ТВОРЕНИЕ. ГРЕХОПАДЕНИЕ. 10. Бо­же­ст­вен­ное Пре­дус­та­нов­ле­ние. Об­раз змея. Дере­во По­зна­ния.

Бо­же­ст­вен­ное Пре­дус­та­нов­ле­ние

В пер­вом сою­зе-за­ве­те Бо­га с че­ло­ве­ком (Быт. 2, 16-18) впер­вые при­от­кры­ва­ет­ся тай­на гря­ду­щей пред­на­зна­чен­но­сти че­ло­ве­ка. Адам – вбли­зи Бо­га (в раю), в еди­не­нии с Твор­цом. Вку­сив от Де­ре­ва По­зна­ния до­б­ра и зла, че­ло­век ото­рвёт­ся от Бо­га, из эона вечности низ­ри­нет­ся в смерть: ибо в день, в ко­то­рый ты вку­сишь от не­го, смер­тью ум­рёшь. Это не столь­ко за­прет, сколько со­об­ще­ние о гря­ду­щем и пре­дос­те­ре­же­ние о по­след­ст­ви­ях (и за­по­ве­дал Гос­подь Бог че­ло­ве­ку).

Адам – пер­во­об­раз че­ло­ве­ка, вы­ра­зи­тель и хо­зя­ин ие­рар­хии пер­во­об­ра­зов ми­ра. В нём сли­ва­ет­ся и во­ля Бо­же­ст­вен­ная (Бо­жие ды­ха­ние жиз­ни), и во­ля твар­ная (прах зем­ной). По­это­му в его ли­це мир пер­во­об­ра­зов при­зван совершить вы­бор: со­гла­сить­ся или не со­гла­сить­ся на низ­вер­же­ние в ха­ос зем­ли. От­па­де­ние в хао­ти­че­скую сти­хию – не­об­хо­ди­мое ус­ло­вие пре­об­ра­же­ния её в гар­мо­нич­ное бы­тие. Ибо путь к выс­ше­му бы­тию ле­жит че­рез от­па­де­ние в низ­шее:

«…мо­ре рас­по­ло­же­но в про­стран­ном мес­те, что­бы быть глу­бо­ким и без­мер­ным; но вход в не­го на­хо­дит­ся в тес­ном мес­те, так что по­до­бен ре­кам. Кто по­же­лал бы вой­ти в мо­ре и ви­деть его, или гос­под­ство­вать над ним, тот, ес­ли не прой­дет тес­но­ты, как мо­жет дой­ти до ши­ро­ты? Или иное по­до­бие: го­род по­стро­ен и рас­по­ло­жен на рав­ни­не, и на­пол­нен все­ми бла­га­ми; но вход в не­го те­сен и рас­по­ло­жен на кру­тиз­не так, что по пра­вую сто­ро­ну огонь, а по ле­вую глу­бо­кая во­да. Ме­ж­ду ни­ми, то есть ме­ж­ду ог­нём и во­дою, ле­жит лишь од­на сте­зя, на ко­то­рой мо­жет по­мес­тить­ся не бо­лее, как толь­ко сту­пень че­ло­ве­ка. Ес­ли го­род этот бу­дет дан в на­след­ст­во че­ло­ве­ку, то как он по­лу­чит своё на­след­ст­во, ес­ли ни­ко­гда не пе­рей­дёт ле­жа­щей на пу­ти опас­но­сти?» (3 Езд. 7, 3-9).

Че­ло­ве­че­ско­му ду­ху, что­бы вой­ти в мо­ре бес­смер­тия, пред­сто­ит прой­ти тес­ную и тер­ни­стую зем­ную сте­зю.

Рай­ский мир сотворён не са­мо­дос­та­точ­ным. Со­ве­чен ему мир иной, низ­ший, ле­жа­щий во тьме и сте­наю­щий к све­ту. Рай­ское бы­тие че­ло­ве­ка не­пол­но. Мир пер­во­об­ра­зов при­зван к во­пло­ще­нию для пре­об­ра­же­ния хао­са зем­ли, – в этом Бо­же­ст­вен­ное Пре­дус­та­нов­ле­ние. Путь к выс­ше­му, пол­но­му бы­тию ле­жит че­рез от­па­де­ние в низ­шее, че­рез бо­лез­нен­ное от­па­де­ние от Бо­га. И по­это­му это «гре­хо­па­де­ние».

Об­раз змея

«Змей был хит­рее всех зве­рей по­ле­вых, ко­то­рых соз­дал Гос­подь Бог. И ска­зал змей же­не: под­лин­но ли ска­зал Бог: не ешь­те ни от ка­ко­го де­ре­ва в раю? И ска­за­ла же­на змею: пло­ды с де­рев мы мо­жем есть, толь­ко пло­дов де­ре­ва, ко­то­рое сре­ди рая, ска­зал Бог, не ешь­те их и не при­ка­сай­тесь к ним, что­бы вам не уме­реть. И ска­зал змей же­не: нет, не ум­рё­те, но зна­ет Бог, что в день, в ко­то­рый вы вку­си­те их, от­кро­ют­ся гла­за ва­ши, и вы бу­де­те, как бо­ги, знаю­щие доб­ро и зло. И уви­де­ла же­на, что де­ре­во хо­ро­шо для пи­щи, и что оно при­ят­но для глаз и во­ж­де­лен­но, по­то­му что даёт зна­ние; и взя­ла пло­дов его и ела; и да­ла так­же му­жу сво­ему, и он ел. И от­кры­лись гла­за у них обо­их, и уз­на­ли они, что на­ги, и сши­ли смо­ков­ные ли­стья, и сде­ла­ли се­бе опоя­са­ния» (Быт. 3, 1-7).

Слож­ный об­раз змея не­воз­мож­но све­сти к зло­му на­ча­лу, ис­ку­шаю­ще­му не­вин­ных Пер­во­лю­дей, так как в ми­ре не­бес­ных пер­во­об­ра­зов нет раз­де­ле­ния на доб­ро и зло.

В древ­но­сти об­раз змея оли­це­тво­рял про­из­во­дя­щую си­лу зем­ли, по­это­му он был ат­ри­бу­том куль­та пло­до­ро­дия, ли­бо фал­ли­че­ским сим­во­лом. Об­раз змея так или ина­че свя­зы­вал­ся с хто­ни­че­ски­ми (про­ис­хо­дя­щи­ми от зем­ли) бо­же­ст­ва­ми. Во мно­гих тра­ди­ци­ях хто­ни­че­ские функ­ции змея от­ра­жа­ют­ся в его на­зва­нии, об­ра­зо­ван­ном (как и в сла­вян­ских язы­ках) от на­зва­ния зем­ли: в эфи­оп­ском – зверь зем­ли, в еги­пет­ском – сын зем­ли, жизнь зем­ли.

В боль­шин­ст­ве древ­них ми­фо­ло­гий об­раз змея вы­ра­жал и обо­зна­чал, пре­ж­де все­го, мощь и по­тен­ции зем­ных сти­хий. Причём сти­хии эти не про­яв­ля­ли се­бя од­но­знач­но ко злу. В сла­вян­ских ми­фо­ло­ги­ях об­раз змея тес­но свя­зан с ми­ром пред­ков и час­то яв­ля­ет­ся древ­ней­шим пред­ком. Змей не­ред­ко бес­смер­тен, что зна­чит, в этом об­ра­зе про­яв­ля­ют­ся на­ча­ла, ле­жа­щие в ос­но­ва­ни­ях, ис­то­ках ис­то­рии. Змей об­ла­да­ет сверхъ­ес­те­ст­вен­ны­ми спо­соб­но­стя­ми, управ­ля­ет при­род­ны­ми сти­хия­ми и за­щи­ща­ет по­кро­ви­тель­ст­вуе­мых им лю­дей от сти­хий­ных бед­ст­вий. У мно­гих на­ро­дов змей был сим­во­лом муд­ро­сти, в ча­ст­но­сти, змея бы­ла од­ним из ат­ри­бу­тов гре­че­ской бо­ги­ни муд­ро­сти Афи­ны.

«В ар­хаи­че­ских кос­мо­го­ни­че­ских ми­фах Ев­ра­зии и Аме­ри­ки Змей осу­ще­ст­в­ля­ет разъ­е­ди­не­ние и со­еди­не­ние не­ба и зем­ли… В Древ­нем Егип­те изо­бра­же­ние змеи при­кре­п­ля­лось ко лбу фа­рао­на как знак его цар­ст­во­ва­ния на не­бе и на зем­ле… Древ­не­ин­дий­ский ми­ро­вой Змей… пред­став­лял­ся как дер­жа­щий на се­бе зем­лю. Сход­ная кос­ми­че­ская функ­ция ми­ро­во­го Змея из­вест­на в скан­ди­нав­ской (Змей, жи­ву­щий в океа­не и опоя­сы­ваю­щий всю зем­лю) и еги­пет­ской (Змей, Ок­ру­жаю­щий Зем­лю) ми­фо­ло­ги­ях… С хто­ни­че­ской при­ро­дой Змея свя­за­но и пред­став­ле­ние о бо­гат­ст­вах или со­кро­ви­щах, ко­то­рые он обе­ре­га­ет в зем­ле или под зем­лей и мо­жет при­нес­ти в дом (в Аф­ри­ке, Ин­дии, у сла­вян и др.). Хто­ни­че­ские чер­ты зем­ли-це­ли­тель­ни­цы от­чёт­ли­во про­сле­жи­ва­ют­ся в об­ра­зе гре­че­ско­го бо­га вра­че­ва­ния Аск­ле­пия, ко­то­рый пред­став­лял­ся в ви­де змеи (змея бы­ла так­же и ат­ри­бу­том Аск­ле­пия)… Ес­ли в ар­хаи­че­ских ми­фо­ло­ги­ях роль Змея, со­еди­няю­ще­го не­бо и зем­лю, ча­ще все­го двой­ст­вен­на (он од­но­вре­мен­но и бла­го­де­те­лен, и опа­сен), то в раз­ви­тых ми­фо­ло­ги­че­ских сис­те­мах (где Змей час­то но­сит чер­ты дра­ко­на, внеш­не от­ли­чаю­ще­го­ся от обыч­ной змеи) не­ред­ко обнаруживается, пре­ж­де всего, его от­ри­ца­тель­ная роль как во­пло­ще­ния ниж­не­го (вод­но­го, под­зем­но­го или по­тус­то­рон­не­го) ми­ра; связь Змея с жен­ским на­ча­лом то­гда ча­ще все­го ос­мыс­ля­ет­ся в ду­хе мо­ти­ва при­не­се­ния жен­щи­ны (де­вуш­ки) в дань Змею» («Ми­фы на­ро­дов ми­ра»).

Всё это го­во­рит о том, что змей не оли­це­тво­рял злое на­ча­ло само по себе, но ско­рее вы­ра­жал хао­ти­че­ские сти­хии, час­тию упо­ря­до­чи­ваю­щие­ся са­ми в се­бе и имею­щие в си­лу это­го на­чат­ки до­б­рых стрем­ле­ний. Мно­гие чер­ты это­го об­раза го­во­рят о том, что он яв­ля­ет­ся во­пло­ще­ни­ем низ­ших сущ­но­стей, тя­ну­щих­ся к выс­шим сфе­рам и к выс­шим соб­ст­вен­ным со­стоя­ни­ям: ог­нен­ная при­ро­да змея, осо­бая бла­го­склон­ность и тя­га змея к кра­си­вым жен­щи­нам, по­яв­ле­ние пе­ред ни­ми в об­ра­зе кра­сав­ца. По­след­нее ока­зы­ва­ет­ся наи­бо­лее ар­хаи­че­ским об­ра­зом низ­шей со­фий­но­сти, как глу­бин­ной тя­ги без­образ­но­го и без­образ­но­го к пре­крас­но­му и гар­мо­нич­но­му. Хао­ти­че­ское тя­го­те­ние это мо­жет про­яв­лять­ся и в аг­рес­сив­ных фор­мах.

Та­ким об­ра­зом, в древ­но­сти, в том чис­ле и в Биб­лии, змей не яв­лял­ся толь­ко об­ра­зом зла, но ско­рее на­ча­ла ам­би­ва­лент­но­го – двой­ст­вен­но­го, спо­соб­но­го в раз­лич­ных об­стоя­тель­ст­вах как к до­б­ру, так и к злу, не­су­ще­го в се­бе как со­зи­да­тель­ные стрем­ле­ния, так и раз­ру­ши­тель­ные сти­хии. Трак­тов­ка об­раза змея как оли­це­тво­ре­ния зла, в том чис­ле и в рус­ских сказ­ках, воз­ник­ла поз­же, во мно­гом в свя­зи и под влия­ни­ем тра­ди­ции тол­ко­ва­ния биб­лей­ско­го ска­за­ния о гре­хо­па­де­нии.

В кни­ге Бы­тия змей во­пло­ща­ет, ско­рее все­го, соб­ст­вен­ную во­лю пер­во­здан­ной зем­ли. Ос­тав­лен­ная са­мой се­бе мощь зем­ли не спо­соб­на на со­зи­да­ние и да­же на са­мо­со­хра­не­ние, так как ну­ж­да­ет­ся в оп­ло­до­тво­ряю­щем твор­че­ском на­ча­ле. Жен­ст­вен­ная сти­хия зем­ли жа­ж­дет пре­об­ра­зо­ва­тель­но­го воз­дей­ст­вия. Змей и ока­зы­ва­ет­ся об­ра­зом тех зем­ных на­чал, ко­то­рые вле­ко­мы к не­бу, хто­ни­че­ских сти­хий, тя­ну­щих­ся к пре­об­ра­же­нию. Это под­твер­жда­ет­ся и тем, что во мно­гих ар­хаи­че­ских ми­фо­ло­ги­ях змей иг­рал роль сим­во­ла, свя­зы­ваю­ще­го не­бо и зем­лю.

Итак, в змее яви­лась ак­тив­ность без­дон­но­го хао­са, взы­ваю­ще­го к пре­об­ра­же­нию, и та муд­рость («…будь­те муд­ры, как змии…» – Мф. 10, 16) тво­ре­ния Божь­е­го, в ко­то­рой про­яв­ля­ет­ся тя­га к вы­пол­не­нию Бо­же­ст­вен­но­го Пре­дус­та­нов­ле­ния.

Дере­во По­зна­ния

Бо­же­ст­вен­ное на­ча­ло у Перволюдей вызывает у них не­удов­ле­тво­рен­ность невоплощённым (рай­ским) со­стоя­ни­ем. Они чув­ст­вуют не­за­кон­чен­ность сво­его не­бес­но­го по­ло­же­ния, ощущают призвание к некоему ответственному свершению, по­треб­ность рас­про­стра­нить ду­хов­ность на низ­шие сферы. Их бо­го­по­доб­ная сво­бо­да наделяет чув­ст­вом от­вет­ст­вен­но­сти за судь­бы ми­ро­зда­ния. Но всё это ещё про­яв­ля­ет­ся как неосознанное томление существующим и тяготение к совершенному.

Первобытийный импульс свободы ориентирует их за пре­де­лы бла­го­по­луч­но­го, но незаконченного со­стоя­ния. Но ку­да и как – не­из­вест­но, и по­то­му век­тор всех не­осоз­нан­ных влечений на­прав­ля­ет­ся на Де­ре­во По­зна­ния. Внут­рен­няя не­удов­ле­тво­рен­ность и ощу­ще­ние соб­ст­вен­ной не­за­кон­чен­но­сти вы­зы­ва­ют стрем­ле­ние по­нять и по­знать се­бя: в ка­ком ка­че­ст­ве и для че­го че­ло­век соз­дан та­ко­вым?

«И уви­де­ла же­на, что де­ре­во хо­ро­шо для пи­щи, и что оно при­ят­но для глаз и во­ж­де­лен­но, по­то­му что даёт зна­ние…» (Быт. 3, 6). Это вле­че­ние про­яв­ля­ет­ся в жен­ской по­ло­ви­не че­ло­веч­но­сти, ибо жен­ст­вен­ность выражает по­тен­ции че­ло­ве­че­ской при­ро­ды. Зов зем­ных сти­хий, явив­ший­ся в об­ра­зе змея, ото­звал­ся в жен­ском ло­не че­ло­ве­че­ст­ва.

«И ска­зал змей же­не: под­лин­но ли ска­зал Бог: не ешь­те ни от ка­ко­го де­ре­ва в раю?» (Быт. 3, 1). В этом за­клю­че­но во­про­ша­ние: что до­под­лин­но ска­зал этим Бог, что ис­тин­но­го в этих сло­вах, что вам ещё не от­кры­то. Бы­ло ска­за­но: «…не ешь­те их и не при­ка­сай­тесь к ним, что­бы вам не уме­реть» (Быт. 3, 3). В этих сло­вах ин­то­на­ция за­пре­та не до­ми­ни­ру­ет, а более содержится пре­дос­те­ре­же­ние о гря­ду­щей смер­ти, как ре­зуль­та­те оп­ре­де­лён­но­го ша­га. Гос­подь не на­ла­га­ет пря­мо­го и пол­но­го за­пре­та, что вы­ра­жа­лось бы жёстко по­ве­ли­тель­ным гла­го­лом «за­пре­щаю», «по­ве­ле­ваю», но со­об­ща­ет­ся об этом бо­лее мяг­ко и обя­за­тель­но с пре­дос­те­ре­же­ни­ем о по­след­ст­ви­ях: не ешь­те, что­бы вам не уме­реть. Гос­подь от­кры­ва­ет Пер­во­че­ло­ве­ку по­след­ст­вия то­го или ино­го его по­ступ­ка.

Ска­за­но, что, по­знав доб­ро и зло, че­ло­век ста­но­вит­ся смерт­ным, к веч­но­му бы­тию при­ба­вит­ся смерт­ное. Но его рай­ская сущ­ность бес­смерт­на, ду­ша че­ло­ве­ка веч­на, о чём и на­по­ми­на­ет змей: нет, не ум­рёте.

Всё про­ис­хо­дит в ре­аль­но­стях не­ба, где нет раз­де­ле­ния на доб­ро и зло, на ис­ти­ну и ложь. И по­это­му всё, что со­вер­ша­ет­ся и го­во­рит­ся, – ис­тин­но и бла­го.

«И ска­зал змей же­не: нет, не ум­рёте, но зна­ет Бог, что в день, в ко­то­рый вы вку­си­те их, от­кро­ют­ся гла­за ва­ши, и вы бу­де­те, как бо­ги, знаю­щие доб­ро и зло» (Быт. 3, 4-5). Этим со­об­ща­ет­ся о том, что Бог зна­ет, а че­ло­ве­ку ещё не при­от­кры­то, но со вку­ше­ни­ем пло­да по­зна­ния про­яс­нит­ся ду­хов­ный взор че­ло­ве­ка, и он, как ис­тин­но бо­го­по­доб­ное су­ще­ст­во, уз­рит глу­би­ну бы­тия и суть ве­щей.

В ре­зуль­та­те внут­рен­не­го эк­зи­стен­ци­аль­но­го диа­ло­га раз­но­по­ляр­ных на­чал в при­ро­де че­ло­ве­ка (ду­ха не­ба и во­ли зем­ли) ему при­от­кры­ва­ет­ся глу­бин­ный смысл про­ис­хо­дя­ще­го: и уви­де­ла же­на, что де­ре­во хо­ро­шо для пи­щи, и что оно при­ят­но для глаз и во­ж­де­лен­но.

Так как все про­ис­хо­дит в сфе­ре ду­хов­ной, то речь идёт не о плот­ской пи­ще и не о низ­мен­ном во­ж­де­ле­нии. Ду­хов­ным гла­зом уви­де­но, ис­пы­та­но ду­хов­ное вле­че­ние к ду­хов­ной пи­ще. И дей­ст­ви­тель­но, а не ил­лю­зор­но всё в этом ми­ре, в том чис­ле и са­мо де­ре­во, и его пло­ды, – хо­ро­шо, то есть бла­го и ко бла­гу. Сам Гос­подь ска­зал обо всём, что Им соз­да­но: «хо­ро­шо весь­ма…» (Быт. 1, 31). Для че­ло­ве­ка же де­ре­во хо­ро­шо, «по­то­му что даёт зна­ние…» (Быт. 3, 6).

Ева со­вер­ша­ет пер­вый шаг, ко­то­рый оп­ре­де­ля­ет даль­ней­шую судь­бу че­ло­ве­ка. В муж­чи­не че­ло­век – ак­тив­ный дея­тель, тво­рец, но в жен­щи­не он со­еди­нён с ма­те­ри­ей твор­че­ст­ва и че­рез неё по­лу­ча­ет на­прав­лен­ность и им­пульс к твор­че­ст­ву: «…и взя­ла пло­дов и ела; и да­ла так­же му­жу сво­ему, и он ел” (Быт. 3, 6). И муж­чи­на обос­но­ван­но мо­жет ска­зать впо­след­ст­вии Бо­гу: «…же­на, ко­то­рую Ты мне дал, она да­ла мне от де­ре­ва, и я ел» (Быт. 3, 12). Бог дал Ада­му же­ну, чем на­де­лил че­ло­ве­че­скую при­ро­ду жен­ст­вен­ной при­ро­дой, при­зван­ной ус­лы­шать го­лос зем­ли и до­не­сти его до муж­ско­го, ко­то­рое пред­на­зна­че­но дей­ст­во­вать, по­ве­ле­вать, тво­рить.

Ко­гда Пер­во­че­ло­век вку­сил от Де­ре­ва По­зна­ния до­б­ра и зла, то этим он ещё не со­вер­шил непосредственно зло­го по­ступ­ка. Ес­ли бы бы­ло так, то это оз­на­ча­ло бы, стро­го го­во­ря, что Ева со­рва­ла плод де­ре­ва зла, а не «де­ре­ва по­зна­ния до­б­ра и зла…» (Быт. 2, 17). К то­му же, как пи­шет свящ. Александр Мень, «ха­рак­тер­ное вет­хо­за­вет­ное сло­во “доб­ро и зло” (“тов вэ-ра”) не име­ло пря­мо­го нрав­ст­вен­но­го смыс­ла. Бу­к­валь­но “тов” оз­на­ча­ет не аб­ст­ракт­ное “доб­ро”, а “по­лез­ное”, “доб­рое”, “доб­ро­ка­че­ст­вен­ное”, и, со­от­вет­ст­вен­но, сло­во “ра” оз­на­ча­ет “ху­дое”, “вред­ное”, “опас­ное”. А вме­сте они пред­став­ля­ли со­бой идио­ма­ти­че­ское вы­ра­же­ние, оз­на­чав­шее “все на све­те”, “все важ­ное для че­ло­ве­ка”, “все сто­ро­ны жиз­ни”… Та­ким об­ра­зом, биб­лей­ское Дре­во мож­но на­звать про­сто Дре­вом По­зна­ния».

Пер­вые лю­ди от­ве­да­ли в раю не плод гре­ха, а плод по­зна­ния, ко­то­рый сам по се­бе по­ле­зен и добр. То, что тра­ди­ци­он­но трак­то­ва­лось как без­ус­лов­ный за­прет Бо­га, мож­но по­ни­мать как пре­ду­пре­ж­де­ние о по­след­ст­ви­ях. Гос­подь пре­дос­те­ре­гал Ада­ма и Еву о не­об­ра­ти­мо­сти ка­та­ст­ро­фи­че­ских для их не­вин­но­го со­стоя­ния по­след­ст­ви­ях вку­ше­ния пло­дов по­зна­ния. От­крыв­шее­ся зна­ние вы­во­дит че­ло­ве­ка из мла­ден­че­ст­ва и ста­вит пе­ред не­от­вра­ти­мо­стью соб­ст­вен­но­го вы­бо­ра и дей­ст­вия. Акт по­зна­ния воз­во­дит че­ло­ве­ка в со­стоя­ние взрос­ло­го от­вет­ст­вен­но­го су­ще­ст­ва.

От­ны­не нет об­рат­но­го пу­ти, по­знав всё на све­те, уже не­воз­мож­но вер­нуть се­бе ин­фан­тиль­ную не­вин­ность и без­за­бот­ность. С это­го мгно­ве­ния че­ло­век обя­зан со­от­вет­ст­во­вать дос­то­ин­ст­ву сво­бод­но­го и от­вет­ст­вен­но­го су­ще­ст­ва. За­прет Бо­га рас­про­стра­ня­ет­ся толь­ко на воз­мож­ную не­уве­рен­ность и не­ре­ши­тель­ность, ли­бо лег­ко­мыс­лие и празд­ное лю­бо­пыт­ст­во, при ко­то­рых гре­хов­но бы­ло бы со­вер­шать са­мый глав­ный по­сту­пок в бы­тии. Бог за­пре­ща­ет при­ка­сать­ся к пло­дам Де­ре­ва По­зна­ния роб­кой ру­кой. В то же вре­мя Гос­подь пре­ду­пре­ж­да­ет о без­мер­ной от­вет­ст­вен­но­сти, ко­то­рая на­кла­ды­ва­ет­ся на лю­дей этим по­ступ­ком. Но Бог ос­тав­ля­ет за че­ло­ве­ком сво­бо­ду ре­ше­ния и вы­бо­ра.