История человечества
зачалась в глубинах природного космоса, древние мифы оказываются
единственной формой памяти об этих антропогонических
процессах, о том, что происходило с душами в то время, когда на
планете Земля ещё не было людей. Антропогонические мифы повествуют
о том, какие пути проходит душа в Божественном лоне до начала человеческой
истории, что происходит с душой в момент внедрения её в хаос земли, каковы формы существования
души в мировой плоти до момента воплощения человека в миру в полноте
своего телесного облика.
Но услышать это повествование
возможно только при истинном отношении к мифам, иначе они выглядят
ложными фантазиями или наивными сказками. Миф становится формой заблуждения,
когда какая-либо мифологема превращается в единственную и универсальную
картину мира, когда собрание мифов превращается в религию. Когда
частичное претендует на абсолютное.
В архаических мифах
люди стремились зафиксировать воспоминания о событиях, предшествовавших
их появлению на земле. Первоначально на таком закреплении концентрируются
все творческие силы. Но постепенно сознание человечества обращается
не к прошедшему, а к грядущему, не к пройденным путям, а к цели всех
путей, к познанию смысла существования. Традиция богословствования
и философствования нарождается в лоне мифологического сознания,
поэтому первоначальная картина мира, цель эволюции и роль человека
ограничены мифологическими представлениями. Таковы различные
формы языческих религий. Мифологические верования ориентированы
на прошлое, на закрепление памяти
о прошедшем в образах первичного антропоморфного сознания. В
них и настоящее объясняется в образах прошлого.
Мировые же религии
обращены, прежде всего, к грядущему, к его окончательной цели. Через
мировые религии человечество подымается до универсализма, объемлющего
космическую, Богочеловеческую и человеческую судьбу и назначение. Наиболее
полно откровение в христианстве –
универсальной и вселенской религии,
соединяющей строй космоса, ход истории и назначение человека –
в единстве воплощённого Логоса-Богочеловека.
В свете христианского откровения выявляется частичность и этапность
всякой мифологической картины мира. Но, вместе с тем, в христианском
универсальном сознании может раскрыться глубинное содержание мифов.
Мифологема имеет
две стороны. Миф фиксирует воспоминания
о довременном бытии человека, о доисторических путях человеческой
души. Вместе с тем, мифологическая картина мира складывается в
результате попытки объяснить состояние
мира и человека, современное мифотворческому акту. В первом
случае древний миф оказывается единственной формой памяти человечества.
Во втором – это первобытные формы сознания, отражающие погружённость
души в стихии космоса, начальные этапы кристаллизации духовности
и подчинённость человека явлениям природы.
Специфика мифологического
символа в том, что он описывает один временной пласт, преломленный
другим. То, что находится за пределами непосредственного жизненного
контекста, отображается образами вполне житейскими. Миф и представляет
из себя сложное сплетение разнобытийных планов. Этим он отличается от
научного понятия, которое описывает одно-порядковые ему явления.
Духовный анализ мифа,
с позиции христианского откровения, способен вскрыть первоэлементы, первообразы человеческой
памяти, которые являются не формальными
схемами психики (Юнг) и не схемами
человеческого духа (П.А. Флоренский), а символическим отображением
метафизических событий и фактов. Мифологический символ в данном случае
– не прикрывающая и искажающая маска,
не фикция, нуждающаяся в психоаналитическом
разоблачении, и не формальный знак чего-то присутствующего
только своим отсутствием, но некий реальный первоэлемент духовного опыта. Специфической
символичностью мифологическое сознание оказывается близким художественному
творчеству (творческий акт в художественных образах или символах
выражает прообразы бытия) и другим экстатическим состояниям. Выход за пределы (экстаз) возможен
и в сновидениях (отсюда близость символики сновидений и мифов).
Бывают состояния,
в которых пронзительно ощущается заисторическое, предысторическое.
В эти мгновения духовный взор пронзает толщу истории, и начинают
светиться первообразы. Поэтому-то древние письмена и вызывают содрогание,
что вещают не о том, что было когда-то, а о том, что есть всегда, что было
до того, как всё стало быть. Томас
Манн писал: «Всякий миф – это изначальный образец, изначальная
форма жизни, вневременная схема, издревле заданная формула, в которую
укладывается осознающая себя жизнь, смутно стремящаяся вновь обрести
некогда предначертанные ей приметы». В экстатических состояниях, в которые может погрузить
нас древний миф, обнажаются прикрываемые обыденностью, социальностью,
инерцией культуры архетипы – прообразы, первичные формы бытия. В историческом
чудесным образом начинает светиться метаисторическое.
В свете христианского
откровения древний миф может обнажить перед современным знанием
тайны бытия. Христианство не создаёт своих мифов потому, что оно
возвысилось над мифологическим мировосприятием и проясняет существующие мифологии.
Христианская установка даёт ключ и требует от нас активности в переосмыслении
древних мифов. Для такого рода духовного анализа мифа не требуется
нового откровения, но необходима творческая активность христианского
сознания.
Комментариев нет:
Отправить комментарий