Как жить истинно?
Как жить так, чтобы быть, чтобы жизнь стала философствованием, а философия
была пронизана жизнью? Чтобы наполнить жизнь молитвенным упованием,
служением – жить целостно, а не частично? Когда душа опалена этими
последними вопросами, ответить на них сполна можно только сугубо личным
творческим опытом. В течение целых эпох не ставился вопрос о смысле жизни.
Во многих философских системах забыт главный философский вопрос, или
его теряют за спекулятивными построениями. Иные ответы продиктованы не
бескорыстным служением истине, а бессознательным стремлением к облегчению
жизненных невзгод и оправданию потребительских инстинктов. Нередко в самом
определении смысла жизни содержится неосознанное стремление снять с себя бремя должного бытийствования.
Принятие смысла жизни есть принятие своего креста, всякое истинное суждение увеличивает бремя крестонесения жизни. Понять –
значит оказаться в тяжелейшей ситуации выбора и ответственности за
него. Сознание услужливо стремится облегчить наше состояние, подменяя
образы реальности фикциями и иллюзиями. Истина снимает с нас оковы
лжи, беспросветного ужаса или уныния от мировой бесприютности. Но истина является
и великим бременем. Для её обретения требуется невероятное усилие, но даже
совершив его, мы не получаем облегчения, ибо открыться истине – означает
принять полноту бытия, осознать ответственность за судьбу мира, за свою
жизнь. Обладание истиной требует волевого бодрствования, свободного
самоопределения с полным осознанием ответственности.
Господствующее
ныне позитивистское и постмодернистское мировоззрение отклоняет последние вопросы как некорректные либо бессмысленные.
Современный человек, зачарованный фикциями и преисполненный окаменелым
нечувствием, повергается в растерянность либо цинизм перед предельными
вопрошаниями. Это означает отказ от того Смысла, на котором покоится
человеческое бытие. Проблему смысла жизни мы уже не имеем права
формулировать риторически. В распаде и разложении современности
сконцентрированы итоги многих исторических катастроф. Человечество сейчас
находится перед бездной самоуничтожения. И каждый наш шаг, бездумный
и легкомысленный, неукротимо толкает мир к гибели. Сама жизнь требует принять крестонесение истины.
Иначе в небытие обрушатся чаяния и упования множества поколений. Решение
грандиозных проблем, которые встали перед человечеством, требует
предельного напряжения духовных сил и свободного творческого дерзания. Вместе
с тем, основное бедствие современного мира – бегство человека от осмысления
жизни, а значит, и от свободы и ответственности.
В творческой свободе
и вселенской ответственности – богоподобное достоинство человека.
Эту истину принесло в мир христианское Благовестие. И осью христианской цивилизации является возрастающее бремя свободы
личности. В какой-то момент истории европейский человек испугался
открывающейся ответственности свободы
и предпочёл делегировать её (вместе с правом принимать решения)
общественным и религиозным институтам, в обмен на внешний комфорт и внутреннюю
покоенность. Но сохранить и увеличить блага (как подлинные, так, в конечном
итоге, и материальные) человек способен, только сохраняя достоинство
свободной и ответственной личности. Предавая себя, мы рано или поздно
теряем всё. Готовностью всем
пожертвовать во имя свободы духа мы получаем возможность всё приобрести.
Каждая эпоха,
являясь определённым духовным возрастом
человечества, отвечает на актуальные вопросы жизни и выстраивает
целостную картину мира, тем самым созидает ступень мировой цивилизации. В свете
современного опыта мировоззренческие концепции прошлого могут казаться наивными,
но без смыслового синтеза, который в них осуществлялся, невозможно было
бы сохранить наличное знание, тем более расширять его. Ибо человек
познаёт фрагменты мироздания в зависимости от того, как он понимает бытие в
целом и собственную миссию в нём. В этом смысле средневековый человек духовно
ориентировался более адекватно, чем современный. Интеллектуальный мир
Средневековья количественно не сравним с теперешним, но он более
органично объединял всё, чем
располагал, в нём были означены цели и пути культуры, ибо «Средневековье обладало цельным и гармоническим образом всей Вселенной»
(арх. Киприан). Современный же человек потерялся в многознании, которое
дробит картину мира игрой кривых зеркал, и, уж конечно, не формулирует смысла
жизни. Современное человечество инфантильно по сравнению со
средневековым в том отношении, что гораздо менее соответствует своим духовным задачам и
накопленному культурному потенциалу. Сегодняшнее сознание удивительно
наивно, так как не имеет воли к
осмыслению собственного содержания, потеряло власть над ним.
Расслоенное
сознание воспринимает мир фрагментарно и не способно сфокусировать познанное в
единое мировоззрение. Сложилась общечеловеческая цивилизация, но люди
ограждены национальными, конфессиональными, профессиональными
барьерами больше, чем когда-либо, ибо это разобщённость не столько
географическая, экономическая или политическая, а, прежде всего,
внутренняя, духовная, экзистенциальная. Инертный, безответственный современник
не может и не хочет заглянуть за пределы обыденных представлений.
Самая универсальная
сфера современной культуры – наука – не способна предложить целостную и универсальную картину жизни,
она по внутреннему заданию не стремится интегрировать целое, а всё больше
дифференцирует – разделяет, расчленяет на части. Философия не избежала
заражения позитивизмом и стремится стать «научной», приобрести механистическую
строгость и последовательность в ущерб органичности и целостности.
Секуляризованная культура лишена смыслообразующего
стержня и располагает лишь мёртвыми осколками знания, из которых невозможно
сложить образ универсума.
В результате
мировоззрение современного человека поразительно неосмысленно. По
существу, он ощущает себя подобно безродной песчинке, выброшенной на космическую
свалку. Бессмысленным взором человек оглядывает чуждую ему
реальность и пытается связать её какой-то мёртвой закономерностью.
Деятельность «цивилизованного человечества» представляет собой попытки сложить
из космического хлама временное убежище, в котором можно было бы укрыться
от мирового ненастья и отдаться наркотической дремоте. Цивилизованные люди
ведут себя, как одичавшие существа, бессмысленно шатающиеся по мировым
пространствам и пытающиеся удовлетворить элементарные потребности. Разумеется,
найти какую-либо твёрдую основу в такой жизни невозможно.
Жизнь человечества
определяется случайно встреченными явлениями. Соответственно открытым
наукой «фактам» выстраивается понимание и жизненная позиция. А что нас
ждёт за «поворотом», за «холмом», за «переправой»? Можно ли узнать об этом
что-либо достоверное, если судить по аналогии с тем, что у нас под ногами
и под рукой? Что же удивительного в том, что из хаоса, каким современное
сознание видит мир, невозможно выстроить упорядоченную цивилизацию,
которая вот-вот похоронит под своими обломками создателей! Наши телесные
органы ограничены физическими пределами, как бы мы их ни раздвигали
посредством техники. И мы не можем обозреть панораму вселенского целого, какие бы линзы ни применяли.
Леденящую грусть вызывает высокомерное «глубокомыслие» учёных,
уверенных, что они разглядели в микроскоп, телескоп или уловили в компьютере
космическую тайну.
Что представляет
собой формула «развития» – кружения – современной позитивистской науки?
Учёные одержимы фактическим счислением эмпирии (при котором факты уже не
являются тем, за что их принимают), а также бесконечным анализированием
добытого (хотя анализ ограничен методологическими догмами). Они с энтузиазмом
продуцируют потоки произвольных гипотез, непрерывно отменяющих друг друга.
Умозрение современных мудрецов вязнет в деталях. Наученный только
фрагментарному мышлению учёный-теоретик заворожен самопроизвольной игрой интеллектуальных ассоциаций. Иногда из
этого выпадает оригинальная конфигурация – новая гипотеза, открывающая возможность для новой установки
сознания (новая теория). Теория меняет
взгляд на предмет, что позволяет
заметить в предмете (или приписать ему) новые качества. На основе этого
учёный-эмпирик может построить новые
экспериментальные приборы, работа которых, конечно же, даёт практическое подтверждение теории, ибо
для того они и создавались. Приборы не что иное, как материализованные
формулы, они будут измерять и изображать параметры
самих формул, а не предмета. А научные постулаты, как известно, не
обобщают исследования, а предопределяют методику эксперимента.
Общеизвестные строгость и осторожность в обращении с данными извне материалами опыта обманчивы
в науке, так как отбор фактов и их интерпретация, а также построение накладываемой
на них концептуальной модели обусловлены
произвольно принятой гипотезой.
«Доказанная» таким образом теория становится общепринятой научной догмой
до следующей бесстыдно-смелой гипотезы, когда одна «достоверная» модель
предмета будет заменена другой, ещё «более достоверной» моделью. Сам же
предмет как таковой – его сущность – давно перестал интересовать любознательных
учёных. Так, занавес на сцене научного познания может подыматься и
опускаться бесконечное количество раз, но спектакль будет разыгрываться
в строгом соответствии с неизменно унылым сюжетом.
По ходу дела наука
служит созданию технической цивилизации. Собственно,
натуралистическая наука и способна давать только узкопрактические результаты.
Но этот предметный осадок мог выпасть и из других принципов осмысления. «Думать»
можно было бы совершенно по-иному, но создавать что-то близкое. Или иначе:
делая то же самое, верить, что делаешь нечто другое. Ибо концептуальная
модель в науке зависит от того, с каким потребительским
интересом глядит на него учёный, хотя предмет в любом случае остаётся
самим собой. Таким образом, научно-техническая цивилизация не является
подтверждением истинности и достоверности естественных наук.
Техника создана
в мнимой
точке пересечения различных интеллектуальных традиций, практический эффект
от которых может быть близким. Если бы была создана «магическая цивилизация»,
то она тоже производила бы «вещи», хотя и других форм, и некоторые из них
двигались бы и даже летали, хотя и по совершенно иным «законам».
Современная научная установка представляет собой узкий луч рассудка, направляемый утилитарными потребностями человека.
«Разрезающее» реальность натуралистическое умствование даёт возможность
различить фрагменты, оказавшиеся под носом. Но за счёт того, что сами
предметы и картина целого остаются во мраке. Выхваченных из тьмы деталей
хватает, чтобы понастроить из них цивилизаторских благ. Но какой ценой бездумное
и безответственное выхватывание отзовётся на космическом целом
– остаётся сокрытым от учёных, одержимых энтузиазмом
обладания. «Их изобретательская
вакханалия напоминает пир во время чумы, где деланной бодростью и
оптимистическими тостами отгоняют дурные предчувствия» (В.Н. Тростников).
Очевидно, что научно-техническая
цивилизация породила ряд глобальных проблем. Совершился общий поворот
культуры от веры и духовного самоуглубления к так называемому точному знанию, которое достоверно,
только если подтверждается эмпирически. Материальная цивилизация
всё более вытесняет духовную культуру, степень технического прогресса
становится критерием оценки культурного уровня. Материальные возможности
человека неограниченно и бесконтрольно растут за счёт девальвации
духовной свободы, нравственности. Хозяйственная деятельность деформирует
мораль. Прогрессируют механизация и обезличивание, создаются технические
системы, которые всё более независимы от человеческой воли,
превращаются во враждебную силу, угрожающую существованию человечества.
Нивелируется самоценность личности и человеческой жизни. Масскультура культивирует низшую
природу в человеке, стимулирует примитивные запросы. Цивилизация потребления навязывает общество лавину искусственных
потребностей, с которой она уже не в состоянии справиться. С одной стороны, перепроизводство,
а с другой – беспрестанное возбуждение всё новых потребностей, ведут к
умерщвлению природы и расхищению природных ресурсов, как оказалось, не
бесконечных. В итоге современная техногенная
цивилизация по многим измерениям толкает человечество к самоистреблению.
Идеология неограниченного
прогресса породила расширенное воспроизводство трудностей.
Например, попытки предотвратить разрушения, наносимые природе цивилизацией,
порождают новые проблемы, которые требуют всё более глубокого внедрения
в природу. «В результате для устранения
травм, наносимых техникой, применяются лишь другие её формы… Цивилизация
с каждым шагом как бы подбирается всё ближе к самым корням природы…
Логика живой природы и технологической цивилизации построены на
совершенно разных принципах, они несовместимы… Очевидно, технологическая
цивилизация является тупиковой линией развития человечества,
ведущей к его гибели» (И.Р. Шафаревич). Разгул терроризма и революций
– это сегодня, утверждает Шафаревич, не реакция на нищету и бесправие,
а спутники-двойники технологической цивилизации.
«Великие» революции последних веков движимы пафосом полного разрушения
мира, они дышат апокалипсическим
духом. Неосознанное целеполагание их вождей – рукотворный конец света.
Сформировалось
так называемое глобальное мышление, выдвигающее задачи, для которых
Земля стала слишком маленькой и тесной. Но вместе с тем жизнь и
мировоззрение людей становятся всё более ограниченными и фрагментарными.
Современности, как никогда, требуется целостная
картина мира. Плоды цивилизации объединили человечество на новой
основе. Огромные пространства уже не разобщают людей, которые во всём мире
всё более живут в общем бешеном ритме. Случившееся в одном месте становится
достоянием всех, безответственность одних сказывается на судьбе
остальных, иногда жизнь миллионов зависит от решений одного. Человечество
сложилось в единую технологическую
систему, члены которой совершенно не скоординированы. Это тело оказалось
без души, не имеет общечеловеческой воли
и самосознания. Мы настолько чужды друг другу и преисполнены
вражды, что объединят нас в родовое понятие только общие физические
признаки.
Чтобы сохранить
жизнь на земле, люди должны понять себя, своё место в мире и собственно
человеческое назначение. Бездумный и безответственный «рост» далее
невозможен, ибо вот-вот уничтожит человечество. Но властители умов в
гордыне не хотят признавать спасающую вековечную мудрость, которую совсем
недавно называли религиозным дурманом или устаревшей догмой, а сегодня
стилизуют под меркантильные нужды.
Мы служили стольким
ложным идолам, принесли столько кровавых жертв, что многие хватаются за первую
подвернувшуюся возможность религиозно обустроить жизнь. Но за формой
религиозности нередко скрывается новый горячечный бред. Интеллигенция у нас
и на Западе слепо увлечена периферийными по отношению к христианству,
духовно провинциальными «эзотерическими» учениями, представляющими собой
различные виды мистического натурализма
либо духовного утилитаризма.
Трагический опыт обязывает нас обратиться к давно забытому: обрести
основу можно только в Безосновном.
И мы можем адекватно ориентироваться в этом мире только в том случае, если
вернём себе полномочия ходатаев и
предстоятелей Безосновной Основы мира.
Чтобы ограничить
разрушительный и усилить созидательный потенциал научно-технической экспансии
необходимо осознать натуралистически-инструментальную
природу научного подхода и отказаться от мировоззренческих претензий науки,
что актуализирует мировоззренческие функции философии и богословия. Целостная
мировоззренческая концепция позволит вырабатывать установки и нормы (для высших
целей жизни могут таковые быть и табуированными) органичного взаимоотношения
человека с природой, космосом, мирозданием.
Виктор АКСЮЧИЦ
.
Комментариев нет:
Отправить комментарий