Февральская катастрофа

Интернет-конференция «Голоса Эпохи» и портала «Русская Стратегия».

Приняли участие философ В.В. Аксючиц, публицист М.В. Назаров, историки В.Г. Хандорин и В.Ж. Цветков, писатель Е.В. Семёнова и поэт Д.В. Кузнецов.

Грядущее столетие российских революций обострило в нашем обществе дискуссию о причинах и следствиях оных, а также о виновниках русской трагедии ХХ века. В связи с этим нам хотелось бы обсудить революцию февральскую, как главнейшую из двух, ибо именно она сокрушила многовековой политический строй России, и дальнейшие события, включая революцию октябрьскую, стали лишь её следствием. Кроме того, февраль, как отмечал ещё А.И. Солженицын, по сей день остаётся актуален для нас. Не будучи до сих пор в достаточной мере понят и осмыслен, окружённый многочисленными мифами самых разных толков, он в той или иной форме воспроизводится вновь и остаётся для нас не преодолённой угрозой. Именно в целях осмысления и предупреждения мы обращаемся к нашим экспертам со следующими вопросами:

1. Каковы на ваш взгляд ключевые причины Февральской революции? Была ли она в большей мере следствием внутренних проблем России или же некого заговора внешних и внутренних её врагов?

2. Возможно ли было предотвратить её? И каковы должны были быть действия власти для этого?

3. Сегодня становится популярной обвинительная точка зрения в отношении буквально всего русского общества – за измену присяге Государю. Это обвинение возводится и на Церковь и, в первую очередь, на армию. На этом основании уже всё Белое Движение записывают в «февралисты» и подчас даже приравнивают к большевикам. Насколько обоснована такая обвинительная риторика?
4. Какие уроки Февраля наиболее актуальны для нас сегодня?

Виктор АКСЮЧИЦ:

1.

Внешние причины российской катастрофы начала ХХ века сводятся к тому,  что у России – огромного государства, великой культуры, русской цивилизации – на международной арене всегда было много соперников и врагов. Западная русофобия веками стремилась сокрушить Россию, сильные государства – завоевать. И это естественно, так же как естественно, что вне человека полно вредоносных и опасных микробов и вирусов, есть враги и среди людей. Жизнь – это (среди прочего) непрерывная самозащита. Но организм – человека и государства – способен сопротивляться только при наличии внутреннего иммунитета к внешней заразе и сохранении внутренних сил во всех измерениях. Поэтому крушение России было предопределено прежде всего внутренними и, прежде всего, духовными болезнями. Истоки: Петровская революция, разрушившая традиционный русский уклад, уничтожившая традиционные сословия, отменившая патриаршество и подчинившая Церковь чиновничьему государству, – создала новый прозападный культурный и правящий класс. Петровское дворянство, говорящее с измальства на европейских языках, носившая европейскую одежду, повёрнутая на идеалы мифической Европы (синдром «русского Запада»), не ведающая отечественную культуру, презирающая её и свой народ («первородный грех русского дворянства»), – воспринималось абсолютным большинством населением страны в качестве оккупантов. Только в России образованные слои отделяла от простонародья не только социальная, но и цивилизационная пропасть. Два столетия они были носителями в Россию самых радикальных духовных помутнений Европы: утопизм, материализм, атеизм, позитивизм, марксизм, коммунизм … Весь девятнадцатый век дворянская, вслед разночинная интеллигенция грезили революцией, а либералы рукоплескали террористам. В начале ХХ века Россия богатела материально, но была пронизана духовными расколами: интеллигенция и власть, интеллигенция и народ, интеллигенция и православие. Эту духовную болезнь я называю идеологической манией (идеоманией). В разных формах поражены ею были и революционеры, и либералы, и правящие сословия.

Первая мировая: война, которую проиграли все.

Во имя шкурных интересов некоторых из правящих кругов, а также руководствуясь утопиями («Единое государство славянских народов со столицей в Константинополе» – форма идеомании), власть ввергла страну в ненужные войны с Японией и Германией, – последняя была заведомо гибельная для России. В начале XX века у России не было столкновений геополитических интересов с Германией, в которой правил родственный императорский дом. И правящий слой, и оппозиция грезили: «Константинополь и достаточная часть примыкающих берегов, Hinterland… Ключи от Босфора и Дарданелл, Олегов щит на вратах Царьграда – вот заветные мечты русского народа во все времена его бытия» (П.Н. Милюков). Не было бы войны – не было бы и революции в России.

За полгода до начала войны бывший министр внутренних дел Пётр Дурново в записке императору предсказывал неизбежные бедствия в случае войны с Германией: «Главная тяжесть войны выпадет на нашу долю. Роль тарана, пробивающего толщу немецкой обороны, достанется нам… Война для нас чревата огромными трудностями и не может оказаться триумфальным вхождением в Берлин. Неизбежны и военные неудачи… те или иные недочёты в нашем снабжении… При исключительной нервности нашего общества этим обстоятельствам будет придано преувеличенное значение… Начнётся с того, что все неудачи будут приписываться правительству. В законодательных учреждениях начнётся яростная кампания против него… В стране начнутся революционные выступления… Армия, лишившаяся наиболее надёжного кадрового состава, охваченная, в большей части стихийно, общим крестьянским стремлением к земле, окажется слишком деморализованной, чтобы послужить оплотом законности и порядка… Россия будет ввергнута в беспросветную анархию, исход которой не поддаётся предвидению… «Государь! Единственным призом в этой войне может быть Галиция… только безумец может хотеть присоединить Галицию. Кто присоединит Галицию, потеряет империю.» (До сего дня Галиция является геополитическим гнойником, заражающим Россию.) Естественно, кровавейшая война перемолола кадровое офицерство и цвет нации. Духовное помутнение не позволило власти осознать национальные интересы, а обществу проявить подлинный патриотизм.

Церковь, обезглавленная Петром I, обездоленная (священство и монашество – самое просвещённое сословие, ум нации – к XIX в массе своей было бедным и мало образованным), подверженная излишним влияниям латинства и протестантизма, – в роковые для России годы не смогла выполнить роль духоводителя народа. Это не исключало того, что в России были выдающиеся исповедники.

В конце концов, духовное помутнение – союз думских либералов и руководства армией – обрушили монархию, что неизбежно означало крушение государственности (и что было совершенно недоступно для «просвещённых умов»). Естественно, думские либералы и социалисты не были способны управлять огромным государством. Это был великий подарок бешено радикальной ленинской партии большевиков, маргинализованной к тому времени. Без Февраля никогда большевистская идеология не стала бы популярной и не пришла бы к власти, – только через насильственный захват власти, возможность которого возникла только благодаря тому, что «нервические ручки Керенского» были не способны удержать государственный руль. Так Февраль открыл возможность не только «триумфальному шествию Советской власти» по России, но и распространению коммунистических режимов по планете.

2.

Действия власти во многом должны были быть противоположными тому, что делалось. Допустили убийство П.А. Столыпина: «Пока я у власти, я сделаю всё, что в силах человеческих, чтобы не допустить Россию до войны, пока не осуществлена целиком программа, дающая ей внутреннее оздоровление». Вступили в войну с Германией-Австрией, проигнорировав завещание П.А. Столыпина: Россия не нуждается в расширении территорий, ей необходимо привести в порядок государственное управление и повышать благосостояние населения, для чего необходим длительный международный мир.

Командование армии совершало ошибки, вносящие в общество расколы, отозвавшиеся роковым образом. Оно действовало как единственная властная инстанция в стране, порождая новые катастрофические проблемы. Фронт перемалывал лучшую часть народа, а в армию сверх необходимого призывались миллионы запасников, которые оказывались брошенными на произвол между фронтом и тылом. Бездумно расквартированные в столицах десятки тысяч запасных и выздоравливающих солдат сыграют разрушительную роль в семнадцатом году. Армейское командование инициирует массовое беженство гражданского населения из оставляемых областей вглубь России. Военные власти брали под свой контроль гражданские сферы и области тыла, что дезорганизовывало управление. Поблизости к фронту в действиях военного руководства тоже проявлялась маниакальность: «У населения отбирали запасы, расплачиваясь какими-то бонами. Штабы отступали как в безумии – не во временный отход, но так разоряя местность – сжигая посевы, постройки, убивая скот, угрожая оружием землевладельцам, – как будто никогда не надеясь вернуться. От генеральских распоряжений отступающие войска провожались проклятиями… А Ставка уже проектировала отодвинуть границы театра войны – границу своей сумбурной власти и правительственного безвластия – ещё вглубь страны, до линии Тверь – Тула» (А.И. Солженицын). Опять же, трезвые голоса протеста игнорируются: «Невозможно отдать центральные губернии на растерзание орде тыловых героев. Упразднение нормальной власти – на руку революции» (А.Г. Щербатов). Естественно, такого рода безумные действия властей усугубляют общее помрачение: «Людей охватывает какой-то массовый психоз, затмение всех чувств и разума» (А.В. Кривошеин).

Взяв на себя главнокомандование армией и с уходом в Ставку Николай II оградился от ненавистного для него общества. У него были основания не любить лидеров зарвавшейся общественности и не доверять им, но бремя ответственности Верховной власти требует возвыситься над личными неприятиями и поддержать любую возможность единения общества и власти в грозный момент. Робость, подозрительность, безволие Николая II были усилены, а достоинства ослаблены атмосферой духовного разложения, проникающей через сословные перегородки и дубовые двери. В обществе были искренние монархисты, которые могли послужить опорой трону, но они подвергались шельмованию и оказались без поддержки Верховной власти. Правительство было неспособно на волевые действия, если на что-то решалось – не получало поддержки у безвольной Верховной власти. По меткому выражению И.Г. Щегловитова, «паралитики власти что-то слабо боролись с эпилептиками революции».

Воюющие «демократические» страны приостановили полноценную парламентскую деятельность (функционировали только комиссии законодательных палат), а в монархической России с думских трибун во время кровопролитной войны впрямую призывали смести правительство. Страна вела смертельную войну, народ нёс миллионные потери, власть, худо-бедно, решала насущные проблемы, но общество в столицах будто на другой планете: «Множество красиво одетого и явно праздного народа, не с фронта, отдыхающего – но свободно веселящегося. Переполненные кафе, театральные афиши – все о сомнительных “пикантных фарсах” заливистые светы кинематографов… – какой нездоровый блеск, и какая поспешная нервность лихачей – и всё это одновременно с нашими сырыми тёмными окопами? Слишком много увеселений в городе, неприятно. Танцуют на могилах» (А.И. Солженицын).

Группа социал-демократов IV Государственной Думы. Петроград, 

Власть адекватно пресекла в годы войны деятельность радикальных левых большевиков и эсеров. Но деятельность либеральных и даже правых думских партий оказалась не менее разрушительной. Нарастающий раскол и хаос создавали оптимальные условия для разрушительной деятельности либерального крыла идеомании. В воюющих «демократических» странах печать была под контролем властей. В России же во время войны отсутствовала гражданская цензура, военная действовала только на театре военных действий и ограничивалась узкой «профессиональной» тематикой – запрещала материалы, которые могли служить осведомлению противника. Правительственные чиновники в большинстве своём адекватно оценивали ситуацию, но бессильны что-то изменить: «Наши союзники – в ужасе от разнузданности, какая царит в русской печати» (С.Д. Сазонов). «Наши газеты совсем взбесились. Всё направлено к колебанию авторитета правительственной власти. Это не свобода слова, а чёрт знает что такое. Даже в 1905-м они себе не позволяли таких безобразных выходок. Его Величество указал тогда, что в революционное время нельзя к злоупотреблениям печати руководствоваться только законом, допускать безнаказанное вливание в народ отравы. Военные цензоры не могут оставаться равнодушны к газетам, если те создают смуту» (И.Л. Горемыкин).

Пресса превращается в эффективный канал вливания в народ отравы: «Наша печать переходит все границы даже простых приличий. Масса статей совершенно недопустимого содержания и тона. До сих пор только московские газеты, но за последние дни и петроградские будто с цепи сорвались. Сплошная брань, возбуждение общественного мнения против власти, распускание сенсационных ложных известий. Страну революционизируют на глазах у всех – и никто не хочет вмешаться… Распространение революционных настроений полезнее врагу всяких других прегрешений печати» (А.В. Кривошеин).

Члены Временного правительства, генерал Корнилов и глава Временного правительства Александр Керенский со своими охранниками в Царском Селе после того как они арестовали императрицу Александру, март 1917 года.

Ни правящий слой, ни власть не были способны идейно противостоять целенаправленной революционной пропаганде, ибо сами были подвержены либеральным формам идеомании. Так духи злобы разрушали традиционные формы жизни, органичный уклад души и быта, разлагали религиозное и нравственное сознание, чувство гражданского долга и ответственности, парализовали возможное сопротивление. Сознание общества пленяли болотные огни: духи позитивизма и рационализма, атеизма и материализма, социализма и коммунизма. Война была проиграна задолго до её окончания, несмотря на огромные ресурсы России, ибо в душах людей рухнули основополагающие духовные устои.

3.

Действительно, февральский переворот свершили (додавили отречение императора) вместе с думцами Гучковым и Шульгиным начальник генерального штаба Алексеев и большинство командующих фронтов. Николай II, вместо того, чтобы ехать в верные ему войска, всеми силами пробивался к семье в Царское село: «А мысли и чувства все время там. Как бедной Аликс должно быть тягостно одной переживать все эти события! Помоги нам Господь!» Слабовольное отречение Николая II (не законное по законам Российской империи) лишило возможности армии, Церкви и многочисленным сторонниками монархии в России выступить в защиту монархии и монарха. Так в крушении России оказались виновны не радикальные революционеры, а именно те, кто присягал Государю.

Последнее заседание Государственной Думы по империи, март 1917 года.

Если вопрос поставить ребром, то я – за белых. В Белой армии было много героев и выдающихся патриотов России, которых не могло быть по определению в Красной армии. Но нет оснований считать, что Белая армия не виновна в поражении в Гражданской войне. Большинство командиров Белой армии были республиканцами либо непредрешенцами. Лидеры Белого движения не осознали, что лозунга «За Россию единую и неделимую» не достаточно для победы в крестьянской стране, а крестьяне в массе своей были инстинктивными монархистами. Даже Троцкий признавал, что если бы белые выступали за «крестьянского царя», то красные потерпели бы поражение. Белые не смогли интегрироваться с многомиллионными крестьянскими восстаниями, которые временами были основной угрозой большевистскому режиму. Более того, не преодолев пропасть между простонародьем и «элитой», следовательно, не ощущаю жизненные интересы крестьянства, белые нередко осуществляли против крестьян, не желающих воевать в их армии, жестокие репрессии (особенно в Сибири).

4.

Прежде всего, это не «великая русская революция». Не великая, потому, что обрушила успешно развивающуюся страну (что всегда сопряжено с напряжениями внутренними и внешними). Не русская, ибо среди вождей Февраля русские были не в большинстве, а среди лидеров и репрессивных органов ЧК и частей особого назначения победивших большевиков русские в подавляющем меньшинстве. Не революция, ибо абсолютное большинство населения России – крестьянство – не только принимало никакого участия в этой «революции», но узнавало постфактум о событиях в столице. Это государственный переворот, неизбежно вызвавший кровавую гражданскую войну, - именно потому, что большая часть населения не признало перевороты. Радикальная трансформация общественного и государственного строя – единственно реальный признак революции в России – была навязана перманентным террором. Если бы «февралисты» не совершили государственный переворот во время войны – Россия продолжала бы существовать в формах традиционного государства, драматически преодолевая внутренние вызовы и внешние угрозы.

Часовые у дверей комнаты, в которой содержатся арестованные министры царского правительства.

Главный урок: даже самая жестокая диктатура лучше хаоса! Ибо всякая диктатура ограничена в пространстве и во времени, в хаосе же гражданской войны воюют все против всех, пока не победит самая беспринципная, лживая и жестокая сила. Из этого следует: видя все пороки сегодняшней власти, всеми силами борясь с этими пороками, не скатываться к попытками свержения этой власти. Поистине мудрость, которая достойна повторения: «Не приведи Бог видеть русский бунт – бессмысленный и беспощадный. Те, которые замышляют у нас невозможные перевороты, или молоды и не знают нашего народа, или уж люди жестокосердные, коим чужая головушка полушка, да и своя шейка копейка» (А.С. Пушкин).