Заметки трагического оптимиста. Часть 13. Русское зарубежье.

В моих работах присутствует и опыт перестройки, и ревущих девяностых. Через «Выбор» с конца восьмидесятых я познакомился со многими известными деятелями христианской общественности в России и за рубежом. Сначала в Москве, затем в Париже встречался с кардиналом Парижа Люстюжье, с настоятелем собора Парижской Богоматери отцом Жаком, с другими представителями Католической Церкви, участвовал в различных теоретических конференциях в Ватикане. К сожалению, с течением времени прояснилось, что задушевные разговоры и некоторая помощь не исключали попыток наших католических друзей побудить нас к деятельности, несовместимой ни с православием, ни с патриотизмом. В конечном итоге, основным оказалось их стремление к разрушению не только коммунистического режима в СССР, но и российской государственности, к распространению католического влияния в России – прозелитизму. 

Кардинал Парижа Люстижье у нас в гостях в Москве. 

На выставке фонда современной иконописи.

Сильное впечатление произвели встречи с отцом Иоанном Мейендорфом – сначала в моей московской квартире, затем в его доме под Нью-Йорком. Удивил его храм Русской Американской Церкви – с искусно стилизованной современной архитектурой, алтарем по пояс, с хором из чернокожих православных прихожан. Долго богословствовали в его гостеприимном доме.

В доме о. Мейендорфа под Ною-Йорком. 1990 год.

На квартире моей дочери Ины слева от меня священники Православной Церкви в Америке о.  Леонид Кешковский, о. Иоанн Мейендорф, Глеб Анищенко, Владик Зелинский – ныне священник. 1988 год.

Тёплые встречи в Лондоне были и с митрополитом Сурожским владыкой Антонием, – мы долго разговаривали на скамеечке возле его храма. Его интересовали и литературные, и философские и политические вопросы. Навсегда запомнился его добрый – даже не взгляд, а внимательное вглядывание с наклонной головой в собеседника. Беседы с последними богословами из плеяды гениев русского зарубежья радовали близостью позиций – будто многие годы совместно обдумывали одни и те же вопросы. Эти встречи наделяли чувством приобщения к традиции.  Обменялись мы гостевыми визитами и с Оливье Клеманом, который перешёл в православие из католичества. Его путь обращения начался с чтения по-французски романов Достоевского. Это ещё одно яркое свидетельство неисчерпаемой глубины православного мировоззрения. Он так и не изучил русский язык, поэтому личные встречи мало чего добавили к чтению переводов талантливых работ французского православного богослова. Из его «Бесед с патриархом Афинагором» я узнал, что вселенский патриарх называл русскую христианскую философию ХХ века неопатристикой, что утвердило и мои убеждения.

На конференции Народно-трудового союза (НТС) 7 октября 1989 года в Нью-Йорке я был содокладчиком из России вместе с Владимиром Солоухиным. Безмерно благодарен судьбе, что довелось общаться с этим выдающимся русским писателем. С самого начала у нас сложились взаимопонимание и тёплые отношения. 

На конференции НТС. Выступает Владимир Солоухин (придётся поверить).

В докладе «Кто спасёт Россию – государство или общество?» я высказал своё кредо:

Эта формула открывает наиболее конструктивный путь к решению наших сегодняшних проблем. Говоря современным языком: необходимо именно создание гражданского общества, создание явочным порядком общественных структур самоуправления, которые на каком-то этапе смогут переродить и воссоздать новую государственность… К этому самоощущению мы должны приучать прежде всего себя, приучать общественность и, наконец, власти. Что такое самоуправляющиеся структуры, создаваемые явочным порядком? Прежде всего, это независимая культура, независимая печать, независимые средства массовой информации. Независимые от государства. Затем, это независимые общественные организации – как светские (политические и культурные организации, комитеты самоуправления на местах), так и религиозные (братства, общины, свободные от диктата власти приходы)… затем воссоздание звеньев независимой экономики. Основная задача здесь – добиваться возврата частной собственности, основы всякой независимой экономики… Если мы явочным порядком будем жить по принципу: мы свободные люди в свободной стране, – мы сможем расширять границы своей свободы.

Эти слова не были абстрактной декларацией, мы во многом жили так. В своём кооперативе «Перспектива» мы работали уже вполне независимо от коммунистического режима. С Глебом Анищенко мы добились открытия храма Михаила Архангела в Тропарёво. Независимый журнал «Выбор», который оказывал большое влияние на формирование позиции православной общественности, стал центром образования разнообразных инициатив православной общественности: фонда православной иконописи, христианского театра «Ковчег», скаутского лагеря в России и поездки наших детей в лагерь русских скаутов в США. Мы проводили конференции, приглашали и принимали гостей из эмиграции и христиан Запада, сами выезжали для участия в международных конференциях. Всё это сейчас выглядит тривиальным, а тогда это были первые шаги в новой сфере свободы.

В 1989 году я вступил закрытым членом в Народно-трудовой Союз, в который меня принял самоотверженный и отважный Борис Миллер – руководитель НТС во Франции. Хотя я разделял политические позиции российских солидаристов, но совершил этот шаг больше из чувства благодарности за большую просветительскую деятельность, которая когда-то духовно спасла меня, как и многих. Надо сказать, что тогда НТС объединял наиболее здоровый контингент русской эмиграции. Подружился и с сыном Бориса – Юрой Миллером, который руководил НТС в Англии. Он приглашал в Лондон, устраивал встречи с парламентариями, с министрами, с известными русскими эмигрантами, организовывал публикации. Рассказывал об Англии, на моё недоумение: очень неудобно бросать огромные монеты мелкого достоинства (в то время как монеты крупного достоинства – мелки по размеру) в автомат на парковке, ответил: англичане делают не то, что удобно, а то, что привычно; пусть весь мир перестраивается на левостороннее движение. Объяснил, что английские женщины похожи либо на птиц, либо на лошадиные морды, за исключением редких, но невероятных красавиц. Юра предложил рожать дочь Лизу в Англии, чтобы она по английским законам стала подданной и английской Короны. Но у меня в Верховном Совете кто-то вытащил приглашение жены в Англию, и будущая патриотка Лиза изначально не получила двойного гражданства. Был рад знакомству с легендарными для меня Романом Редлихом, Рутычем, Пушкаревым, Романовым. Много выступал на собраниях НТС в различных городах, – это было общение с единомышленниками, которых почти не встречал в своей стране.

  

Яркие впечатления оставили встречи с Таней Горичевой, высланной из СССР за участие в феминистическом движении, но давно уже пришедшей к православию. Её тонкие философские эссе, обширная издательская деятельность, самоотверженное христианское миссионерство в Европе и помощь православным общинам в России были известны многим. Таня публиковала в своём замечательном журнале «Беседа» и мои работы. Я тиражировал «Беседу» в России самиздатом и распространял в том числе среди народных депутатов. Одна из них – Валентина Домнина впоследствии призналась, что её путь к Богу начался с чтения этого журнала. Наиболее своими талантами Таня одаряет в дружеском общении. Однажды мы с женой Галей Дубовской бродили всю ночь по Парижу – Латинский квартал, «Чрево Парижа»… Вдруг я обнаруживаю, что мы недалеко от жилья Тани. Галя запротестовала: неудобно объявляться в пять часов утра. Я возразил: к Тане можно. Нахожу улицу, которую, как мне казалось, называлась Шопен (потом Таня разъяснила, что так по-французски звучит «цыплёнок табака»). Кричу в закрытые ставни второго этажа: Таня-а… Ставни распахиваются и Таня гостеприимно, как будто давно ждёт: Витюша, заходи. Бесподобные гуляния по Парижу, кафеюшки, бордо и прочие вина… Таня бывала у нас в доме в Опалихе, – всякий раз незабываемо… Не виделись годами, а затем – нечаянная радость – случайно встречаемся в очереди в трапезную Оптиной Путыни… 

Талантливые, яркие, но и сложные характеры и драматические взаимоотношения отношения в кругах русской эмиграции открывались при знакомстве с Кириллом Ельчаниновым^[1], Никитой Струве^[2], Николаем Ждановым, Романом Редлихом, Михаилом Назаровым, Глебом Раром^[3], Владимиром Буковским, Ириной Иловайской^[4]. С Владимиром Максимовым у камина в его доме мы обсуждали вопросы литературные и политические. С ним же и Александром Зиновьевым спорили в Страстбурге об Александре Солженицыне, – их тотальное отрицание феномена Солженицына было, конечно, предвзято, но некоторые человеческие характеристики писателя впоследствии для меня подтвердились (при издании мною в 1989 году «Архипелага ГУЛАГ» в России). В общем, всё оказалось очень по-русски: каждый сам себе партия, лучше других знает рецепты помощи или спасения России, поэтому все в оппозиции всем. Деятели русской эмиграции многое сделали для просвещения подсоветского человека в СССР, но с падением коммунистического режима мало кто из них смог включиться в бешеный ритм российских событий. Большинство навсегда прилепилось к какой-нибудь догме и сразу же выпадало из реальности, как только догма переставала соответствовать жизни. 

С Ириной Иловайской-Альберти и женой Галей Дубовской в Парижском кафе.

В 1991 году в Нью-Йорке познакомился с Павлом Хлебниковым и его братьями. Замечательная семья достойных во всех отношениях и всячески талантливых людей. Павел взял у меня интервью в журнал «Форбс» (первое с советским гражданином) об издании «Архипелага ГУЛАГ». Дружили много лет. На последних встречах в Москве говорили о взрыве Торгового центра в Нью-Йорке и о Березовском. Павел не хотел признавать, что теракт очень сомнителен во всех отношениях, что не могли сильнейшие в мире спецслужбы пропустить очень сложную, многолюдную и длительную подготовку, что вообще без помощи влиятельных структур в США таковое невозможно, что многое со взрывами самолёта в воздухе и Пентагона двуссмысленно… В этой теме русский патриот Павел Хлебников проявил себя совершеннейшим американским патриотом, с американской же зашоренностью. Говоря о Березовском, Павел удивлялся, что власть терпит его могущество; говорил, что никакие американские гангстеры не меряются по масштабам с Березовским (самые известные действовали в «лучшем» случае в масштабах города – Чикаго), который во многом определял политику всего государства. Я, в свою очередь, удивлялся, почему он без охраны и даже без предосторожностей – Березовский тебя достанет. Павел отмахивался. Меня вызывали на допрос и на суд по поводу убийства Павла Хлебникова, поскольку в его записной книжке были все мои координаты. В беседе со следователем прокуратуры я удивлялся нашему суду присяжных, который ничего не стоит подкупить отечественным богатеям; спрашивал: организуется ли охрана и изоляция присяжных, – ничего из этого. Следователь соглашался: в Европе уже отказываются от института присяжных, а у нас, как всегда, заимствуют задворки. Но он был уверен, что собранных фактов с лихвой хватит для осуждения убийц. Суд присяжных их оправдал, главный обвиняемый тут же сбежал, а общественности стали известны некоторые факты подкупа присяжных… С этим мы и живём до сих пор.  

Выступление перед русскими эмигрантами в США. 1991 год.

Меня и моих близких очень радовали светлые письма русских православных монахов с Афона – читателей журнала «Выбор». В 1989 году в моём дом беспрестанно звонил телефон, нередко от вполне неуравновешенных людей со своими не вполне атедкватными вопросами. Жена Галя на очередной звонок раздраженно спросила: кто говорит? Услышала: знакомый. Так я услышал высокий голос иеромонаха Илии, приехавшего с Афона восстанавливать Оптину Пустынь. На каждом номере «Выбора» был отпечатан мой телефон. Мы встретились в патриаршем подворье в Переделкино и проговорили несколько часов. Для меня это было самой высокой оценкой нашего «Выбора». Вскоре отец Илий стал духовником Оптиной пустыни. 

Немощный мудрый старец являет собой живое свидетельство Христовой любви: к многочисленным паломникам со всей России он обращён с кроткой до самоуничижения заботой, к каждому подходящему он успевает обратить свой проницающий душу взгляд и сказать заветное, помочь целительной молитвой. В бурной и жёстокой политической борьбе в самые сложные времена доходило до меня его светлое напутствие – либо телефонным звонком, либо запиской. Я уверен, что несколько раз он спасал меня: либо кротким предостережением в какой-либо коварной ситуации, либо молитвенным заступничеством в ситуации роковой. Будучи для меня высочайшим духовным авторитетом, отец Илий никогда не предъявлял жёстких требований. Но на встречах с ним я сам лучше понимаю и свои грехи, и свои возможности. Всякий раз удивляет осведомленность схимника в вопросах общественной и политической жизни страны, – его суждения здесь неизмеримо глубже профессионалов. 

Более всего меня поддерживает его интерес к моему творчеству, он неизменно напутствует: ты публиковай, публиковай. Как-то в середине девяностых после этой фразы я попечалился: «Демократы не публикуют как «коммуно-фашиста» и «краснокоричневого», а левые – как антикоммуниста, вот и газета «День» перестала публиковать». Он: «Что за газета». Я: «Бывшая «Завтра». «А-а, – говорит он, – так там же коммунисты окопались»… И поныне благославляет  меня батюшка на многие начинания...

---

[1] Руководитель Российского студенческого христианского движения в Париже.

[2] Руководитель ИМКА-ПРЕСС – издательства РСХД, главный редактор «Вестника РСХД».

[3] Многолетний ведущий русской религиозной передачи радио «Немецкая волна».

[4] Главный редактор парижской газеты «Русская мысль».

Виктор АКСЮЧИЦ