Книга
Виктора Аксючица «Миссия России», вышедшая в издательстве «Белый Город» в 2010 году и
появившаяся накануне Пасхи в книжных магазинах, вызвала поначалу множество
шутливых отзывов, вполне, впрочем, беззлобных.
Подарочный
вариант, немалая цена, суперобложка и футляр, более шестисот страниц в формате
270 на 360 мм, пять с лишним килограммов веса. Едва ли не первый широко
разошедшийся комментарий к ней – слова одного из клириков Московской епархии: «В руках не удержишь, читать ее можно только
с аналоя, или алтарников звать, чтобы помогали». Но время шуток быстро
прошло, книгу начали читать и без помощи алтарников, о ней заговорили философы
истории и историософы (у нас отчего-то модно путать или, хуже того, объединять
две эти разные дисциплины), её стали покупать люди даже не среднего, а самого
скромного достатка. Постепенно стало ясно, что за глянцевой обложкой и
роскошными иллюстрациями кроется текст, заслуживающий куда более серьёзного
обсуждения, чем разговор о полиграфических качествах издания.
Собственно,
книги Аксючица всегда вызывали повышенный интерес. Продиктован он был порой
искренним интересом к работам этого философа, порой – давними счётами времен
Верховного Совета 1990-93 годов (где Виктор Владимирович отстаивал православную
русскую идею со свойственным ему пылом, не слишком обременяя себя куртуазностью
и наживая немало недоброжелателей), порой – естественным и простительным
желанием поспорить даже с очевидным. Что же до «Миссии России», то здесь без
большой боязни ошибиться можно предсказать «великую сечь» как первых, так и
вторых, и третьих: книга, которую автор писал около пятнадцати лет, дает повод
и для споров, и для восторгов, и для брани.
Попытки
приблизиться при рассмотрении российской истории если не к разгадке, что едва
ли посильно для человека, то хотя бы к частичному пониманию Замысла Божьего
предпринимались многим выдающимися отечественными умами. Аксючиц, на первый
взгляд, не открывает здесь ничего нового. Весьма скоро выясняется, однако, что
эту книгу надо читать, а не просматривать. И тогда, при вдумчивом чтении,
замечаешь, что Аксючиц идёт существенно дальше многих своих предшественников.
Историософия
религиозна по определению, по самой сути своей, по естеству она не может быть
атеистической. Но и Соловьев, и Леонтьев, и Ключевский, и Бердяев, и многие
другие ставят в своих работах вполне внятный предел религиозности аргументов и
толкований, предел, дальше которого не заходят. Сознательно упрощая, их подход
можно сформулировать так: «Не надо видеть
Бога там, где его, быть может, нет». В подкладке этого подхода лежит, по
всей видимости, вполне понятная боязнь переборщить, поддаться искусу
переадресации любой мало-мальски спорной темы на высшие силы, а заодно
оттолкнуть читателя, задолго до торжества воинствующего материализма привыкшего
к материалистическому стилю изложения всего, что связано с историей. Аксючиц
такой боязни не испытывает (хорошо это или плохо – совсем другой вопрос).
В
недавнем интервью «Церковному вестнику» [http://www.e-vestnik.ru/section/33/1278]
он говорит так: «Историки, которые были
убежденными верующими, не распространяли своё религиозное мировоззрение на
историю. И Соловьев, и Ключевский были верующими, но их исторические курсы были
вполне позитивистскими. Подобный подход индифферентен по отношению к религии,
поэтому его может разделять и атеист». И далее: «У меня сформировалось представление, что история любого народа (в
первую очередь, меня интересовала судьба русского народа) есть судьба некого
исторического субъекта, который не абстрактен, а вполне конкретен, обладает не
только телом, но и вечной соборной душой». То есть мы имеем дело с
осознанной декларацией того, что историю можно и нужно рассматривать с чисто
религиозной точки зрения; равно как и народ – подобно каждому из нас – не только
телесен, но и одушевлен. Собственно, вся «Миссия России» – это авторская
попытка (на мой взгляд, весьма убедительная и ценная, но речь даже не о правоте
или неправоте Аксючица, а об очевидном «прорыве за флажки») доказать свои
тезисы в максимально подробном разговоре с читателем или критиком.
А
вот из самой книги, из финальной ее части: «Человек
в измерении вечности оказывается не безответственным манипулятором природного
вещества, а венцом творения Божьего, малым творцом, призванным к преображению бытия». И чуть ниже: «Всемирная история творится не только вовне, но и отражена в душе и
теле человека, – как вселенский путь вечной души к Богу». История, таким
образом, есть не просто хроника событий, но в первую очередь хроника движения
человечества на пути к спасению или погибели, и воспринимать ее позитивистски –
ошибочно, невозможно. То, что это рассматривается на примерах из истории России
и Русского Православия, никак не отменяет универсального характера высказанных
мыслей. Впрочем, уже по прочтении первых частей книги заявленное в цитате из
«Церковного вестника» стремление шагнуть дальше предшественников не кажется
излишне самонадеянным.
Перед
критиком, к слову, тут открывается широкое поле для иронических суждений в
стиле памятного Ликоспастова из булгаковского «Театрального романа»: «Эсхил, Софокл и Максудов!.. Да откуда он
взялся?.. Жуткий тип…». Не просто пойдя на нарушение положенного классиками
предела, но и декларируя это без каких-либо уверток, Аксючиц будто сознательно
вызывает на себя упреки такого рода. Не стремясь предвосхитить ход и итоги
предстоящих споров, хочу спросить: «А
почему бы, собственно, и нет? Кто из нас станет Эсхилом, кто Максудовым, а кто
останется Ликоспастовым – нам ли судить?». Спорить надо о сути
произнесенного слова, а не о том, кто именно это слово произнес.
А по
сути с Аксючицем спорить, безусловно, можно и нужно. Вспоминая о том, как часто
он подвергался недобросовестной критике, нельзя по чести не признать, что порой
его критики и оппоненты выглядели как минимум в равной степени убедительно, а
то и убедительнее его самого. Навскидку вспоминая, с чем не согласился сам по
ходу чтения, возьму хотя бы разночтения с трактовкой принадлежности русских,
украинцев и белорусов к единому этносу. Так, говоря о непомерно значительной
роли инородцев в перевороте 1917 года, Аксючиц сначала причисляет к таковым
украинцев Дыбенко и Крыленко (с.575), а затем пишет (на мой взгляд, совершенно
справедливо) о том, что «истории
неизвестны ни украинская, ни белорусская нации… в истории нет свидетельств
распада русского народа (с.590)».
Конечно,
это мелочь, очевидная помарка. Будут, без сомнения, возражения по много более
серьёзным вопросам – слишком уж решительно заступил Виктор Аксючиц за иные
«неприкосновенные» флажки. Полагаю, что с доброжелательными замечаниями, не
празднословного спора ради сделанными, автор книги или согласится, или, по
меньшей мере, возразит на них столь же доброжелательно. Проявлявшаяся прежде
резкая его реакция на критику связана, очевидно, с обилием упомянутых выше
бесчестных политизированных нападок в прошлом, с некоей «исторической памятью»
о годах христианского диссидентства или участия в большой политике. Хотелось бы
надеяться, однако, что сегодня, когда Аксючиц далеко отошел как от первого, так
и от второго, накал страстей снизится, и мы услышим внятные, спокойные
аргументы – как со стороны тех, кого автор убедил, так и со стороны тех, кто
остался с ним не согласен. По крайней мере, книга «Миссия России» заслуживает
именно такого уровня разговора, поскольку сама этот уровень задаёт.
Комментариев нет:
Отправить комментарий