Революция Петра I

К Петровской эпохе духовные силы России во многом были ослаблены в результате восторжествовавшего внутри Церкви иосифлянства и церковного Раскола. Поколению Петра I Россия представляется аморфной массой старья, которую надо перетряхнуть, взнуздать и заковать в железо. Из-за отсутствия внутреннего хребта Россию следует укрепить насильственными мерами. Пётр усугубил болезненные процессы: отрыв от Православия, ослабление и искажение религиозности, умаление исторической роли Церкви, отказ от органичных устоев во имя чуждых форм. Пётр использовал полученное наследие, чтобы усугубить гибельные тенденции. Хотя были исторические основания для созидательного пути.

Образ Петра-реформатора мифологизирован дворянским сословием, созданным Петром, преобразования в России проводились до Петра. Пётр прервал то благотворное, что делалось предшествующими русскими царями, и привёл государство к столетнему кризису. Экономические инициативы Петра разрушили интенсивно развивавшийся хозяйственный уклад и органичную модернизацию, разорили страну, вбросили её в феодализм. В более удачном реформировании армии Пётр заканчивает то, что начали дед, отец и брат с сестрой. Пётр не прорубал окно в Европу, ибо в этом не было необходимости – Европе были давно открыты двери российского дома.

В силу исторических обстоятельств «долго Россия оставалась чуждою Европе. Приняв свет христианства от Византии, она не участвовала ни в политических переворотах, ни в умственной деятельности римско-кафолического мира. Великая эпоха возрождения не имела на неё никакого влияния; рыцарство не одушевило предков наших чистыми восторгами, и благодетельное потрясение, произведенное крестовыми походами, не отозвалось в краях оцепеневшего севера» (А.С. Пушкин). Более столетия для русского правящего слоя было актуальным расширение экономических и культурных связей с Европой. В элите была сильна проевропейская «партия», которая в Смутное время даже одерживала верх в стремлении заполучить польского или шведского короля на московский престол: «Но и в эпоху бурь и переломов цари и бояре согласны были в одном: в необходимости сблизить Россию с Европою. Отселе сношения Ивана Васильевича с Англией, переписка Годунова с Данией, условия, поднесенные польскому королевичу аристократией XVII столетия, посольства Алексея Михайловича» (А.С. Пушкин). Задолго до Петра в Москве процветала Немецкая слобода, населённая европейскими специалистами разного рода. Для создания образа «первого реформатора» историкам пришлось много потрудиться, чтобы фальсифицировать роль царя Алексея Михайловича Тишайшего и особенно непосредственных предшественников Петра I – царя Фёдора Алексеевича и царевны Софьи Алексеевны.

Алексей Михайлович олицетворял новый тип государя, не соответствовавший косным идеалам средневековья – «жить косня и ожидая», не спеша, делать что-либо «семь раз отмерив»: кто «коснит и медлит всегда, и тако творяй любим бывает царем» (Иосиф Волоцкий). Алексей Михайлович был лёгким на подъем, энергичным, очень работоспособным. Титул Тишайшего он получил от народа не за то, что был смиренным и кротким, а за то, что стремился к благоустроению и благоденствию государства, к его тишине и покою. Усмиряя мятежи, «тишайший» царь поддерживал порядок в стране.

Старший брат Петра, Фёдор Алексеевич, царствовал с 1676 по 1682 год. Шестнадцатилетний царь проявил себя не по годам зрелым правителем. Для современников Фёдор Алексеевич представлялся царём благочестивым, милосердным, заботящимся о благополучии народа, принесшим стране мир. Из всех детей Алексея Михайловича только младший, Пётр, не готовился к государственному управлению и не получил соответствующего образования. Фёдор Алексеевич, помимо воспитания у обычных учителей, изучал «семь свободных мудростей» у славянского просветителя Симеона Полоцкого. Библиотека царя свидетельствует о прекрасном знании русских, украинских и западноевропейских писателей. Фёдор Алексеевич «великое искусство в поезии имел и весьма израдные вирши складывал» и «к пению был великий охотник». Его дворцы украшались живописью придворных художников. При нём развиваются литература, живопись, музыка (европейские линейные ноты заменяют старинные крюковые), учреждается первый в России театр. Указ Фёдора Алексеевича «Учение историческое» предписывал создать печатный курс русской истории «ко всенародной пользе» русских людей и других народов; он отражал стремление государя «приукрасити всякими добродетельми, и учениями, и искусствами, прославити не токмо нынешние российские народы, но и прежде бывших славных предков своих». Стремление к сохранению исторической преемственности будет попрано Петром.

Способствуя академическому просвещению, Фёдор Алексеевич формировал национальные научные кадры. По его указу в Заиконоспасском монастыре Китай-города образуется светская типография. Он готовил создание университета-академии в Москве. В его «Правилех Московской Академии» говорилось о стремлении государя предоставить наукам «вся царствия благочинное расположение, правосудства управление, и твердное защищение, и великое распространение приобретают!» Академия учреждалась для изучения светских и духовных наук: грамматики, поэтики, риторики, диалектики, логики, метафизики, этики, богословия, юриспруденции «и прочих всех свободных наук», принятых в университетах. Обучение предполагалось вести на русском, латинском и греческом языках. Академия должна была иметь финансовую и юридическую автономию. К обучению допускались представители всех сословий, бедным предоставлялась стипендия. Выпускники академии получали право на занятие высоких государственных должностей в зависимости от успехов в учебе, что приравнивало их к представителям знатнейших родов. «Во избежание ненужной борьбы с косностью старшего поколения царь приказал собирать в казённые приюты детей-сирот и детей убогих родителей (нищих, калек, престарелых, преступников). В зависимости от способностей их следовало учить либо математике, “фортификации или инженерной науке”, архитектуре, живописи, геометрии, артиллерии, либо – делу шелковому, суконному, золотому и серебряному, часовому, токарному, костяному, кузнечному, оружейному. Таким образом, вместо будущих тунеядцев страна получила бы солидных, зажиточных граждан, не тратилась бы на приглашение иноземных специалистов (из которых “многие в тех науках не совершенны”) и постепенно вместо ввоза товаров перешла бы к экспорту собственных изделий: “и так бы богатства множились”» (А. Богданов). При царевне Софье сопротивление ретроградных кругов – «мудроборцев» во главе с патриархом похоронило проект создания всесословного учебного заведения в России, что имело катастрофические последствия для русской истории. Церковная иерархия сопротивлялась насущным изменениям, но раболепно приняла уничтожение патриаршества Петром I.

В царствование Фёдора Алексеевича активно привлекались иностранные военные специалисты, инженеры, мастера, художники. Шло интенсивное культурное заимствование с Запада, причём обществом более активно, чем государством. Вводилась короткая европейская одежда. Велось большое строительство в стиле нарышкинского барокко, сочетающего национальные и западные традиции.

Стремясь к стабильности, Фёдор Алексеевич выдвигал талантливых людей на государственную службу. Царь усовершенствовал гражданский суд, упростил налогообложение, снизил некоторые налоги, простил недоимки – «чтобы богатые и полные люди пред бедными в льготе, а бедные перед богатыми в тягости не были». Фёдор Алексеевич расформировал дворянское ополчение и создал регулярную армию из рекрутированных полков нового строя. Армия оснащается передовым для того времени вооружением: ручными бомбами, бомбомётами и нарезными винтовками. На воронежских верфях задолго до Петра был построен военно-морской флот, эскадра которого из двадцати пяти кораблей в 1674 году прорвалась в Азовское море, совершала рейды на Крым и к турецким берегам. Международная политика царя, сочетающая военные кампании с мирными договорами и дипломатическими союзами, отодвинула границы России к югу на двести километров. В Диком поле на юге России были построены современные фортификационные сооружения, прикрывающие земли, розданные дворянству, что укрепляло социальную базу монархии. В результате поток товарного зерна с юга оживил торговлю, интенсивно росло население южнорусских земель.

После ранней смерти Фёдора Алексеевича с 1682 до 1689 года фактической правительницей страны была царевна Софья Алексеевна, которая продолжила начинания отца и брата. Помимо казённых заводов и мануфактур мелкие производства городских ремесленников и крестьян создавали большую часть товаров. Новые торгово-промышленные сословия располагали крупными капиталами и большим количеством работных людей. Они не имели политического голоса и пытались отстаивать свои интересы через представителей во власти. Феодальное государство не могло учитывать жизненные интересы зарождавшихся экономических сословий, что было причиной бунтов в течение XVII века. Власть при Софье осознала, что от решения этого вопроса зависит дальнейший путь развития России, не стала защищать существующий строй подавлением новых сословий и разгромом новой экономики. (Петр I впоследствии пошёл на карательные меры и конфискацию капиталов, заменив капиталистический уклад крепостной промышленностью, подконтрольной бюрократии.) При Софье началась постепенная модернизация хозяйства в западном стиле. Правительница, следуя органичной теории «порядка» Симеона Полоцкого в отношениях между частями «государственного тела», проводит политику умиротворения сословий. Для чего совершенствуется правосудие, ведётся борьба со злоупотреблениями власти, увеличивается роль выборных органов, создаются законы по защите имущества. Власть укрепляла положение дворянского сословия, раздавая новые земли, что требовало присоединения земель в Причерноморье. При Софье Алексеевне в Россию приглашались западные специалисты, внедрялись новые технологии, повышающие конкурентоспособность русской промышленности. Относительные религиозные свободы способствовали привлечению мастеров из Западной Европы, раздираемой религиозными войнами.

Москва к девяностым годам XVII века стала крупнейшим городом Европы, производившим большую часть российских товаров и ведущим большую торговлю. За время правления царя Фёдора и царевны Софьи в городе было построено около 10 000 новых каменных зданий. Население Москвы было довольно образованным для тех времен. «В целом по стране священники и купцы были грамотны почти стопроцентно, монахи – на семьдесят пять процентов, дворяне – на шестьдесят пять процентов, посадские люди – на сорок процентов, крестьяне – на пятьдесят процентов, причём в столице темп роста грамотности с 1670-х по 1690-е годы вырос втрое! Москвичи проявляли повышенный интерес к отечественной и переводной литературе, сами переписывали, редактировали и составляли множество публицистических сочинений, “тетрадей” по острым современным вопросам, в обсуждении которых “на пиршествах и на торжищах и где-либо сойдётся кто друг с другом” участвовали даже “жены и детищи”» (А. Богданов).

Внешняя политика Софьи Алексеевны защищала интересы российских сословий. В 1686 году был подписан договор с Польшей о вечном мире, фиксирующий права России на отвоеванные земли, утверждавший власть Киевского митрополита над православными Польши и Литвы. Реформированная в предшествующие царствования регулярная армия позволила решать геополитические проблемы. Для пресечения опустошительных грабительских набегов на Русь в 1689 году армия дошла до крымского Перекопа. Крым не был завоеван по соображениям общеполитическим – это могло объединить против России европейские государства и могущественную Османскую империю. Поверженное Крымское ханство не представляло былой опасности для России. Огромные земли присоединённого Дикого поля заселялись земледельцами и раздавались дворянству в качестве вознаграждения за военные кампании.

При Софье на европейский лад меняются одежда и образ жизни общества: «Сохранившиеся документы Российского государственного архива древних актов говорят о соревновании вырвавшихся из терема дам в роскоши и изяществе нарядов, дворцовых убранств, мастерстве их певческих и инструментальных капелл, тщательности подготовки праздничных действ» (А. Богданов). Европеизация России до Петра проходила вполне органично. «Мягкая европеизация России по образцу католической славянской Польши сменяется при Петре Великом жёсткой вестернизацией протестантского типа» (М.Н. Громов).

Пётр и Евдокия Лопухина. Рисунок, расположенный в начале «Книги любви знак в честен брак» Кариона Истомина, преподнесенной в 1689 г. в качестве свадебного подарка Петру Первому.

Воспитание и обучение Петра Алексеевича не соответствовало русским традициям. Алексей Михайлович больше уделял внимания воспитанию старших детей, при нём Пётр перешёл из рук мамок к дядьке – Н.М. Зотову, приучившему воспитанника к вину и впоследствии назначенному князь-папой «сумасброднейшего, всешутейшего и всепьянейшего собора», главной заповедью которого было повседневное пьянство петровских соратников. Петру пришлось пережить детские ужасы московских восстаний и стрелецких бунтов. На воспитание Петра большое влияние оказала Немецкая слобода – Кукуй, где швейцарский авантюрист Франц Лефорт обучал царевича пьянству и разврату: «К тому времени, как Лефорт умер от горячки, ущербная психика Петра была окончательно расшатана, а его аморальность потрясала современников» (А. Богданов). Москвичи Немецкую слободу прозвали Пьяной слободой. Это второй случай – после Ивана Грозного – воспитания наследника престола вне традиционной системы, – аналогичны и результаты. Невероятно грубые нравы компания Петра демонстрировала в заграничных путешествиях: «В Дептофорде Петру со свитой отвели помещение в частном доме близ верфи, оборудовав его по приказу короля, как подобало для такого высокого гостя. Когда после трёхмесячного жительства царь и его свита уехали, домовладелец подал куда следовало счёт повреждений, произведённых уехавшими гостями. Ужас охватывает, когда читаешь эту опись, едва ли преувеличенную. Полы и стены были заплеваны, запачканы следами веселья, мебель поломана, занавески оборваны, картины на стенах прорваны, так как служили мишенью для стрельбы, газоны в саду так затоптаны, словно там маршировал целый полк в железных сапогах» (В.О. Ключевский).

Такой царь устраивал денационализированные круги, стремящиеся к дворянской диктатуре: «Неудобства непредсказуемого буйства Петра, то заменявшего моду европейского света обличием завсегдатаев немецких кабаков, то надувавшего собутыльника через задний проход, пока тот не лопнет, то скандально возвышавшего безграмотного хама, – искупались в глазах “верхов” его функциональной полезностью. Кто ещё с такой яростью мог пытать и лично рубить топором стрельцов, истребляя их до малолетних и с маниакальным упорством создавая на месте разгромленной армии дворянские и крепостные полки, достаточно замордованные для успешного выполнения карательных функций?!» (А. Богданов).

XVII век – эпоха преобразований, петровское время – крутой перелом. «Реформатор» затеял грандиозные насильственные эксперименты, перетряхнувшие всю Россию. Внешнее и внутреннее положение России было трудным, страна нуждалась в продолжении эффективных преобразований. Россия была окружена враждебными государствами: Речью Посполитой, Швецией, Крымским ханством, Османской империей. Но никто из внешних врагов не являлся смертельной угрозой России. С ними приходилось воевать за удобные выходы к морям. Для этого необходимо было продолжить формирование регулярной армии и создавать флот, завершить модернизацию экономики, развивая новые экономические формы и поддерживая зарождающиеся сословия собственников. Пётр проводит насильственную ускоренную модернизацию путём непомерного усиления государственного гнёта и крепостного права. Вместо развития эффективной экономики насаждался феодальный гнёт над крестьянством и посадскими, частное предпринимательство вытеснялось государственными мануфактурами. Пётр целенаправленно разорял мелкого производителя, по его указанию разрушались сотни домниц, оружейных кузниц, ткацких, которые производили продукт дешевле и более высокого качества, чем государственные мануфактуры, подконтрольные военно-полицейской системе. Пётр впервые создаёт на Руси рабскую экономическую систему, экстенсивную по своей природе, нацеленную на безжалостную эксплуатацию природных ресурсов и человека. Только «свирепый враг своего народа мог выполнить задачу спасения феодального государства, не останавливаясь ни перед какими средствами, чтобы загубить буржуазные тенденции в развитии России, обессилить страну и заковать её в военно-полицейские цепи» (А. Богданов). Неподготовленные авантюристические длительные войны, сопровождающиеся огромными жертвами и непомерными затратами, позволили пробить окно в Европу, построить на костях десятков тысяч людей прозападную столицу империи. В одежде, культуре, образовании, государственном устройстве насаждаются атрибуты европейства. Но послепетровская Россия остаётся экономически самой отсталой страной Европы, со средневековым экономическим укладом.

26-летний Пётр I. 
Портрет кисти Кнеллера был подарен Петром в 1698 английскому королю.

От петровских «реформ» вымирает и разбегается пятая часть населения страны, вытесняются и уничтожаются традиционные сословия и уклад, насильственно насаждаются чуждые формы. Дворянство разоряет и порабощает низовые сословия – купечество, посад и крестьянство, которое окончательно закрепощается. Уничтожается традиция начальной грамотности мужского населения – когда отец учил сына читать по Псалтири. После Петра крестьяне стали тёмными и мычащими (выражение Н.А. Бердяева) массами. Укрепление армии сопровождалось огромными людскими и материальными жертвами, что замедляло рост российской мощи. Чем были мотивированы подобные «реформы»? «Колоссальные потери в Северной войне, позорное поражение от турок, строительство на костях – всё это имело смысл: страну надо было обескровить, чтобы подогнать под крепостной хомут. Петру удалось не только остановить естественный рост численности населения, но уже к 1710 году сократить количество крестьянских дворов на девятнадцать с половиной процентов, а местами – на сорок – сорок шесть процентов!» (А. Богданов).

Петровская дворянская революция окончательно сломила государственную систему Московской Руси. Указ о престолонаследии парализовал самодержавную власть, которая на столетие отдаётся на откуп дворянству. Русь до Петра была самым небюрократическим государством в Европе: «Бюрократия в России XVII века, представленная классической фигурой дьяка, воспринималась всем населением, начиная с низов, только как администрация. Власть же, за исключением верховной власти самодержавного государя, была представлена выборным элементом. “Лучшие люди” судили вместе с любым судьей (зачаточная форма суда присяжных…). Выборные должностные лица управляли волостями (земские старосты и целовальники), выборные, наподобие англосаксонских шерифов, лица отвечали за полицейский порядок и низшее уголовное законодательство (губные старосты и целовальники). По сути дела, власть имела под собой мощную демократическую базу… На высшем уровне даже до созыва первого Земского собора (парламента Русского государства) сохранялась сильная аристократическая традиция, ибо правительство государства (боярская Дума) было аристократическим. Бюрократический элемент в Думе был представлен лишь несколькими дьяками» (В.Л. Махнач). Традиционное управление Московского государства заменяет петербургское чиновничество. Пётр в Европе заимствует бюрократические формы, поэтому сводит на нет народное представительство и местное самоуправление.

До Петра Земские соборы на Руси созывались 57 раз. Соборы решали вопросы налогообложения, принимали законы: Судебник 1550 года, «Приговор» собора первого ополчения 1611 года, «Соборное деяние» об упразднении местничества 1682 года. Соборы выступали с законодательными инициативами, решали вопросы внутреннего управления, торговли и промышленности. Земский собор 1653 года принял гетмана Хмельницкого «со всем войском казацким» под царскую руку. Неоднократно Земские соборы избирали нового царя, а во времена бесцарствия принимали на себя полноту верховной власти. «Если иностранец приезжал в Москву из страны, имевшей представительный орган, он не просил объяснить, что такое Земский собор. Для польского подданного Филона Кмиты собор 1580 года – сейм. Англичанин Джером Горсей опознает собор 1584 года как парламент, ливонский дворянин Георг Брюнно называет собор 1613 года рикстагом, а немец Иоганн Готгильф Фоккеродт приходит к выводу, что это был “род сената”» (А.Б. Горянин). Сведения о Земских соборах после 1653 года единичны. Пётр вовсе их упраздняет.

Штурм крепости Нотебург 11 (22) октября 1702 года. 
В центре изображён Пётр I. А. Е. Коцебу, 1846 г.

Упразднил Пётр и Боярскую думу (русский аналог палаты лордов), которая существовала с X века. Для того времени это был вполне демократичный орган государственного управления: спорные вопросы вызывали крик и шум велик и речи многие во боярех. Не все решения думы нуждались в утверждении государя, большинство решений принималось без государя.

«В допетровское время местная, земская власть в России была выборной. Вертикаль власти от воеводы вниз была представлена уездными, волостными и посадскими самоуправляющимися органами. В городах существовали свои структуры средневекового гражданского общества – “сотни” и слободы с выборными старостами. Судебник 1497 года запрещал суды без участия присяжных (“на суде… быть старосте и лучшим людям целовальникам”)» (А.Б. Горянин). Пётр окончательно разрушил основу соборов – низовое земство, самоуправление, заменив их бюрократической системой.

«Среди панорамы этатистов мировой истории Пётр был одним из наиболее выдающихся. Он не случайно играл всю жизнь в службу и получал чины, он искренне служил государству, как Левиафану Гоббса… В сфере государственного созидания Пётр выступает большим последователем Гоббса, чем сам Гоббс. Он создаёт одну из наиболее бюрократизированных систем в мировой истории. Петровские реформы привели к чудовищному росту бюрократического аппарата. Выросла и коррупция, так как нормальные в демократическом и аристократическом обществах неформальные связи, объявленные бюрократической системой вне закона, стали незаконными неформальными связями. Сверхбюрократическая система Петра работать не могла, поэтому на протяжении XVIII – первой половины XIX века шло постоянное смягчение бюрократического характера государства» (В.Л. Махнач). Менялось не только государственное устройство, но и сознание правящего слоя, которому «табель о рангах заменяет и символ веры, и самое мировоззрение» (Г.В. Флоровский). Центральные учреждения огромного бюрократического аппарата комплектовались преимущественно из иностранцев. Пагубное воздействие духа иностранщины будет сказываться в течение всего XVIII века.

«Петру удалось на века расколоть Россию на два общества, два народа, переставших понимать друг друга. Разверзлась пропасть между дворянством (сначала одним дворянством) и народом (всеми остальными классами общества)… Отныне рост одной культуры – импортной совершается за счёт другой – национальной. Школа и книга делаются орудием обезличения, опустошения народной души. Я здесь не касаюсь социальной опасности раскола: над крестьянством, по безграмотности своей оставшимся верным христианству и национальной культуре, стоит класс господ, получивших над ним право жизни и смерти, презиравших его веру, его быт, одежду и язык, в свою очередь презираемых им. Результат получается приблизительно тот же, как если бы Россия подверглась польскому или немецкому завоеванию, которое, обратив в рабство туземное население, поставило бы над ним класс иноземцев – феодалов, лишь постепенно, с каждым поколением поддающихся неизбежному обрусению» (Г.П. Федотов).

Пётр I в Полтавской битве. Л. Каравак, 1718 г.

Тираническое «государство утверждает себя самоё как единственный безусловный и всеобъемлющий источник всех полномочий, и всякого законодательства, и всякой деятельности или творчества. У Церкви не остаётся и не оставляется самостоятельного и независимого круга дел, ибо государство все дела считает своими» (Г.В. Флоровский). Пётр умалил роль Церкви в жизни общества и воспитании народа, уничтожил патриаршество, заменив его Синодом по протестантскому образцу. С тех пор Церковь порабощена государственной бюрократией, духовенство унижено социально-политически и экономически. «Церковь в обмороке с Петра» (Ф.М. Достоевский).

«Реформам» в Церкви предшествовали кампании поругания святынь – от запрещения часовен и колокольного звона, переплавки колоколов на пушки до высмеивания церковных канонов. Пётр специально учреждает «сумасброднейший, всешутейший и всепьянейший собор», – шутовская организация, и в то же время своего рода «орден» его единомышленников, цель которого - глумление над всем, что в обществе ценилось и почиталось как исконно-бытовые или морально-религиозные устои. «Жители Москвы, а позднее и Петербурга не раз наблюдали сцены дикого разгула, которые устраивались “собором”. Скажем, на святки человек двести членов “собора”, на десятках саней, с песнями и свистом ездят всю ночь по городу, заезжают в дома, “славят” хозяев, а те угощают их и платят за “славление”. Напивались при этом мертвецки. На Великий же пост, наоборот, его всешутейство князь-папа устраивает покаянную процессию – “соборяне” на ослах, волах, в санях, запряженных свиньями, козлами, медведями, в вывороченных полушубках шествуют по улицам и площадям. Изображают смирение, показное, конечно» (В.И. Буганов). Чудовищное святотатство возмущало православных людей, что было одним из многочисленных поводов для распространения слухов о царе-антихристе. В отношении к Русской Православной Церкви Пётр подражал «передовой» Европе. «Европеизацией объясняются и петровские кощунственные выходки… Европа эпохи Петра вела лютеранскую борьбу против католицизма. И арсенал снарядов и экспонатов петровского антирелигиозного хулиганства был попросту заимствован из лютеранской практики… Пётр только переменил адрес: вместо издевательства над католицизмом стал издеваться над Православием» (И.Л. Солоневич).

Царь подчинил Церковь государственно-бюрократической машине. «Пётр отводил Церкви роль бюрократического института, полностью лишив её самостоятельности» (С.С. Бычков). «Церкви предстояло сделаться церковью чиновников, “коллегией”, и даже церковью доносчиков, ибо государством было предписано и санкционировано нарушение тайны исповеди, из чего возникло такое уродливое явление, как “исповедальный учёт”» (А.М. Панченко). Пётр насаждал протестантский абсолютизм, в котором Церковь управляется монархом. Внедрение западной лжетеократии было подготовлено ложной теократической концепцией иосифлянства, которое ориентировалось на чуждые заимствования. «Фактически установился в России некий “цезарепапизм” в духе Реформации… Начинается “вавилонское пленение” Русской Церкви… Духовенство в России с Петровской эпохи становится “запуганным сословием”. Отчасти оно опускается, или оттесняется, в социальные низы. А на верхах устанавливается двусмысленное молчание. Лучшие замыкаются внутри себя – уходят во “внутреннюю пустыню” своего сердца, ибо во внешнюю пустыню в XVIII веке уходить не дозволялось. Эта запуганная скованность “духовного чина” есть один из самых прочных итогов Петровской реформы. И в дальнейшем русское церковное сознание долгое время развивается под этим двойным торможением – административным приказом и внутренним испугом» (Г.В. Флоровский).

С. А. Кириллов. Пётр Великий. (1982—1984).

Монашество – авторитетное для предшествующих правителей – раздражало Петра; он считал монахов бездельниками и велел изъять из монастырей чернила, лишив учёное монашество возможности сохранять традицию летописания. В результате «реформ» Петра I Церковь окончательно перестала быть авторитетным духовным водителем нации. «Церковь ограблена, поругана, лишена своего главы и независимости. Епископские кафедры раздаются протестантствующим царедворцам, веселым эпикурейцам и блюдолизам. К надругательству над Церковью и бытом прибавьте надругательство над русским языком, который на полстолетия превращается в безобразный жаргон. Опозорена святая Москва, её Церкви и дворцы могут разрушаться, пока чухонская деревушка обстраивается немецкими палатами и церквами никому не известных, календарных угодников, политическими аллегориями новой империи. Не будет преувеличением сказать, что весь духовный опыт денационализации России, предпринятой Лениным, бледнеет перед делом Петра. Далеко щенкам до льва. И провалившаяся у них “живая” Церковь блестяще удалась у их предшественника, который сумел на два столетия обезвредить и обезличить национальные силы Православия» (Г.П. Федотов).

Так писал о Петре I Лев Толстой: «С Петра I начинаются особенно близкие и понятные ужасы русской истории. Беснующийся, пьяный, сгнивший от сифилиса зверь четверть столетия губит людей, казнит, жжёт, закапывает живыми в землю, заточает жену, распутничает, мужеложествует... сам, забавляясь, рубит головы, кощунствует, ездит с подобием креста из чубуков в виде детородных членов и подобиями Евангелий — ящиком с водкой... коронует б...дь свою и своего любовника, разоряет Россию и казнит сына... и не только не поминают его злодейств, но до сих пор не перестают восхваления доблестей этого чудовища, и нет конца всякого рода памятников ему».

Петровская революция разрушала традиционное и навязывала чуждое во всех сферах жизни. «Пётр I своей приверженностью к искусству, политическим и социальным формам североевропейских протестантских, голландско-германских стран противостоял и национальной традиции, и национальному вкусу. Ему нравилось на Западе не то, что нравилось его подданным… Русскому художественному вкусу соответствовали итало-фламандские формы, можно было заимствовать их, но Пётр насильственно навязывал голландско-германские… Пётр нарушал традицию нормального взаимодействия с другими культурами, навязывая не то, что органически устраивало большинство его подданных. Он навязывал России облик Голландии, причём не настоящей, а сочинённой им самим» (В.Л. Махнач). От параноидальных грёз реформатора берёт начало иллюзия «русского Запада», по образу которой «реформируется» Россия в течение трёх столетий.

Пётр совершил антирусскую революцию, попирающую базовые ценности русской цивилизации, иначе «к чему было брить бороды, надевать немецкие кафтаны, загонять в ассамблеи, заставлять курить табак, учреждать попойки (в которых даже пороки и распутство должны были принимать немецкую форму), искажать язык, вводить в жизнь придворную и высшего общества иностранный этикет, стеснять свободу духовенства? К чему ставить иностранные формы жизни на первое почётное место и тем самым накладывать на всё русское печать низкого и подлого, как говорилось в то время?» (Н.Я. Данилевский). Необузданно жестокий, беспринципный и развратный царь был личным примером дичайших проявлений: «Беснующийся, пьяный, сгнивший от сифилиса зверь четверть столетия губит людей, казнит, жжёт, закапывает живыми в землю, заточает жену, распутничает, мужеложествует» (Л.Н. Толстой). Русский царь насаждал в стране чуждые русскому моральному чувству нравы. В частности, Пётр внедрял доносительство: «Того ради, кто истинный христианин и верный слуга своему государю и отечеству, тот без всякого сумнения может явно доносить словесно и письменно о нужных и важных делах». Император воспитывал касту доносчиков и шпионов, во многих указах объяснял, как и кому следует доносить, ободрял робких и честолюбивых карьеристов, грозил наказанием трусливым.

Семья Петра I в 1717: Пётр I, Екатерина, старший сын Алексей Петрович от первой жены, младший двухлетний сын Пётр и дочери Анна и Елизавета.

«Реформы» Петра I разорили Россию, разрушили традиционные ориентиры народной души, раскололи общество на враждебные лагеря. «Пётр не хотел вникнуть в истину, что дух народный составляет нравственное могущество государства, подобно физическому… Сей дух и вера спасли Россию во времена самозванцев: он есть не что иное, как привязанность к своему народному достоинству. Искореняя древние навыки, представляя их смешными, хваля и вводя иностранные, государь России унижал россиян в их собственном сердце. Презрение к самому себе располагает ли человека и гражданина к великим делам?» (Н.М. Карамзин). Попрание национального духа ослабило могущество России. Хвалёная государственная мощь, опираясь на искусственные костыли, нередко оказывалась несостоятельной. «Если Россия до Петра Великого по своей культуре могла считаться чуть ли не самой даровитой и плодовитой продолжательницей Византии, то после Петра Великого, вступив на путь романо-германской “ориентации”, она оказалась в хвосте европейской культуры, на задворках цивилизации» (Н.С. Трубецкой).

Дворянская культура – детище Петра, для дворян отец-основатель был преисполнен добродетелей. Поэтому представители дворянской культуры заблуждались насчёт подлинной исторической роли Петра I. Для многих Пушкин является авторитетным апологетом преобразователя. «Судя по нескольким высказываниям, Пушкин видел революционные черты и в образе Петра Первого. О “революционной голове” Петра упоминается ещё в заметках 1823 года. В заметке “О дворянстве” (1830) эта тема звучит ещё более определённо: “Средства, которыми достигается революция, недостаточны для её закрепления. Пётр I – одновременно и Робеспьер и Наполеон (воплощение революции)”. Однако эта линия практически не развивается ни в художественных произведениях, ни в “Истории Петра”» (Г.А. Анищенко).

Новации Петра усугублялись его наследниками в течение «вольнолюбивого» XVIII столетия, когда закрывались храмы и монастыри, уничтожались иконы и православные книги, подавлялось духовенство, насильно гуманизировались по западным образцам духовные школы. Процесс освобождения дворян от государственной службы завершается указом Петра III «О вольности дворянской», расширенным Екатериной II. Многие тёмные стороны петровского царствования были продолжены Екатериной: «Со временем история оценит влияние её царствования на нравы, откроет жестокую деятельность её деспотизма под личиной кротости и терпимости, народ, угнетённый наместниками, казну, расхищенную любовниками, покажет важные ошибки её в политической экономии, ничтожность в законодательстве, отвратительное фиглярство в сношениях с философами её столетия, – и тогда голос обольщённого Вольтера не избавит её славной памяти от проклятия России… Екатерина знала плутни и грабежи своих любовников, но молчала, ободрённые таковою слабостию, они не знали меры своему корыстолюбию, и самые отдалённые родственники временщика с жадностию пользовались кратким его царствованием. Отселе произошли сии огромные имения вовсе не известных фамилий и совершенное отсутствие чести и честности в высшем классе народа. От канцлера до последнего протоколиста всё крало и всё было продажно. Таким образом, развратная государыня развратила и своё государство. Екатерина уничтожила звание (справедливее название) рабства, а раздарила около миллиона государственных крестьян (т.е. свободных хлебопашцев) и закрепостила вольную Малороссию и польские провинции. Екатерина уничтожила пытку, а тайная канцелярия процветала под её патриархальным правлением; Екатерина любила просвещение, а Новиков, распространивший первые лучи его, перешёл из рук Шешковского в темницу, где и находился до самой её смерти. Радищев был сослан в Сибирь; Княжнин умер под розгами – и Фонвизин, которого она боялась, не избегнул бы той же участи, если б не чрезвычайная его известность» (А.С. Пушкин).

Екатерина продолжила петровскую политику уничижения и разорения Православной Церкви. «Екатерина явно гнала духовенство, жертвуя тем своему неограниченному властолюбию и угождая духу времени. Но, лишив его независимого состояния и ограничив монастырские доходы, она нанесла сильный удар просвещению народному. Семинарии пришли в совершенный упадок. Многие деревни нуждаются в священниках; бедность и невежество этих людей, необходимых в государстве, их унижает и отнимает у них самую возможность заниматься важною своею должностию. От сего происходит в нашем народе презрение к попам и равнодушие к отечественной религии» (А.С. Пушкин). Пётр I сделал собственностью государства церковные доходы, Екатерина II распространила это на церковные земли, в результате «ударила по русской культуре секуляризацией 80% монастырей, бывших хранилищами летописей и древних икон. Введенные ею закрытые учебные заведения превращали самых способных русских во второстепенных европейцев; при этом подразумевалось забвение традиций» (Л.Н. Гумилев). Богатая, социально активная Церковь была разорена государством. Духовный и нравственный авторитет нищенствующего и малообразованного духовенства (либо пришлого с Украины, образованного почти не православно) падает. Монашество перестаёт быть носителем русской учёности, так же как крестьянство, посад – носителем начальной образованности, а купечество – светской русской культуры. Жизнь и культура стремительно секуляризуются.

Разлагаются государственный и общественный уклады, склад души русского человека, в котором культивируются чужеродные качества, что отзывается болезненными проявлениями: «Сознание этих новых людей экстравертировано до надрыва. Душа теряется, растеривается, растворяется в этом горячечном прибое внешних впечатлений и переживаний. В строительной сутолоке Петровского времени некогда было подумать и опомниться. Когда стало свободнее, душа уже была растрачена и опустошена. Нравственная восприимчивость притупилась. Религиозная потребность была заглушена и заглохла. Уже в следующем поколении начинают с тревогой говорить “о повреждении нравов” в России. И, скорее, не договаривают до конца. То был век занимательных авантюр и наслаждений повсюду… В душе образованного человека в России XVIII века сказывается “общая усталость и боль”. Лучшим людям Екатерининского времени в искании правды жизни приходилось проходить в этот век легкомыслия и беспутства через стремнины хладного безразличия и самого жгучего отчаяния» (Г.В. Флоровский).

«Реформа Петра Великого и без того нам слишком дорого стоила: она разъединила нас с народом. С самого начала народ от неё отказался. Формы жизни, оставленные ему преобразованиями, не согласовались ни с его духом, ни с его стремлениями, были ему не по мерке, не впору. Он называл их немецкими, последователей великого царя – иностранцами. Уже одно нравственное распадение народа с его высшим сословием, с его вожатаями и предводителями показывает, какою дорогою ценою досталась нам тогдашняя новая жизнь. Но, разойдясь с реформой, народ не пал духом. Он неоднократно заявлял свою самостоятельность, заявлял её с чрезвычайными, судорожными усилиями, потому что был один и ему было трудно» (Ф.М. Достоевский). С тех пор ведущим сословием становится искусственно взращённое по западным стандартам чиновное дворянство, вытеснившее учёное монашество, священство, предприимчивое купечество.

Пётр I допрашивает царевича Алексея. Ге Н. Н., 1871 г.

Послепетровский XVIII век был веком разложения нравов элиты, потрясающей государство переворотами и стремящейся к безудержному обогащению, веком подчинения Церкви, низовых сословий и порабощения крестьянства. Тем не менее накопленных национальных энергий хватило на строительство мощной государственности и на колонизацию огромных пространств.

Виктор АКСЮЧИЦ

.