Новый духовный облик эпохи определился с
начала XIX века:
«Были тайные посещения Духа. Во всяком
случае, начало прошлого века в судьбах русской Церкви отмечено и ознаменовано
каким-то внутренним таинственным сдвигом.
Об этом свидетельствует пророческий образ преп.
Серафима Саровского (1759–1833), его подвиг, его радость, его учение. Образ
вновь явленной святости оставался долго неразгаданным. В этом образе так дивно
смыкаются подвиг и радость, тягота молитвенной брани и райская уже светлость, преображение уже неземного света.
Старец немощный и премудрый, “убогий Серафим” с неожиданным дерзновением
свидетельствует о тайнах Духа… В его опыте обновляется
исконная традиция взыскания Духа. Святость преп. Серафима сразу и древняя и
новая» (Г.В. Флоровский).
Преподобный Серафим учит: «Истинная же цель жизни нашей христианской состоит
в стяжании Духа Святого Божьего». Каждая личная и соборная вечная душа
призвана к духовной миссии спасения
на этой грешной земле, воплощению в мире сем замысла Творца, возложенного на
нас в вечности. В отношении преподобного Серафима к людям, в его постижении
человеческой души возрождалась древнерусская традиция духовного делания. По
глубине и по охвату мысль преподобного Серафима сравнима со Святыми Отцами и
Учителями Церкви, а также с вершинами русского религиозного сознания, явленными
митрополитом Иларионом, преподобным Сергием Радонежским, преподобным Нилом
Сорским. «Учение
Серафима о стяжании Духа Божия как цели христианской жизни, по существу,
тождественно паламизму. Опыт "Фаворского преображения", к которому
Серафим приобщил своего ученика Мотовилова, в точности соответствует учению Григория
Паламы о Божественных Энергиях» (Л.Л. Регельсон).
Отношение преподобного Серафима к духовному достоинству человека можно
характеризовать словами протоиерея Александра Шмемана, сказанными о святом Симеоне
Новом Богослове: «В этих “духоносных”
старцах обретает Церковь тот полюс свободы от мира, свободы оценки в мире,
которого ей так не хватает в её тесном браке с Империей. Потому что это богословие
от опыта, не от книг, и в нём христианство оживает именно в своём “практическом”
значении, как борьба за настоящего человека».
Вселенский
горизонт души – верность заветам
прошлого, обращённость к грядущему и чуткость к настоящему, стремление всё
осознать и за всё принять ответственность – христианский универсализм роднит Александра Пушкина с Серафимом Саровским.
Святой и поэт на церковном и мирском полюсах явили высокий идеал христианской
духовности и любви, новое откровение православной соборности. «Пока латинская схоластика царствовала в
русских семинариях, преп. Серафим Саровский раскрывал в беседе с Мотовиловым
глубочайшее учение о стяжании Святого Духа» (прот. Александр Шмеман).
Стяжание Духа Святого – это завет Серафима Саровского, новое приоткровение
природы Божественной Ипостаси, единящей всех и вся в любви. Соборность русской духовности выражалась
в том, что преподобный Серафим был необыкновенно открыт людям, – к каждому
приходящему он обращался: «Христос воскресе,
радость моя». Серафим Саровский стяжал уникальный дар христианской всепрощающей
любви, он умел увидеть, понять и полюбить в каждом человеке его грешную, но
стенающую вечную душу. Постижение даров Духа Святого – это и новое углубление в
тайну Святой Троицы. То, что преподобный Серафим особо выделил Ипостась Духа,
может говорить и об отношении святого к культуре, ибо Святой Дух глубинно питает
созидание духовной культуры. Это
свидетельствует и о зачавшейся духовной революции.
В облике Серафима Саровского и творчестве
Пушкина вновь засияли исконные идеалы всечеловечности
русской идеи. Это был новый этап раскрытия универсализма
православного воспитания души. Преподобный Серафим неповторимо объединил все пути святости: он пустынник, столпник,
молчальник, страстотерпец, затворник, учитель народа, чудотворец... В его
миссии можно увидеть достижения всей православной святости: византийской, древнекиевской,
радонежской, нестяжательской, иосифлянской. Немощный и убогий Серафим был титаном духа – он вмещал весь опыт
христианской аскетики.
На явление гения Пушкина русская культура
ответила великой классической литературой. Явление святости преподобного
Серафима выводило из подполья и укрепляло православную
русскую духовность, хотя и не в официальных формах церковной жизни. То, что
просияло в Серафиме Саровском, разлилось тихим светом по монастырям и скитам
Русской церкви.
«Столетия
Империи, создавшие если не разрыв, то холодок между иерархической церковью и
народной религиозностью, не убили святости. Как ни странно это может казаться
на первый взгляд, но в бюрократической
России, западнической по своей культуре, русская святость пробуждается от
летаргии XVIII века. Как будто удушливая теплица бытового православия была
для неё менее благоприятной средой, чем холод петербургских зим. Вдали от
покровительственных взоров власти, не замечаемая интеллигенцией, даже церковной
иерархией, духовная жизнь теплится и в монастырях, и в скитах, и в миру.
Русский монастырь последних веков далек от своего духовного идеала. К концу
синодального периода упадок, иногда в очень тяжелых и соблазнительных формах,
наблюдается в огромном большинстве монастырей. Но в самых распущенных среди них
найдётся иногда лесной скиток или келья затворника, где не угасает молитва. В
городах, среди мирян, не только в провинциальной глуши, но и в столицах, среди
шума и грохота цивилизации, проходят своим путём юродивые, блаженные,
странники, чистые сердцем, бессребреники, подвижники любви. И народная любовь
отмечает их, в пустынь к старцу, в хибарку к блаженному течёт народное горе в
жажде чуда, преображающего убогую жизнь. В
век просвещённого неверия творится легенда древних веков» (Г.П. Федотов).
С середины XIX века таким духовным
очагом, несущим немеркнущий свет Православия во тьме обезбоженного мира,
явилась Оптина пустынь. Монастырь возрождал заветы подвижников Древней Руси.
Оптинские старцы воссоздавали нестяжательскую традицию учёного монашества,
духовного пастырства. Народная Русь бесчисленными потоками стекалась к
духовному своему сердцу, тысячи известных и безвестных жаждали получить
духовную поддержку у Оптинских старцев. Из этого центра духовные токи православной культуры воздействовали на светскую
культуру, здесь святость соединялась с гениальностью. Немалое число русских
писателей и мыслителей приобщались духу Православия у оптинских подвижников:
братья Киреевские, Н.В. Гоголь, Н.Ф. Фёдоров, Ф.М. Достоевский, К.Н. Леонтьев,
Вл.С. Соловьёв и многие другие.
Комментариев нет:
Отправить комментарий