В конце XV – начале XVI века
на Руси происходили события, не известные широко, но определившие судьбу
страны: спор последователей Иосифа Волоцкого (стяжателей) и сторонников Нила Сорского (нестяжателей). Учёное
монашество в Средние века было носителем
национального самосознания. В келейном споре немногочисленных монашеских
групп совершалось духовное
самоопределение народа: формировалось отношение к заветам прошлого, и
намечался выбор будущего. «Мы обязаны
монахам нашей историей, следовательно, просвещением» (А.С. Пушкин). Русь
вырастала в Россию.
При этом обнажились два полюса в православной формации русского
человека. На Руси «контрасты “кроткого” и “грозного” типов святости не опосредованы
цивилизацией, как это в возрастающей мере происходило на Западе, и не
транспонированы в “умственную” тональность, как в Византии, – они выступают с
такой потрясающей обнажённостью и непосредственностью, как, может быть, нигде.
Если святой грозен, он до того грозен, что верующая душа может только по-детски
робеть и расстилаться в трепете. Если он кроток, его кротость – такая бездна,
что от неё, может быть, ещё страшнее… Это два полюса единой антиномии, лежащей
в самых основаниях “Святой Руси”» (С.С. Аверинцев). Православное сознание
народа причислило к лику святых Иосифа Волоцкого и Нила Сорского, тем самым
признав правоту обоих. Но ученики преподобных яростно полемизировали друг с
другом, больше внимания уделяя частностям и заостряя аргументы. Чрезмерная
страстность оппонентов, внутрицерковные интриги и вмешательство светских
властей ожесточали полемику церковных партий. В результате спор превратился в
борьбу, в которой последователи преподобного Иосифа перешли к гонениям
сторонников преподобного Нила, тем самым усугубив крайности и замутив истину во
взглядах своего учителя. Постепенно иосифлянство теряет цельность, которая была
свойственна преподобному Иосифу. Чем более ограниченным становится религиозное
сознание иосифлян, тем более они претендуют на полноту истины, что является
признаком духовного раскола.
Нил Сорский в сроящемся храме, художник: Карпущенко В.Н.
Государственная власть, исходя из
собственных интересов, на протяжении нескольких десятилетий спора церковных
партий воздерживалась от однозначной позиции. В обоих течениях содержались и
привлекательные, и неприемлемые для власти элементы. На нестяжателей власть пыталась опереться в важнейшем политическом
вопросе о церковных землях в 1503 и 1551 годах, но оба раза неудачно. У
иосифлян использовалось учение о сакральности власти государя, поддерживались
их усилия по консолидации Церкви через наведение в ней уставного порядка и
достижение культового единства. Постепенно школа Иосифа Волоцкого добивается
покровительства властей и с их помощью вытесняет последователей Нила Сорского
из официальной церковной жизни.
На Соборе 1503 года великий князь Василий
III пытается поставить вопрос о ликвидации либо
сокращении церковного землевладения. В дискуссии с преподобным Нилом и Паисием
Ярославовым победителем выходит преподобный Иосиф. В правление митрополита-нестяжателя Варлаама (1511–1521) нестяжатели
получают деятельную поддержку. Им сочувствует великий князь. Активно трудится
Вассиан Патрикеев, хотя в основном он занимается обоснованием недопустимости
для монастырей владеть селами. Прочие аспекты учения преподобного Нила, включая
главный – умное делание, увлекают его
меньше, однако и не отвергаются. Вассиан вслед за учителем признаёт важность
внутренней свободы личности. В 1518 году в Москву прибывает преподобный Максим
Грек и благодаря своей учености скоро превращается в центр притяжения нестяжателей. При митрополите Варлааме
иосифляне большого влияния не имеют; некоторые из них теряют кафедры,
преподобный Иосиф (ум. в 1515) не играет заметной роли в политической жизни.
После смещения Варлаама ситуация меняется, «десятилетие нестяжателей» – период недолгого расцвета – закончилось.
Митрополит Даниил (1522–1539) – ученик преподобного Иосифа, его преемник на
игуменстве, человек противоречивый, покладистый в отношении с властями, «учитель посредством письмени», но не «учитель на деле» (Е.Е. Голубинский),
начинает преследование вождей нестяжательства. Максима Грека судили дважды – в
1525 и 1531 годах. В первый раз ему не инкриминировали ничего собственно
нестяжательского, его судили за непослушание митрополиту, ошибки в переводах,
неосторожные высказывания на политические темы. Вместе с Максимом Греком в 1531
году был судим и князь-ругатель
Вассиан Патрикеев, который в полемическом азарте возвел, судя по всему,
действительную хулу на Церковь. Важнейшими идеологическими мероприятиями
митрополита Даниила явились: канонизация Пафнутия Боровского и Иосифа Волоцкого
(1531), составление «Сводной Кормчей» и знаменитой Никоновской летописи. Он
оставил большое и не лишённое таланта литературное наследие; его высокую учёность
отмечал Максим Грек. При этом при митрополите Данииле государством были
предприняты шаги против дальнейшего роста церковных имуществ, а также
конфискованы некоторые церковные земли в Новгороде (что начиналось ещё при
Иване III).
Митрополит Даниил, как и его
предшественник, был «согнан» с кафедры после смерти своей покровительницы –
Елены Глинской; та же участь постигла и его преемника, митрополита-нестяжателя Иосафа (1539–1542). Авторитет митрополичьей кафедры был подорван. В
этот момент появляется монументальная фигура митрополита Макария. С одной стороны, он сделал многое для Церкви, в частности
восстановил право митрополита на печалованье перед царем, которое было попрано
при митрополите Данииле. С другой, он фактически покончил с нестяжательской
партией (хотя этой цели у митрополита не было: он добился снятия отлучения с
Максима Грека и, более того, в личном послании сравнил его узы с узами
святого). Отношения митрополита с нестяжателями
обостряются при подготовке и проведении Земского собора 1550 года и Стоглавого
собора 1551 года. Правительство в лице Адашева и Сильвестра попыталось вновь
выдвинуть на первый план нестяжателей
и с их помощью провести решение об ограничении церковного землевладения. Несмотря
на оппозицию самого царя, эту атаку митрополит Макарий отбивает, хотя ценой
некоторых уступок (отныне рост церковных земель контролируется правительством;
конфисковываются земли, переданные Церкви в годы боярского правления). Однако в
1550-е годы последовала новая волна преследований нестяжателей, которая была спровоцирована не столько полемикой на
Соборе, сколько расследованиями дел о появлении новых ересей – Матвея Башкина и
Феодосия Косого. В ходе расследования обнаружились связи между еретиками и нестяжателями – в Заволжье еретики ищут
убежища. Скорее всего, еретиков привлекала терпимость заволжских старцев и склонность их к дискуссиям на религиозные
темы. Борьба с новоявленными ересями больно ударила по вождям нестяжательства. Игумен Артемий был в 1553
году оговорен Башкиным и в 1554 году отправлен на Соловки. Ряд заволжцев проходили по делам еретиков на
Соборах в 1556–1558 годах.
В результате победы иосифлянства и
гонений на заволжских старцев была разрушена диалектическая цельность русской
православной духовности, попрана радонежско-паламитская духовная традиция,
совершён крен в сторону мирского служения в ущерб внутренней духовной работе. С
забвением традиций духовного сосредоточения и очищения у народа размываются
устои христианской жизни, искажается характер. Этот религиозный крен
предопределил многие трагические срывы и падения в будущем.
В судьбоносном споре важны были не только
поднимавшиеся вопросы, но и дух
установки, религиозная формация,
в которых вырисовывались глубокие проблемы, формально не ставившиеся. Пути
будущего распознаются не осознанными формулировками, а ориентацией души и чувств, складывающейся в ходе полемики. В
решении конкретных вопросов нащупывались неизвестные возможности, в
злободневных спорах обнажались принципиальные проблемы.
Нам известны результаты этих духовных
поисков. Поэтому мы начнём с доминанты
спора, которая прояснилась впоследствии и определила многие события русской
истории.
Сознание народа соединено невидимыми духовными токами с культурой
цивилизационно родственных народов. Русский православный народ осознавал себя в
сфере христианской цивилизации, в самобытных формах пытался решать
общехристианские проблемы. Ответ на духовный
запрос эпохи открывал перед народом новые исторические перспективы.
Глубинная соборная связь христианского
человечества проявляется в решающие моменты истории. Спор иосифлян и нестяжателей вскрывал общехристианские
проблемы.
Христианство благовествует о путях обожения человека («Бог воплотился для того, чтобы человек обожился», «Бог стал человеком
для того, чтобы человек стал Богом», – говорили Святые Отцы Церкви).
Источник и цель христианского
исторического импульса метаисторичны. В пределах земной жизни конечная цель преображения недостижима,
ибо Новое Небо и Новая Земля вне мира сего. Абсолютизация какой-либо формы на этом
пути ведёт к идолопоклонству. К обретению единой богочеловеческой истины о бытии христианские народы шли различными
путями. Поэтому рост христианского персоналистического
мироощущения и реакция на него проходили на Западе и Востоке христианского
мира в разных формах, со своими достижениями и заблуждениями.
Возрождение – раскрепощение
эмансипированной творческой энергии и индивидуального самосознания в реакции языческого натурализма –
культивирует в западноевропейском человеке индивидуалистическое своеволие и
произвол самости. С Позднего Возрождения в западноевропейской цивилизации
возобладал соблазн титанизма –
безответственное упоение технологической мощью. Концентрация религиозных сил на
обустройстве натуральной жизни привела к всевластию технической и потребительской
цивилизации.
Русский народ в своих ошибках более
склонен к крайностям коллективизма и
хилиазма[1]. Поэтому в русской
культуре проявлениям христианского персонализма противостояли стихии безличного
коллективизма и исторического утопизма.
На Руси оппонирование христианского
персонализма неоязыческому
натурализму впервые обозначилось в позициях нестяжателей и иосифлян. Оно присутствует в духе установок, в
постановке и решении проблем. «Реальным
предметом спора был приоритет власти в этой патриархальной монашеской
цивилизации: мирская власть игумена против духовной власти старца;
централизованная организация и жёсткая дисциплина против свободного объединения
в общину благочестивых подвижников» (Д.Х. Биллингтон). Самоощущение
православного народа впервые коснулось истин христианского персонализма. По
существу, вопрос стоял о мере богоподобия человека, о доверии к нему как
посланнику Божьему на земле, о путях обретения человеком своего истинного
облика – иными словами, о возрастании, месте и роли богоподобной личности в
мире, в обществе, в государстве, в Церкви.
Конец XV века был поворотным в истории России. Освобождение от
татарского ига открывало перед народом, государством, Церковью новую
историческую миссию. При Иване III завершилось
объединение большинства русских земель вокруг Москвы, сложилось обширное
централизованное государство. Беспрецедентно возросшая власть московских князей
нуждалась в легализации. Государственная централизация требовала иерархизации
жизни; освоение, защита и управление обширными территориями требовали больших
людских и материальных ресурсов.
Складывалась великорусская народность, формировалось новое национальное сознание. Это было время сравнительной политической
устойчивости и экономического благополучия, возрождалась культура: после
двухсотлетнего перерыва восстанавливается каменное строительство, продолжается
расцвет гениальной русской иконописи. Падение в 1453 году Константинополя
совпало с ростом могущества Московского царства, закрепило церковную
самостоятельность, затем независимость Русской митрополии от
Константинопольского патриархата. При возрастающей власти московских князей
независимость от Константинополя оборачивалась зависимостью митрополитов от
князей. Церковь, утратив долю самостоятельности, которую обеспечивала
юрисдикция Вселенского Патриарха, попадала в зависимость от государственной
власти. Вместе с тем в Церкви зрело духовное обновление.
В споре иосифлян и нестяжателей решались проблемы, которые были поставлены новым
этапом истории. Происходило духовное
самоопределение Руси: подведение исторических итогов и выбор будущего.
По-новому осознавались историческое положение и миссия русской нации, государственности, культуры, религиозности.
Решались новые насущные вопросы:
- о месте и роли Церкви в обществе и
государстве;
- о значении государственной власти и
царя вовне и внутри страны;
- о роли государственной власти в
церковном сознании;
- о приоритете духовного или мирского
авторитета, то есть о роли священства и царства;
- о природе религиозной веры: внутреннее
ли это дело свободной совести или внешней дисциплины.
Всё это было проекцией главного вопроса,
который впрямую не формулировался, но подспудно диктовал решение остального: о
месте и роли человека, о назначении и самоценности человеческой жизни, о
религиозном достоинстве личности, о мере доверия к творческой свободе и
ответственности человека. Это был новый этап христианского самосознания православного народа, когда обнажилось
противостояние духовного персонализма и
антиперсоналистического натурализма.
Говоря современным языком, традиция Нила
Сорского – это православный персонализм.
В подходе нестяжателей к решению
различных проблем высвечивается основная христианская истина: средоточие
мирового бытия – человек; центр исторического делания – душа человека, в ней –
цель и источник всех свершений; инстанция ответственности – религиозная совесть
личности. Отсюда – приоритет внутренней духовной жизни над внешней обрядовой.
Духовное совершенствование и спасение через это личности есть цель религиозной
жизни. Из этого следует самоценность духовной культуры как традиции личностного
самоопределения. Это установка на воспитание свободы и внутренней дисциплины,
духовного дерзания, ответственности и смирения, уважения к авторитету традиции.
Смирение не сводится к самоуничижению и раболепию, а является покорностью
преисполненного достоинства человека перед Богом. Это не гордыня самоумаления,
а дерзновение приобщения к недостижимому совершенству.
В иосифлянстве сильна антиперсоналистическая реакция языческого
натурализма: преобладание объективированных форм жизни – ритуала и обряда,
культа и быта. Формы средневековой русской культуры трудно отъединить от
духовного содержания. Глубоко ритуализированная жизнь русского человека
отражала его глубинную веру. Искоренение нестяжательской традиции нарушило
гармоничное воспитание благочестия в православном человеке, привело к
преобладанию формализма в XVII веке и
закончилось кощунственным и достаточно лёгким сломом Петром I традиционной церковности. Среди иосифлян
господствовала не только боязнь нового самого по себе, но и склонность к новым
формам закостенения и консервации, ко всему, что угнетает свободное развитие
личности, лишает её права на творческое дерзание, личностное самоопределение и
ответственность.
Сверхнапряжение, необходимое русскому
народу для самосохранения, требовало твердости и незыблемости, то есть
консервации церковных и государственных форм. Иосифлянство давало ответ на этот
исторический запрос. Но, искоренив нестяжательство,
иосифлянство впадало в крайности, отрывалось от исконно русских традиций и
вносило чуждый дух, нередко заимствованный у Запада. Укрепляя русскую мощь, оно
ослабляло русский дух.
Нельзя отрицать чистых христианских
стремлений в среде иосифлян и крайностей среди нестяжателей. Но если выделить внутреннюю установку, религиозную формацию, то очевиден факт духовного раскола в христианском народе
на два противоположных пути устроения мира, жизни, души.
Виктор АКСЮЧИЦ
.
[1] Хилиазм
– учение о тысячелетнем Царстве Божием на земле, которое достижимо в далеком,
но всё же историческом будущем.
Комментариев нет:
Отправить комментарий