос­ми­че­ская ма­те­рия. Но бес­смыс­лен­ный ха­ос сам по се­бе не мо­жет быть но­си­те­лем ка­ко­го-ли­бо смыс­ла, да­же впол­не от­ри­ца­тель­но­го.

Ни один из этих от­ве­тов с хри­сти­ан­ских по­зи­ций не­до­пус­тим. Но дру­гих на­прав­ле­ний в по­ис­ках от­ве­та на этот во­прос нет. Более того, в рам­ках при­ня­той кон­цеп­ции тво­ре­ния и гре­хо­па­де­ния дру­гих ва­ри­ан­тов ло­ги­че­ски не мо­жет быть.

По­пыт­ку как-то вый­ти из это­го про­ти­во­ре­чия пред­при­нял св. Гри­го­рий Нис­ский. В про­ти­во­вес об­ще­при­ня­тым взгля­дам, офор­мив­шим­ся под силь­ней­шим влия­ни­ем блаж. Ав­гу­сти­на, он пы­та­ет­ся от­де­лить грех Ада­ма от пер­во­род­но­го гре­ха, – пер­вый яв­ля­ет­ся лишь при­чи­ной по­след­не­го. Че­ло­ве­ку не вме­ня­ет­ся в ви­ну рас­строй­ство его при­ро­ды – при­род­ная на­клон­ность к гре­ху, хо­тя она и во­шла в че­ло­ве­че­скую при­ро­ду че­рез грех пер­во­го че­ло­ве­ка. Эта пред­рас­по­ло­жен­ность ко греху яв­ля­ет­ся пер­во­при­чи­ной всех гре­хов, но не вы­зы­ва­ет гре­хов­ность при­ну­ди­тель­но. Вся­кое ук­ло­не­ние ко злу яв­ля­ет­ся ак­том сво­бод­ной во­ли на поч­ве при­род­но­го рас­по­ло­же­ния к гре­ху. Но эта глу­бо­ко­мыс­лен­ная кон­цеп­ция бы­ла ма­ло­рас­про­ст­ра­нён­ной в Рус­ском Пра­во­сла­вии, где гос­под­ство­ва­ло за­пад­ное уче­ние блаж. Ав­гу­сти­на. И она толь­ко пытается при­бли­зить­ся к су­ще­ст­ву про­бле­мы, но не ре­шает её, ибо ос­та­ют­ся от­кры­ты­ми во­про­сы о «ка­на­лах» на­сле­до­ва­ния гре­хов­но­го рас­строй­ства че­ло­ве­че­ской при­ро­ды в Ада­ме, о при­чи­не и смыс­ле на­сле­до­ва­ния че­ло­ве­че­ст­вом пред­рас­по­ло­жен­но­сти к гре­ху.

То, что тво­ре­ние веч­ной ду­ши че­ло­ве­ка не­по­сред­ст­вен­но и жёст­ко за­вя­за­но на зем­ном за­ча­тии, на­кла­ды­ва­ет на тол­ко­ва­ние не­раз­ре­ши­мые про­ти­во­ре­чия. Ес­ли за­ча­тие слу­чай­но, то по­че­му на хао­ти­че­ский им­пульс из вре­ме­ни Бог вы­ну­ж­ден от­ве­чать ак­том веч­но­го твор­че­ст­ва? Ес­ли же за­ча­тие – соз­да­ние веч­ной ду­ши про­ис­хо­дит по во­ле че­ло­ве­ка, то в де­лах ми­ро­тво­ре­ния гос­под­ству­ет че­ло­ве­че­ский про­из­вол. В обо­их слу­ча­ях Бог видится как «ав­то­мат с кноп­ка­ми», на­жа­тие ко­то­рых, чем бы оно ни бы­ло вы­зва­но – че­ло­ве­че­ской во­лей или произволом, – вы­ну­ж­да­ет Бо­га тво­рить веч­ную че­ло­ве­че­скую ду­шу.

Что­бы из­бе­жать ло­ги­че­ский ту­пи­к, придётся пред­по­ло­жить, что за­ча­тие не мо­жет быть слу­чай­ным и не оп­ре­де­ля­ет­ся во­лей че­ло­ве­ка. Но это при­во­дит к при­зна­нию бо­же­ст­вен­но­го фа­ту­ма в ка­че­ст­ве един­ст­вен­ной дей­ст­вую­щей в ми­ре си­лы, что от­ме­ня­ет сво­бо­ду че­ло­ве­ка и пре­вра­ща­ет его в без­воль­ную пес­чин­ку. Яс­но, что оба ре­ше­ния – не хри­сти­ан­ские по су­ще­ст­ву, но, опять же, по внут­рен­ней ло­ги­ке тра­ди­ци­он­ной кон­цеп­ции иных ре­ше­ний и не мо­жет быть.

Та­ким об­ра­зом, как за­ме­тил Вл. Со­ловь­ев, гос­под­ствую­щий взгляд на про­ис­хо­ж­де­ние душ, от­ри­цаю­щий их пред­су­ще­ст­во­ва­ние и ут­вер­ждающий, что во вре­мя об­ра­зо­ва­ния ка­ж­до­го че­ло­ве­че­ско­го те­ла осо­бым ак­том Бо­же­ст­вен­ной во­ли тво­рит­ся из ни­че­го со­от­вет­ст­вую­щая ему ду­ша, – этот взгляд за­ве­до­мо от­ка­зы­ва­ет­ся от вся­ко­го разъ­яс­не­ния бо­го­слов­ских и фи­ло­соф­ских труд­но­стей, свя­зан­ных с пред­ме­том. С по­зи­ций креа­цио­низ­ма[1] ре­шить про­бле­му по сути ­не­воз­мож­но. Без от­ве­та ос­та­ют­ся мно­гие во­про­сы, ко­то­рые не мо­жет не ста­вить хри­сти­ан­ская мысль. От­ку­да веч­ная ду­ша при­хо­дит в мир? Ес­ли ду­ша бес­смерт­на, то в чём ко­неч­ный смысл это­го бес­смер­тия? Как «жизнь» в бес­смер­тии свя­за­на с жиз­нью в ми­ре: что в веч­но­сти – от жиз­ни, и что от веч­но­сти при­сут­ст­ву­ет на зем­ле?

Бог создаёт по­доб­ное Се­бе су­ще­ст­во, ко­то­рое, как со­тво­рец Бо­гу, долж­но знать всё, что ка­са­ет­ся тво­ре­ния Бо­жия. Но, с дру­гой сто­ро­ны, Бог скры­ва­ет от че­ло­ве­ка имен­но то, ра­ди че­го он соз­дан – смысл тво­ре­ния Божи­е­го, ко­то­рый за­клю­чён в зна­нии до­б­ра и зла. Ма­ло то­го, Тво­рец на­ла­га­ет ка­те­го­ри­че­ский за­прет на по­зна­ние до­б­ра и зла, тем са­мым при­го­ва­ри­вая веч­но­го че­ло­ве­ка к веч­но­му не­зна­нию, ибо ни­ка­кое зна­ние не­воз­мож­но без при­об­ще­ния к кри­те­ри­ям до­б­ра и зла. Без по­зна­ния до­б­ра и зла че­ло­век не бо­го­по­до­бен, он не мо­жет яв­лять­ся со­твор­цом Бо­гу. Вне это­го зна­ния че­ло­век наи­вен и ин­фан­ти­лен, стро­го го­во­ря, не­вме­ня­ем, ибо неспособен со­вер­шить соз­на­тель­ный вы­бор, а зна­чит, и не­сти за не­го от­вет­ст­вен­ность. Без зна­ния до­б­ра и зла не­воз­мож­но со­вер­шить ни греха, ни благого деяния, только в этом смысле перволюди являются невинными существами.

Для бес­соз­на­тель­ных им­пуль­сив­ных су­ще­ст­в, каковыми и являются Адам и Ева, ка­те­го­ри­че­ский за­прет че­го-ли­бо не толь­ко вы­гля­дит не­обос­но­ван­ным и не­по­нят­ным, но за­пре­ще­ние как та­ко­вое для них не су­ще­ст­ву­ет, ибо оно не мо­жет быть ос­мыс­ле­но в ря­ду долж­но­го и не­долж­но­го. За­прет в та­кой си­туа­ции мо­жет быть толь­ко фи­зи­че­ским на­силь­ст­вен­ным ак­том, со­про­тив­ле­ние ко­то­ро­му не мо­жет под­ле­жать нрав­ст­вен­но­му осуждению. По­лу­ча­ет­ся, что Бог тво­рит бес­соз­на­тель­ное, без­от­вет­ст­вен­ное су­ще­ст­во, но ста­вит его в си­туа­цию полностью осоз­нан­но­го и от­вет­ст­вен­но­го вы­бо­ра и осу­ж­да­ет его по выс­шей ме­ре от­вет­ст­вен­но­сти. Все­знаю­щий и Ми­ло­серд­ный Бог об­ре­ка­ет че­ло­ве­ка на гре­хов­ный по­сту­пок и, тем не менее, под­вер­га­ет его жес­то­ко­му су­ду. Эти не­хри­сти­ан­ские вы­во­ды сле­ду­ют из об­ще­при­ня­тых в хри­сти­ан­ст­ве тол­ко­ва­ний.

К это­му мож­но до­ба­вить, что вку­ше­ние пло­дов по­зна­ния до­б­ра и зла ещё не яв­ля­ет­ся гре­хом, со­еди­не­ни­ем со злом, так как по­зна­ние кри­те­ри­ев до­б­ра и зла не оз­на­ча­ет со­вер­ше­ния вы­бо­ра. По­это­му не­обос­но­ван­ным пред­став­ля­ет­ся осу­ж­де­ние за акт по­зна­ния как за злой по­сту­пок.

По­пыт­ки в рам­ках сло­жив­шей­ся кон­цеп­ции гре­хо­па­де­ния раз­ре­шить про­ти­во­ре­чие ме­ж­ду все­зна­ни­ем Бо­га и соз­да­ни­ем че­ло­ве­ка та­ким, что он пре­до­пре­де­лён к па­де­нию, при­во­дит к ка­зуи­сти­ке – из­во­рот­ли­во­сти в до­ка­за­тель­ст­ве лож­ных или со­мни­тель­ных по­ло­же­ний, крюч­ко­твор­ст­ву, ко­то­рые очень да­ле­ки от хри­сти­ан­ст­ва. Так, преп. Мак­сим Ис­по­вед­ник учил, по­вто­ряя в этом св. Гри­го­рия Нис­ско­го: «Су­ще­ст­во, на­чав­шее­ся с из­ме­не­ния, со­хра­ня­ет срод­ст­во с из­ме­не­ни­ем. Вот по­че­му Тот, Ко­то­рый, по сло­ву Пи­са­ния, ви­дит все ве­щи до их ро­ж­де­ния, рас­смот­рев, или, вер­нее, пре­ду­смот­рев по пред­вос­хи­щаю­щей си­ле Сво­его ве­де­ния, в ка­кую сто­ро­ну мог бы ук­ло­нить­ся сво­бод­ный и не­за­ви­си­мый вы­бор че­ло­ве­ка, как толь­ко Он уви­дел, что из это­го мог­ло бы про­изой­ти, “над­ба­вил” к об­ра­зу раз­де­ле­ние на муж­ской и жен­ский; это раз­де­ле­ние не име­ет ни­ка­ко­го от­но­ше­ния к Бо­же­ст­вен­но­му Пер­во­об­ра­зу, но оно, как уже го­во­ри­лось, свя­за­но с не­ра­зум­ною при­ро­дой».

Ины­ми сло­ва­ми, Тво­рец соз­дал че­ло­ве­ка та­ким, ка­ким хо­тел и, ес­те­ст­вен­но, знал, что та­кой че­ло­век неизбежно па­дёт, по­то­му за­бла­го­вре­мен­но при­ба­вил к его при­ро­де женское на­ча­ло, ко­то­рое наи­бо­лее склон­но к па­де­нию. И хо­тя всё это соз­да­но Ра­зу­мом Бо­га, всё же это есть не­ра­зум­ная при­ро­да в че­ло­ве­ке. Эти взры­ваю­щие друг дру­га смыс­лы неестественно объ­е­ди­не­ны во имя то­го, что­бы со­хра­нить пред­став­ле­ния об из­на­чаль­ной пас­сив­но­сти че­ло­ве­ка, но та­ким об­ра­зом, что­бы оп­рав­дать Бо­га: пе­ре­не­сти от­вет­ст­вен­ность с от­вет­ст­вен­но­го и все ре­шаю­ще­го Твор­ца на без­от­вет­ст­вен­ное, мла­ден­че­ски не­вин­ное су­ще­ст­во.

В боль­шин­ст­ве тол­ко­ва­ний ут­вер­жда­ет­ся, что пер­во­на­чаль­ное на­зна­че­ние че­ло­ве­ка в раю за­клю­ча­лось в бес­стра­ст­ном со­зер­ца­нии Бо­га, в вос­пе­ва­нии хва­лы Его мо­гу­ще­ст­ву, в на­сла­ж­де­нии со­зер­ца­ни­ем Бо­га. Но та­кое пас­сив­ное, не­твор­че­ское на­зна­че­ние не со­от­вет­ст­ву­ет ста­ту­су че­ло­ве­ка как вен­ца тво­ре­ния, сре­до­то­чия бы­тия, со­рат­ни­ка Божиего в тво­ре­нии. Та­кое на­зна­че­ние богоподобной тва­ри уни­жа­ет и Са­мо­го Твор­ца. Бог есть пре­ж­де всего Сво­бод­ный Тво­рец, а че­ло­век по­до­бен Богу пре­ж­де всего в том, что он яв­ля­ет­ся сво­бод­ным твор­че­ским су­ще­ст­вом. Ли­бо че­ло­век как об­раз Бо­га – ак­тив­ный со­тво­рец Бо­гу, ли­бо че­ло­век дей­ст­ви­тель­но яв­ля­ет­ся пас­сив­ным, наивным су­ще­ст­вом, при­зван­ным толь­ко к со­зер­ца­нию, но то­гда че­ло­век не бо­го­по­до­бен. Здесь од­но ис­клю­ча­ет дру­гое.

Это противоречие настолько явно, что некоторые авторы пытались идти дальше в попытках разрешить его. Наиболее дерзновенным в христианском предании является учение св. Максима Исповедника о первоначальном назначении человека. Приведем изложение его у В.Н. Лосского в работе «Догматическое богословие»: «Св. Максим Исповедник с несравненной силой и полнотой обрисовал миссию, возложенную на человека. Последовательным “разделениям”, из которых состояло творение, соответствуют в его описании “соединения”, или синтезы, совершаемые человеком благодаря “синергии” свободы и благодати. Основное разделение, в котором коренится вся реальность тварного бытия – это противопоставление Бога совокупности тварного мира, разделение на тварное и нетварное. Затем тварная природа разделяется на небесную и земную, на умозрительное и чувственное. В мире чувственном небо отделяется от земли. На её поверхности выделен рай. Наконец, обитающий в раю человек разделяется на два пола: мужской и женский. Адам должен был превзойти эти разделения сознательным делением, соединить в себе всю совокупность тварного космоса и вместе с ним достигнуть обожения. Прежде всего, он должен быть чистой жизнью, союзом более абсолютным, нежели внешнее соединение полов, преодолеть их разделение в таком целомудрии, которое стало бы целостностью. На втором этапе он должен был любовью к Богу, от всего его отрешающей, и в то же время всеобъемлющей, соединить рай с остальным земным космосом: нося рай всегда в себе, он превратил бы в рай всю землю. В-третьих, его дух и само его тело восторжествовали бы над пространством, соединив всю совокупность чувственного мира: землю с небесной её твердью. На следующем этапе он должен был проникнуть в небесный космос, жить жизнью ангелов, усвоить их разумение и соединить в себе мир умозрительный с миром чувственным. И наконец, космический Адам, безвозвратно отдав всего себя Богу, передал бы Ему всё Его творение и получил бы от Него во взаимности любви по благодати – всё, чем Бог обладает по природе; так, в преодолении первичного разделения на тварное и нетварное совершилось бы обожение человека и через него – всего космоса. В результате грехопадения человек оказался ниже своего призвания…»

Богословское и философское познание не сродни научному, где сегодняшнее открытие превращает вчерашние в заблуждения. Тем не менее, определённая богословская концепция, осуществляющая синтез на уровне эпохи, может становиться ступенью восхождения к истине. Многое из того, что казалось незыблемым, оказывается временными мыслительными конструкциями, необходимыми и возможными для данного времени средствами осмысления. Не забывая, что учение св. Максима Исповедника является не заблуждением, а исторической ступенью в богопознании, дерзновенным духовным синтезом, тем не менее, подвергнем его критике, так как эта ступень воспринимается многими современными авторами как единственно доступная вершина, застывший венец богословской мысли.

Прежде всего, с христианской точки зрения творение мироздания Богом не может сводиться к последовательному разделению. Ибо творчество – это создание не бывшего, выведение из небытия в бытие. Обожение человека в этой концепции сводится к тому, что человек призван последовательно воссоединить то, что Творец предварительно разделил. Такое преодоление разъединения тоже не является творческим преображением. Мир в данном представлении выглядит как арена механической игры Бога в разделение-соединение. Это больше похоже на неоплатонические и гностические учения об эманации – истечении из Единого Божества, а не на библейские представления о творении Богом мира из ничего.

Умаление творческой роли Бога ведёт к умалению твари и творческого назначения человека. Преодоление первичного разделения на тварное и нетварное не есть преображение в новую тварь, а возвращение и полное слияние с Божеством того, что из Него истекало, эманировало. Бог однозначно оценил Собственное творение: «И увидел Бог всё, что Он создал, и вот, хорошо весьма» (Быт. 1. 31). Поэтому назначение тварного мира не может состоять в том, чтобы вновь слиться с нетварным до полного неразличения, то есть перестать быть. Дух безличностного неоплатонизма проявляется и в том, что в этом учении совершенно не говорится о назначении человечества в целом. Получается, что вечные души людей могли народиться только в результате греховного падения первых людей и на этой грешной земле. Поэтому при конечном слиянии тварного и нетварного человечество должно уйти туда, откуда оно и возникло – в небытие. Все эти идеи явно противоречат принципу христианского персонализма, представлениям о воплощении Божественной Личности в человеческой личности, о назначении вечных человеческих душ.

 При­ня­то счи­тать, что зем­ное на­зна­че­ние че­ло­ве­ка в том, что он дол­жен за­слу­жить воз­вра­ще­ние в пер­во­на­чаль­ное со­стоя­ние рай­ско­го бла­жен­ст­ва. Это ре­ци­ди­вы тео­рии эма­на­ции, со­глас­но ко­то­рой всё долж­но вер­нуть­ся к ис­ход­но­му на­ча­лу, от­ку­да оно ис­те­ка­ло. Но, кро­ме то­го, это воз­вра­ще­ние не­воз­мож­но по ло­ги­ке это­го же уче­ния, ибо из­гна­ны из рая Двое, а воз­вра­ща­ет­ся бес­чис­лен­ное че­ло­ве­че­ст­во. В рам­ках тра­ди­ци­он­ной кон­цеп­ции су­ще­ст­ву­ют по­пыт­ки ре­шить это про­ти­во­ре­чие пред­по­ло­же­ни­ем, что Адам и Ева – все­че­ло­ве­че­ст­во – за­клю­ча­ют в се­бе во­ле­изъ­яв­ле­ние всех лю­дей. Но это вхо­дит в про­ти­во­ре­чие с пред­став­ле­ния­ми о том, что ду­ша ка­ж­до­го че­ло­ве­ка тво­рит­ся в мо­мент за­ча­тия. Стро­го го­во­ря, че­ло­ве­че­ст­во, по­ми­мо Ада­ма и Евы, яв­ля­ет­ся но­вым при­бав­ле­ни­ем в бы­тии, до­соз­да­ни­ем Бо­гом то­го, че­го ещё не бы­ло в пер­во­на­чаль­ном тво­ре­нии, ко­то­рое опи­сы­ва­ет­ся в пер­вых гла­вах кни­ги Бы­тие. По­лу­ча­ет­ся, что ре­ли­ги­оз­ный при­зыв обес­смыс­ли­ва­ет­ся: че­ло­век пред­на­зна­чен ис­ку­пить пер­во­род­ный грех, ко­то­рый он не со­вер­шал, да и не мог бы со­вер­шить; призван вер­нуть­ся в бла­жен­ное рай­ское бы­тие, в ко­то­ром его ду­ша и не бы­ла.

Не­обос­но­ван­ны­ми яв­ля­ют­ся и пред­став­ле­ния о том, что Тво­рец создаёт ми­ро­зда­ние, вре­ме­на и сро­ки; тво­рит по­доб­ное Се­бе, сво­бод­ное твор­че­ское су­ще­ст­во; Сам Бог идёт на рас­пя­тие ра­ди тво­ре­ния, – и всё это для то­го, что­бы Бо­жие тво­ре­ние вер­ну­лось це­ли­ком к ис­ход­но­му на­ча­лу, безо вся­ко­го твор­че­ско­го при­ра­ще­ния, что­бы кос­ми­че­ская дра­ма не име­ла ни­ка­ко­го ис­хо­да.

Ес­ли че­ло­век соз­дан по об­ра­зу и по­до­бию Твор­ца, то он является, пре­ж­де всего, со­уча­ст­ни­ком в Бо­жи­ем тво­ре­нии, сотвор­цом Божиим. Твор­че­ское на­зна­че­ние че­ло­ве­ка и его все­лен­ское бо­ле­ние за всю тварь впер­вые от­кры­ва­ет­ся в пол­ной ме­ре в хри­сти­ан­ст­ве. Но­вое Бла­го­вес­тие Бо­га, во­пло­тив­ше­го­ся в че­ло­ве­ке, на­по­ми­на­ет че­ло­ве­ку: «…Цар­ст­вие Бо­жие внутрь вас есть» (Лк. 17. 21), а это оз­на­ча­ет, что че­ло­век – ве­нец тво­ре­ния и сре­до­то­чие ми­ро­зда­ния. Кон­цеп­ция же гре­хо­па­де­ния со­вер­шен­но не пе­ре­ос­мыс­ле­на в све­те но­во­го от­кро­ве­ния о веч­ном на­зна­че­нии че­ло­ве­ка и его твор­че­ской мис­сии. Все тра­ди­ци­он­ные хри­сти­ан­ские тол­ко­ва­ния этой про­бле­мы со­став­ле­ны так, буд­то не бы­ло Новозаветного Бла­го­вес­тия.

И, на­ко­нец, од­но из глав­ных не­со­от­вет­ст­вий, ко­то­рое из­на­чаль­но ско­ва­ло хри­сти­ан­скую мысль, соз­да­ло мно­же­ст­во не­раз­ре­ши­мых во­про­сов. В рам­ках тол­ко­ва­ния не­воз­мож­но ре­шить по-хри­сти­ан­ски про­бле­му про­ис­хо­ж­де­ния зла. Это, с од­ной сто­ро­ны, формировало тра­ди­цию об­ви­не­ния Бо­га во зле, ло­ги­че­ским ито­гом че­го явил­ся ате­изм (ло­ги­ка это­го ро­да опи­са­на, например, Ф.М. Дос­то­ев­ским в рас­су­ж­де­ни­ях Ива­на Ка­ра­ма­зо­ва о сле­зин­ке ре­бен­ка). С дру­гой сто­ро­ны, по­пыт­ки оп­рав­дать Бо­га по­ро­ди­ли мно­же­ст­во ка­зуи­сти­че­ских сис­тем тео­ди­цеи – бо­го­оп­рав­да­ния.

Стро­го го­во­ря, в той кар­ти­не, ко­то­рую ри­су­ет нам тол­ко­ва­ние, ви­нов­ни­ком ми­ро­во­го зла яв­ля­ет­ся Сам Тво­рец, ибо Он создаёт не­ис­ку­шён­ное бес­по­мощ­ное су­ще­ст­во, но ста­вит его в си­туа­цию, ко­то­рая тре­бу­ет осоз­нан­но­го от­вет­ст­вен­но­го ре­ше­ния; на­ла­га­ет про­из­воль­ный за­прет, ни­как не мо­ти­ви­ро­ван­ный ло­ги­кой и смыс­лом ми­ро­тво­ре­ния, не яс­ный и не по­нят­ный са­мо­му че­ло­ве­ку, но на­ка­зы­ва­ет че­ло­ве­ка по выс­шей ме­ре от­вет­ст­вен­но­сти. В дан­ном слу­чае ме­ра про­ступ­ка не­со­из­ме­ри­ма с ме­рой на­ка­за­ния. Ве­ли­чай­шее из воз­мож­ных на­ка­за­ний по спра­вед­ли­во­сти долж­но иметь под со­бой ве­ли­чай­шее из воз­мож­ных пре­сту­п­ле­ний. По бес­ко­неч­но­му ми­ло­сер­дию Бо­жие­му и оно мог­ло быть про­ще­но. Но мы не об­на­ру­жи­ва­ем той гран­ди­оз­но­сти пре­сту­п­ле­ния и пре­да­тель­ст­ва, ко­то­рые мог­ли на­влечь та­кой гнев Бо­жий. Тем бо­лее, мы не об­на­ру­жи­ва­ем ми­ло­сер­дия Божиего. Не слу­чай­но во всех бо­го­слов­ских формулировках то­го, что долж­ны бы­ли со­вер­шить Адам и Ева и что они пре­да­ли, да и сам про­сту­пок вы­гля­дят ка­мер­ны­ми, да­же лу­боч­ны­ми по срав­не­нию с опи­са­ния­ми все­лен­ских, тра­ги­че­ских, ка­та­ст­ро­фи­че­ских по­след­ст­вий по­ступ­ка.

Адам и Ева, по су­ще­ст­ву, бы­ли пре­до­пре­де­ле­ны Бо­гом к гре­хо­па­де­нию, од­на­ко они на­ка­за­ны с наи­выс­шей стро­го­стью. Но ес­ли не­вин­ное мла­ден­че­ское су­ще­ст­во не мог­ло не со­вер­шить то­го, что по­ро­ди­ло зло, то зна­чит Бог яв­ля­ет­ся ис­точ­ни­ком и ви­нов­ни­ком зла. Логика традиционной концепции творения и грехопадения приводит к неизбежному выводу о том, что не­ми­ло­серд­ный жес­то­кий Бог от­ве­ча­ет за ми­ро­вые стра­да­ния, не­спра­вед­ли­во­сти и зло жиз­ни. Бес­по­щад­но по­сле­до­ва­тель­ный че­ло­ве­че­ский ум вы­ну­ж­ден был при­хо­дить к это­му бе­зыс­ход­но­му выводу. А далее уже полный тупик: боль за ми­ро­вую не­спра­вед­ли­вость при­во­ди­ла к бо­го­от­ри­ца­нию, без­бо­жию – ате­из­му, к бо­го­бор­че­ст­ву. Ис­крен­нее ре­ли­ги­оз­ное чув­ст­во мно­гих не до­пус­ка­ло до­ду­мы­вать во­прос до тра­ги­че­ско­го фи­на­ла, и мя­ту­щий­ся че­ло­ве­че­ский ра­зум ис­кал вы­ход на под­сту­пах к не­му. Это и по­ро­ди­ло мно­же­ст­во сис­тем бо­го­оп­рав­да­ния. Но все су­ще­ст­вую­щие тео­ди­цеи не яв­ля­ют­ся по су­ще­ст­ву хри­сти­ан­ски­ми. Ибо они пред­став­ляют со­бой по­пыт­ки со­еди­нить не­со­еди­ни­мое, по­ко­ят­ся на внехристианских пред­став­ле­ни­ях о Бо­ге, ми­ре и че­ло­ве­ке. В них от­сут­ст­ву­ет «ло­ги­ка» хри­сти­ан­ской люб­ви, сострадания, ми­ло­сер­дия, про­ще­ния. Все известные в христианстве теодицеи сводятся к трем вариантам:

1. Источник зла видится в глубине самого Божества (бездна в Боге – Ungrund – у Бёме, безосновная основа, бездна Божества – по Шеллингу, оказывающаяся чем-то неразумным и тёмным, эта бессознательная воля является источником раздвоения Абсолюта). Но после этого никакая казуистическая апология не способна превратить Бога, порождающего зло, в Бога добра.

2. Причина зла укореняется вне Бога, в некоем независимом от Творца начале (неисследимая бездна, меон, по Бердяеву, «первичнее Бога и вне Бога», – источник свободы и зла). Это приводит к гипостазированию добра и зла, что наиболее отчетливо сформулировано в манихействе. И это, в конечном итоге, превращает Бога в не-бога, ибо умаляет основные божественные свойства.

3. Зло сводится к недостатку в бытии, по сути к иллюзии, фикции (как в теодицее Лейбница). Но это есть форма отсрочки или отказа решать проблему по существу. Кроме того, подобный антиперсонализм и полное равнодушие к человеческим страданиям более близко индийской религиозности, чем христианству.

Та­ким об­ра­зом, в рам­ках тол­ко­ва­ния получается, что Бо­га не­воз­мож­но не об­ви­нить, но Бо­га не­воз­мож­но и оп­рав­дать. Ко­неч­но же, всё это не име­ет от­но­ше­ния к Са­мо­му Твор­цу. Мы зна­ем, что Бог не ну­ж­да­ет­ся в оп­рав­да­нии, ибо Его не­воз­мож­но об­ви­нить. Но это за­став­ля­ет пред­по­ло­жить, что всё бы­ло не так, как пред­став­ля­ет­ся в общепринятых концепциях «творения и грехопадения».

В ито­ге мож­но ска­зать, что в сло­жив­ших­ся под­хо­дах к проблеме тво­ре­ния и гре­хо­па­де­ния до конца не ос­мыс­ле­ны важ­ней­шие про­бле­мы: о тво­ре­нии ми­ра и его це­ли; о соз­да­нии че­ло­ве­ка и его все­лен­ском на­зна­че­нии; о веч­но­сти че­ло­ве­че­ской ду­ши; о при­ро­де рая и зем­ли, ду­ха и пло­ти, ма­те­рии, хао­са; о ро­ж­де­нии, смер­ти и вос­кре­се­нии; о вре­ме­ни и веч­но­сти; о про­ис­хо­ж­де­нии и природе зла; о сущ­но­сти до­б­ра. На не­ко­то­рые во­про­сы не даётся ни­ка­ко­го от­ве­та, ли­бо от­вет ока­зы­ва­ет­ся край­не на­ту­ра­ли­сти­че­ским и одновременно рационалистическим, на­ив­ным.

Об­раз Бога и че­ло­ве­ка в толковании да­ле­ки от хри­сти­ан­ско­го от­кро­ве­ния о че­ло­ве­ке настолько, что можно говорить о нехристианских смыслах в христианстве. Ка­кой об­раз Бо­га вы­ри­со­вы­ва­ет­ся в тра­ди­ци­он­ной ин­тер­пре­та­ции тво­ре­ния и гре­хо­па­де­ния? Тво­рец изо­бра­жа­ет­ся стро­гим за­ко­но­да­те­лем, жёст­ко рег­ла­мен­ти­рую­щим всю жизнь че­ло­ве­ка, вплоть до ме­ло­чей. Бог – же­сто­кий Су­дия, свирепо наказующий за на­ру­ше­ния пред­пи­сан­ных Им за­ко­нов. Бог про­яв­ля­ет толь­ко гнев, а не ми­ло­сер­дие, жёс­ткость, а не лю­бовь, на­ка­за­ние, а не про­ще­ние. Но это об­раз Бо­га вет­хо­за­вет­но­го, а не хри­сти­ан­ско­го! Бог хри­сти­ан­ст­ва – Ии­сус Хри­стос, при­няв­ший плоть че­ло­ве­ка. Его кре­ст­ный путь жиз­ни, Его Смерть на Кре­сте, Его Вос­кре­се­ние во пло­ти, Его за­по­ве­ди рас­кры­ва­ют Бо­га люб­ви, сво­бо­ды, ми­ло­сер­дия, со­стра­да­ния, про­ще­ния. Сложившаяся кон­цеп­ция гре­хо­па­де­ния сфор­му­ли­ро­ва­на вне ос­но­во­по­ла­гаю­щих хри­сти­ан­ских ис­тин о Бо­ге. Об­ще­при­ня­тое тол­ко­ва­ние этой про­бле­мы ока­за­лось вне Гол­го­фы, Кре­ста, Рас­пя­тия, вне Смер­ти и Вос­кре­се­ния Бо­га, явления людям в преображённой плоти, вне бес­пре­дель­ной люб­ви и ми­ло­сер­дия Божие­го.

Что открывает человечеству и миру Благовестие Воплотившегося Бога? Бог явился миру не бесплотным ангелом, Он воплотился в человеке, а не в какой-либо стихии или существе. Бог стал человеком, чтобы человек стал Богом, – говорили святые отцы Церкви. Этим человек утверждается как средоточие бытия, в его душе решаются судьбы мироздания.

Бог прошёл крестный путь жизни и призывает к этому человека: «…кто не берёт креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня» (Мф. 10. 38); «Возьмите иго Мое на себя, и научитесь от Меня: …Ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко» (Мф. 11. 29-30). Бог распят на Кресте силами мира сего, и Бог воскрес в преображённой плоти. Этим открылась и человеку дверь в Царство Небесное: смертию смерть поправ, через Крест – спасение, через смерть – воскресение.

Бог – это Любовь, «потому что любовь от Бога… потому что Бог есть любовь» (1 Ин. 4. 7-8). Господь оставил людям заповеди любви: к Богу, к ближнему своему, к врагу своему: «…возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душою твоею и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя…» (Мф. 22. 37-39); «…любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас…» (Мф. 5. 44).

Христос учит милосердию («…милость превозносится над судом» – Иак.2. 13), прощению, сораспятию Богу и людям. Христос призывает человека к активной роли в бытии: «Так и вера, если не имеет дел, мертва сама по себе» (Иак. 2. 17); к ответственности за свою судьбу и за мироздание в целом. Господь одаряет человека свободой: «Господь есть Дух; а где Дух Господень, там свобода» (2 Кор. 3. 17); «Но кто вникнет в закон совершенный, закон свободы, и пребудет в нём, тот, будучи не слушателем забывчивым, но исполнителем дела, блажен будет в своём действии» (Иак. 1. 25); «Так говорите и так поступайте, как имеющие быть судимы по закону свободы» (Иак. 2. 12).

По христианскому Благовестию человек – венец Творения Божиего, сотворец Богу. Мир призван к преображению человеком и спасению через человека: «Сей самый Дух свидетельствует духу нашему, что мы – дети Божии. А если дети, то и наследники, наследники Божии, сонаследники же Христу, если только с Ним страдаем, чтобы с Ним и прославиться. Ибо думаю, что нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас. Ибо тварь с надеждою ожидает откровения сынов Божиих, потому что тварь покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего её, в надежде, что и сама тварь освобождена будет от рабства тлению в свободу славы детей Божиих. Ибо знаем, что вся тварь совокупно стенает и мучится доныне; и не только она, но и мы сами, имея начаток Духа, и мы в себе стенаем, ожидая усыновления, искупления тела нашего» (Рим. 8. 16-23). 

Но образ человека и роль, которая отводится ему традиционным толкованием грехопадения, далеки от христианского откровения о человеке.

Не мо­гут в ос­но­ву ми­ро­зда­ния полагаться од­ни прин­ци­пы (не­сво­бо­ды, за­пре­та, же­ст­око­го на­ка­за­ния) с тем, что­бы за­тем Тво­рец че­рез Бла­го­вес­тие Ии­су­са Хри­ста от­кры­вал че­ло­ве­ку истины пря­мо про­ти­во­по­лож­ные. Дру­гое де­ло, что ис­то­ри­че­ско­му че­ло­ве­че­ст­ву от­кро­ве­ние Бо­жие яв­ля­ет­ся постепенно, со­от­вет­ст­вен­но че­ло­ве­че­ским си­лам – че­рез ветхозаветное к но­во­за­вет­но­му. Но коль но­вое Бла­го­вес­тие яв­ле­но, то в све­те его долж­ны быть пе­ре­ос­мыс­ле­ны все на­ча­ла и прин­ци­пы, смысл ис­то­рии и ме­таи­сто­рии.

Всё это свидетельствует о том, что хри­сти­ан­ская мысль не­кри­ти­че­ски за­им­ст­во­ва­ла иудейскую кон­цеп­цию тво­ре­ния и гре­хо­па­де­ния. Дох­ри­сти­ан­ские представления о тво­ре­нии ми­ра и на­зна­че­нии че­ло­ве­ка не бы­ли пе­ре­ос­мыс­ле­ны в све­те Но­во­за­вет­но­го От­кро­ве­ния. Благая весть о Богочеловеке требует вскрыть более глубокие смыслы в библейском сказании о творении мира и грехопадении человека. И как возможно, что радикальное переосмысление христианством конца истории не меняет ветхозаветный смысл о начале истории? Глобальная духовная подмена не могла не отразиться в материальном измерении жизни.

Ре­ли­ги­оз­но­му соз­на­нию известно, что пред­став­ле­ния о не­бес­ном вы­страи­ва­ют жизнь на зем­ле, а картина ми­ро­зда­ния и осмысление ро­ли че­ло­ве­ка свя­за­ны с тем, как че­ло­век по­ни­ма­ет на­ча­ло­по­ла­гаю­щие со­бы­тия в бы­тии. Бо­го­слов­ские ка­те­го­рии и кон­цеп­ции ока­зы­ва­ют­ся клю­ча­ми, при­от­кры­ваю­щи­ми тай­ну бы­тия, и, вме­сте с тем, они яв­ля­ют­ся фор­му­ла­ми ме­та­фи­зи­че­ских ре­ше­ний че­ло­ве­ка, ко­то­рые впо­след­ст­вии реа­ли­зу­ют­ся в ис­то­рии. Кон­цеп­ция тво­ре­ния и гре­хо­па­де­ния влия­ла на фор­ми­ро­ва­ние ду­хов­ной ус­та­нов­ки христианских народов, ве­ка­ми оп­ре­де­ля­ла пред­став­ле­ния о все­лен­ной, о че­ло­ве­ке и его ро­ли, бы­ла ис­ход­ной точ­кой раз­лич­ных ми­ро­воз­зрен­че­ских по­зи­ций. В све­те это­го не­об­хо­ди­мо срав­нить со­стоя­ние со­вре­мен­но­го че­ло­ве­че­ст­ва с об­ра­зом ми­ро­зда­ния, ко­то­рый воз­ни­ка­ет из тол­ко­ва­ния тво­ре­ния и гре­хо­па­де­ния. Из об­ще­при­ня­той в хри­сти­ан­ст­ве кон­цеп­ции творения и гре­хо­па­де­ния следует:

1. Мир зем­ной не соз­дан Твор­цом не­по­сред­ст­вен­но и не яв­ля­ет­ся тем, про ко­то­рый ска­за­но: «И уви­дел Бог всё, что Он соз­дал, и вот, хо­ро­шо весь­ма» (Быт. 1. 31). Он появляется как результат грехопадения человека и есть как бы тень тво­ре­ния Божие­го. Не­по­нят­но – от­ку­да он и для че­го.

2. Че­ло­век по­пал в этот мир не в ре­зуль­та­те сво­бод­но­го, соз­на­тель­но­го и от­вет­ст­вен­но­го ре­ше­ния, а вслед­ст­вие са­мо­воль­но­го дур­но­го про­ступ­ка. Бог че­ло­ве­ка в мир не по­сы­лал, сам че­ло­век то­же не со­би­рал­ся. При­сут­ст­вие его в ми­ре сем слу­чай­но и бес­смыс­лен­но.

3. На­ча­ло космоса и зем­ной ис­то­рии по­ло­же­но не твор­че­ским ак­том Бо­га и не сво­бод­ным со­уча­сти­ем че­ло­ве­ка, а слу­чай­но-гре­хов­ным па­де­ни­ем че­ло­ве­ка на зем­лю. Вся кос­ми­че­ская дра­ма, вся ми­ро­вая ис­то­рия из­на­чаль­но не нуж­ны ни Твор­цу, ни богоподобному соз­да­нию Его и этим обес­смыс­ле­ны. Нет на­чаль­но­го це­ле­по­ла­гаю­ще­го твор­че­ско­го ак­та, и не пред­по­ла­га­ет­ся ко­неч­ное твор­че­ское при­ра­ще­ние, что толь­ко и на­де­ля­ет смыс­лом вся­кое бы­тие. И как из бес­смыс­лен­но­го слу­чай­но­го на­ча­ла мо­жет про­изой­ти ос­мыс­лен­ный бла­гой итог, из не­долж­но­го па­де­ния – взы­скуе­мое пре­об­ра­же­ние – Но­вое Не­бо и Но­вая Зем­ля?

4. Кон­цеп­ция гре­хо­па­де­ния не на­страи­ва­ет че­ло­ве­ка на твор­че­ское пре­об­ра­же­ние ми­ра, а фор­ми­ру­ет ма­ни­хей­ское от­но­ше­ние к ми­ро­зда­нию. С од­ной сто­ро­ны, мир сей – пад­ший, низ­ший, без­бла­го­дат­ный, и по­то­му за­слу­жен­но вы­зы­ва­ет от­но­ше­ние к се­бе как к хао­ти­че­ской свал­ке сы­рья для «выс­ших» по­треб­но­стей че­ло­ве­че­ст­ва. Че­ло­век, по су­ще­ст­ву, не от­ве­ча­ет за ту зем­лю, ку­да из­гнан в на­ка­за­ние и которую он призван покинуть. С дру­гой сто­ро­ны, этот мир, та­кой, ка­кой он есть – и мо­жет быть толь­ко та­ким, ка­ков он есть. Че­ло­век мо­жет за­быть, что при­зван по­ки­нуть эту зем­лю и вер­нуть­ся в пер­во­здан­ные сфе­ры, но ему на­все­гда вну­ше­но чув­ст­во, что мир сей обречён быть са­мо­дос­та­точ­но-без­бла­го­дат­ным.

5. Че­ло­век ущер­бен по сво­ему про­ис­хо­ж­де­нию в ми­ре и пре­дель­но ог­ра­ни­чен в своём при­зва­нии. По су­ти, че­ло­век лишён бо­го­по­доб­но­го дос­то­ин­ст­ва и твор­че­ской мис­сии в ми­ро­зда­нии, ибо всё бо­же­ст­вен­ное он уте­рял в гре­хо­па­де­нии. Его судь­ба пол­но­стью в ру­ках «бо­же­ст­вен­но­го фа­ту­ма» что поро­ж­да­ет чув­ст­во фа­та­ли­сти­че­ской об­ре­чён­но­сти и пас­сив­ность или необузданной агрессии на «не справедливого» создателя. Ли­бо судь­ба че­ло­ве­ка оп­ре­де­ля­ет­ся его свое­во­ли­ем, без­от­вет­ст­вен­ным рас­по­ря­же­ни­ем жиз­нью, ис­то­ри­ей, ми­ро­зда­ни­ем.

Та­кой об­раз бы­тия воз­ни­ка­ет из тра­ди­ци­он­ной христианской кон­цеп­ции тво­ре­ния и гре­хо­па­де­ния. Но раз­ве не та­ко­вым ви­дят че­ло­ве­ка и мир все со­вре­мен­ные идео­ло­гии?! Ма­те­риа­лизм, ра­цио­на­лизм, по­зи­ти­визм, праг­ма­тизм, ути­ли­та­ризм, ате­изм, со­циа­лизм, ком­му­низм, фа­шизм, либерал-коммунизм, постмодернизм, сциентизм, тех­но­ло­ги­че­ская и по­тре­би­тель­ская идеологии – раз­лич­ные сис­те­мы, по су­ще­ст­ву, ис­хо­дят из од­но­го кор­ня, ра­зыг­ры­вая ва­риа­ции те­мы без­бла­го­дат­но­сти и са­мо­дос­та­точ­но­сти ми­ра, бо­го­ос­тав­лен­но­сти, фа­та­ли­сти­че­ской за­дан­но­сти или без­от­вет­ст­вен­но­го свое­во­лия че­ло­ве­ка.

Все гос­под­ствую­щие в со­вре­мен­но­сти идео­ло­гии сформировались в результате радикальных вы­во­дов из лож­ной ме­та­кон­цеп­ции бы­тия, со­глас­но ко­то­рой че­ло­век вы­бро­шен­ в низ­ший мир, где ему неведомо не­бес­ное дос­то­ин­ст­во и твор­че­ское на­зна­че­ние, все­лен­ские права и от­вет­ст­вен­но­сть. Идео­ло­гии сталкиваются с хри­сти­ан­ским Бла­го­вес­ти­ем о Бо­го­че­ло­ве­че­ст­ве в спо­ре о ми­ре и че­ло­ве­ке. Но вос­ста­ние на призвание хри­сти­ан­ст­ва по­ро­ж­де­но внут­ри хри­сти­ан­ст­ва. Мир, в ко­то­ром мы му­ча­ем­ся и по­ги­ба­ем сей­час, во мно­гом вы­строи­ли на­ро­ды, вос­пи­тан­ные хри­сти­ан­ст­вом. Он за­про­грам­ми­ро­ван нехристианской ус­та­нов­кой, ко­то­рая глу­бо­ко по­ра­зи­ла хри­сти­ан­скую ци­ви­ли­за­цию и ко­то­рая впер­вые офор­ми­лась в кон­цеп­ции творения и гре­хо­па­де­ния.

Как сложилось искажённая духовная доминанта человечества? Че­ло­век дох­ри­сти­ан­ской эпо­хи мог вы­чи­тать в древних ска­за­ни­ях то, на что был спо­со­бен, на­хо­дясь в со­стоя­нии бес­пре­дель­но­го от­чая­ния при погружении в мировой хаос. Ко­гда дух че­ло­ве­че­ст­ва ещё не про­свет­лен Бо­го­во­пло­ще­ни­ем, все его ви­де­ния смут­ны, в них ис­ти­на ужи­ва­ет­ся с ло­жными образами. Ужас бо­го­ос­тав­лен­но­сти за­сло­нял лю­дям осмысление Божественных откровений, смысл зем­но­го пу­ти и его на­ча­ло. Че­ло­ве­че­ст­во, вгля­ды­ва­ясь в своё пра-про­шлое, смут­но раз­ли­чи­ло в нём на­ча­ло сво­их зем­ных тер­за­ний. И в та­ком со­стоя­нии ду­хов­но­го смя­те­ния на­ча­ло ми­ра бы­ло оце­не­но как грех и падение. Ка­за­лось, что на бес­смыс­лен­ные стра­да­ния лю­дей мог­ла толк­нуть толь­ко их бес­смыс­лен­ная свое­воль­ная гор­ды­ня. У древнего че­ло­ве­че­ст­ва недоставало ре­ли­ги­оз­ных сил взгля­нуть объ­ек­тив­но на своё со­стоя­ние и объ­яс­нить своё сте­на­ние. На фор­ми­ро­ва­ние кон­цеп­ции гре­хо­па­де­ния ока­зал влия­ние не толь­ко бес­ко­ры­ст­ный по­иск ис­ти­ны, но и стрем­ле­ние снять с се­бя не­вы­но­си­мое бре­мя бо­го­ос­тав­лен­но­сти. Это вызывало стремление найти ви­нов­ных. Ви­нов­ны же те, с ко­го всё на­ча­ло быть – пер­во­лю­ди, Адам и Ева, по во­ле которых че­ло­ве­че­ст­во ока­за­лось во тьме бо­го­ос­тав­лен­но­сти. По­это­му пер­вый шаг пер­вых лю­дей, шаг, ко­то­рый кла­дёт на­ча­ло гре­хов­но­му со­стоя­нию ми­ра, осознавался как пол­ное гре­хо­па­де­ние, пер­во­род­ный грех. Та­ко­ва рет­ро­спек­тив­ная – об­ра­щён­ная к про­шло­му ло­ги­ка пад­ше­го, по­те­рян­но­го, вет­хо­го соз­на­ния. По­лу­ча­ет­ся, что лю­ди оп­ре­де­ли­ли важ­ней­шую ре­ли­ги­оз­ную ис­ти­ну и свои от­но­ше­ния с Твор­цом в со­стоя­нии наи­боль­ше­го ре­ли­ги­оз­но­го от­чая­ния и без­ве­рия. Что­бы уви­деть ми­ро­вое на­зна­че­ние та­ким, ка­ко­во оно есть, Бог сошёл на зем­лю, ибо че­ло­ве­че­ских уси­лий недос­та­ва­ло. И мы, хри­стиа­не, муд­рее не по­то­му, что мы луч­ше и ум­нее, а по­то­му, что с на­ми Бог.

Ре­ци­ди­вы ветхозаветного за­кон­ни­че­ст­ва в хри­сти­ан­ской куль­ту­ре сдер­жи­ва­ли вос­пи­та­ние ос­но­во­по­ла­гаю­щих богоподобных ка­честв че­ло­ве­ка: твор­че­скую сво­бо­ду и все­лен­скую от­вет­ст­вен­ность. Бо­же­ст­вен­ный дар твор­че­ской от­вет­ст­вен­но­сти не­ред­ко по­дав­лял­ся об­ску­ран­ти­ст­ским – вра­ж­деб­ным к про­све­ще­нию ре­ли­ги­оз­ным вос­пи­та­ни­ем. Неуничтожимый духовный ин­стинкт свободы про­ры­вал­ся в жизнь ис­ка­жён­ным: че­ло­век не хо­чет по­ни­мать и от­ве­чать за что-ли­бо по су­ще­ст­ву, он упо­ён чув­ст­вом без­от­вет­ст­вен­но­го об­ла­да­ния. Вы­ры­ваю­щий­ся из-под кос­ной ре­ли­ги­оз­ной опе­ки че­ло­век лег­ко пре­вра­ща­ет­ся в де­мо­ни­че­ское су­ще­ст­во. Ве­ка­ми хри­сти­ан­ские ие­рар­хи пы­та­лись ско­вать в че­ло­ве­ке то, что счи­та­лось при­чи­ной его гре­хо­па­де­ния – сти­хии пло­ти, по­ла, по­ло­вой люб­ви, с другой стороны – свободу и жажду познания. И не­удер­жи­мая си­ла про­би­ва­лась в искажённых фор­мах. Со­вре­мен­ная не­на­сыт­ная по­го­ня за бла­га­ми ци­ви­ли­за­ции и сек­су­аль­ная ре­во­лю­ция – это бо­лез­нен­ная ре­ак­ция на мно­го­ве­ко­вой то­таль­ный за­прет. Хри­сти­ан­ст­во учит, что не долж­но бесконтрольно рас­кре­по­щать в че­ло­ве­ке при­род­ные сти­хии. Но нередко за­бы­ва­лось, что хри­сти­ан­ст­во при­зва­но не к отвержению, а к бла­го­дат­но­му пре­об­ра­же­нию пло­ти.

Духовная ори­ен­та­ция христианских народов не­ред­ко искажалась из-за от­сут­ст­вия це­ло­ст­но­го уче­ния о божественной мис­сии человека. Это ве­ло к то­му, что цер­ков­ное всё бо­лее спи­ри­туа­ли­зи­ро­ва­лось (от­ры­ва­ло от пло­ти), а мир­ское – се­ку­ля­ри­зи­ро­ва­лось, об­мир­ща­лось, от­ры­ва­лось от ду­хов­ных ос­нов. Край­ний спи­ри­туа­лизм мыш­ле­ния вы­ро­ж­да­ет­ся в аб­ст­ракт­ный идеа­лизм, ко­то­рый ста­но­вит­ся пред­те­чей диа­лек­ти­че­ско­го ма­те­риа­лиз­ма. Ас­ке­ти­че­ское сми­ре­ние без осоз­на­ния твор­че­ской от­вет­ст­вен­но­сти вы­ро­ж­да­ет­ся в лже­сми­ре­ние, прикрывающее лукавую гордыню и религиозное свое­во­лие. Рас­про­стра­ня­ет­ся тип лож­но­го бла­го­чес­тия: сми­рен­но по­ту­п­лен­ный взор и не­пре­стан­ные ссыл­ки на соб­ст­вен­ную уни­чи­жен­ность, со­про­во­ж­дае­мые ра­ди­каль­ны­ми оцен­ка­ми и осуждением всех и вся. Дру­гая ветвь это­й установки – гордыня мо­на­ше­ского ас­ке­тизма, доводящая до пре­зре­ния к ми­ру и лю­дям.

Хри­сти­ан­ская куль­ту­ра ве­ка­ми вос­пи­ты­ва­ла лич­но­ст­ное на­ча­ло в че­ло­ве­ке. Но в это из­на­чаль­но впле­те­ны чу­ж­дые тен­ден­ции, и по­то­му ско­вы­ва­лся духовный рост лич­но­сти. Веч­ная че­ло­ве­че­ская ду­ша не вме­ща­лась в ог­ра­ни­чен­ный и ущербный мир, в ко­то­ром че­ло­век пы­тал­ся се­бя оп­ре­де­лить в хри­сти­ан­ские ве­ка. Сле­пой бунт про­тив Церк­ви во мно­гом по­ро­ж­дён от­тал­ки­ва­ни­ем от этой лож­ной опе­ки. Но на сво­бо­ду ду­ша вырывается, бу­ду­чи по­ра­жён­ной двое­мыс­ли­ем и ци­низ­мом, и по­то­му но­во­ев­ро­пей­ский че­ло­век, стре­мясь к необузданному овладению миром, несёт сти­хии раз­ру­ше­ния.

Таким образом, в ос­но­ве од­но­бо­ко­го раз­ви­тия ев­ро­пей­ско­го мыш­ле­ния, се­ку­ля­ри­за­ции по­зна­ния и жиз­ни ле­жит изначально искажённая ус­та­нов­ка, про­ни­зав­шая хри­сти­ан­ское ми­ро­воз­зре­ние. Куль­ту­ра, на­зы­вающая себя хри­сти­ан­ской, ещё не обрела подлинно христианской направленности. Мно­гие её сферы не бы­ли про­ни­за­ны хри­сти­ан­ски­ми смыс­ла­ми. Но­во­за­вет­ное От­кро­ве­ние, воз­вра­щаю­щее к ис­ход­ным на­ча­лам, об­на­жа­ет мно­гие вет­хие слои в том, что при­ня­то счи­тать хри­сти­ан­ст­вом. В хри­сти­ан­ском ми­ро­воз­зре­нии со­дер­жа­лись не­хри­сти­ан­ские пред­став­ле­ния, раз­ви­тие ко­то­рых и по­ро­ди­ло атеи­сти­че­ские и ан­ти­че­ло­ве­че­ские идео­ло­гии.

Бо­го­слов­ское и фи­ло­соф­ское по­зна­ние не срод­ни научному, где се­го­дняш­нее от­кры­тие пре­вра­ща­ет вче­раш­ние в за­блу­ж­де­ния. Определённая бо­го­слов­ская кон­цеп­ция, осу­ще­ст­в­ляю­щая син­тез на уров­не эпо­хи, мо­жет ста­но­вить­ся сту­пе­нью вос­хо­ж­де­ния к ис­ти­не. Мно­гое из то­го, что ка­за­лось не­зыб­ле­мым, ока­зы­ва­ет­ся вре­мен­ны­ми мыс­ли­тель­ны­ми кон­ст­рук­ция­ми, не­об­хо­ди­мы­ми и воз­мож­ны­ми для дан­но­го вре­ме­ни сред­ст­ва­ми осмысления. Тем не менее, дол­гие ве­ка вне хри­сти­ан­ско­го ос­мыс­ле­ния ос­та­ва­лись мно­гие бо­го­слов­ские во­про­сы. Про­бле­ма тво­ре­ния и гре­хо­па­де­ния ре­ша­лась так, буд­то не бы­ло Но­во­го За­ве­та, не бы­ло бо­го­слов­ских дос­ти­же­ний Ни­кей­ско­го Сим­во­ла Ве­ры. Пат­ри­сти­че­ское бо­го­сло­вие с те­че­ни­ем вре­ме­ни ста­ло вос­при­ни­мать­ся не как бо­го­слов­ский за­вет и ключ к ответу на эпохальные вызовы, а как склад го­то­вых фор­мул на все слу­чаи жиз­ни. Бо­го­слов­ская пас­сив­ность по­сле­дую­щих эпох впря­мую свя­за­на с тем, что жизнь во мно­гом ос­та­ва­лась не­хри­сти­ан­ской. Как мож­но по-хри­сти­ан­ски вы­стро­ить жизнь, ес­ли ос­но­во­по­ла­гаю­щая про­бле­ма зем­но­го бы­тия ещё не име­ет хри­сти­ан­ско­го ос­мыс­ле­ния? Как мож­но най­ти ис­тин­ные пу­ти на зем­ле, ес­ли ис­ка­же­ны пред­став­ле­ния об ис­ход­ном на­ча­ле, о хри­сти­ан­ском на­зна­че­нии че­ло­ве­че­ст­ва? Хри­сти­ан­ст­во, вос­при­ни­мая древ­ние ис­ти­ны, тре­бу­ет их переплавки в огне Но­во­го Бла­го­вес­тия. За­да­ча хри­сти­ан­ской фи­ло­со­фии со­сто­ит в том, что­бы сни­мать слои ис­то­ри­че­ских за­блу­ж­де­ний и ис­ка­же­ний, ко­то­рые на­ка­п­ли­ва­лись в ве­ках, и ус­та­но­вить тот смысл, к ко­то­ро­му му­чи­тель­но пы­тал­ся про­рвать­ся дух че­ло­ве­че­ст­ва.

И веч­ность, и вре­мя тре­бу­ют, что­бы кон­цеп­ция тво­ре­ния и гре­хо­па­де­ния бы­ла вы­строе­на в со­от­вет­ст­вии с ис­ти­на­ми хри­сти­ан­ско­го Бла­го­вес­тия. Богословское учение о творении и грехопадении предназначено не быть му­зей­ным экс­по­на­том, а да­вать че­ло­ве­ку ме­та­фи­зи­че­ские ори­ен­ти­ры, ве­щать ис­ти­ну о веч­но­сти ду­ши, о кос­ми­че­ском на­зна­че­нии че­ло­ве­ка, о бо­го­по­доб­ной сво­бо­де и все­лен­ской от­вет­ст­вен­но­сти че­ло­ве­ка, о тай­не жиз­ни, смер­ти и вос­кре­се­ния. То есть, уче­ние о тво­ре­нии-гре­хо­па­де­нии долж­но быть осмыслено под се­нью Кре­ста Хри­сто­ва.

---

[1] Креационизм (от лат. creare – создавать, учение о сотворении) – в патристике и схоластике – точка зрения, согласно которой в результате зачатия возникает только тело, душа же создаётся Богом из ничего в момент зачатия и соединяется с телом.