ДОКЛАД
Международная
конференция в рамках XII Конвента Российской ассоциации международных
исследований ПОСТСЕКУЛЯРНЫЙ МИР И МЕЖДУНАРОДНЫЕ ОТНОШЕНИЯ
Сохранится
ли человечество перед лицом современных вызовов, и каково его будущее? Теоретизирования
на эту тему не учитывают, что основные цивилизационные парадигмы созданы в лоне
религиозного мировоззрения. Поэтому предлагаю сосредоточить внимание на
религиозном цивилизационном измерении, как бы это не звучало несовременно. Я
буду излагать концепцию, сформулированную тридцать и опубликованную двадцать
лет назад в книге «Под сенью Креста».
Глобальный
кризис современности заставляет предположить, что человечество руководствуется
во многом ложными ориентирами. Если христианская цивилизация привела мир
к грани самоуничтожения, то необходимо определить основной онтологический вывих в истоках христианского мировоззрения. В отличие от науки (которая существует несколько
столетий) религиозное мировоззрение тысячелетиями осмысляет основные вопросы
бытия: как и для чего был создан мир и человек, каково назначение человека в
мироздании?
В
первых трёх главах книги Бытие Ветхого Завета (Быт. 1. 1-3) иудаизм обобщил и
углубил древние предания на тему творения мира и человека. Христианство приняло
большинство книг древнего еврейского Священного Писания в качестве канона Ветхого
Завета Библии. При этом толкование одних и тех же текстов радикально
отличаются: для иудаизма это последнее и полное откровение Бога, для
христианства книги Ветхого Завета толкуются в свете Новозаветного Благовестия
как путь богоизбранного народа к Истинному Богу – явлению Богочеловека. Но
только данные тексты практически одинаково толкуются в иудаизме и
христианстве. Прежде, чем анализировать данный парадокс и его последствия,
отмечу, что в христианском Писании нет никаких оснований исключать из
христианского осмысления тексты только первых трех глав Библии.
Во
всех традиционных христианских толкованиях повествований о творении мира
и человека, о грехопадении человека, можно выделить некий инвариант.
Бог
творит мир. Бог создаёт человека для жизни в раю по образу и подобию Своему,
то есть обладает полнотой благости. Вместе с тем, человек является
инфантильным существом, лишенным самостоятельности и полноты знания. Посреди
рая Богом насаждаются Дерево Жизни и Дерево Познания добра и зла.
Бог разрешает человеку питаться от всех дерев, кроме плодов Дерева Познания добра и зла. Человек
предназначен для вечной жизни в раю, к вечному пребыванию в созданном
состоянии. Вместе с тем, человек призван уподобиться Богу. Человеку заповедано: «…плодитесь и размножайтесь…»
(Быт. 1. 22). Сатана в образе змея искушает Еву вкусить плод запретного
Дерева Познания добра и зла. Адам и Ева нарушили запрет Бога и вкусили
плода от Дерева Познания. Грех Перволюдей заключается в непослушании
Творцу, сознательном и умышленном противопоставлении себя Богу,
они хотели, познав быть единственными владыками собственной судьбы.
Это бунт против Бога, отказ далее зависеть от Того, Кто их сотворил.
Со вкушением запретного плода Адам и Ева потеряли милость Божию,
первоначальное целомудрие, невинность и стали греховными. Природа
греха обычно толкуется в двух смыслах. Одни авторы утверждают, что грехопадение произошло в области пола.
Греховный плод пробудил у перволюдей похоть плоти, в плену которой они
и оказались. В этой традиции женщина рассматривается как источник и
носитель злого начала, искушающего собственно человеческую –
мужскую природу. Другие авторы считают, что грехопадение совершилось в области человеческого познания.
Со вкушением плодов от Дерева Познания человек утратил первоначальное
невинное, целостное созерцание Бога. Утеряв интуитивное, непосредственное
знание, он впал в соблазн аналитического, рационального расчленения
бытия, что отъединяет от истины, делает сознание фрагментарным,
частичным. В результате человек приобретает всё большую власть над предметами, но теряет непосредственную,
глубинную связь с космосом, что побуждает к ненасытному интеллектуальному обладанию природой и ведёт
к её разрушению и порабощению человека. Общим для обеих традиций
является убеждение, что земной путь человечества есть результат
изначального греховного падения перволюдей. Через плод Дерева Познания
людям открылось то, что должно было
быть от них навсегда скрыто, и это открытие превратило их первозданно
невинную природу в греховную. За нарушение Божественного запрета
Адам и Ева изгнаны из рая на землю, где в поте лица вынуждены добывать
свой хлеб. На земле люди становятся смертными, ибо Бог для того и изгнал
их из рая, чтобы греховные люди не вкусили ещё и от Дерева Жизни и не
стали жить вечно. Адам и Ева становятся прародителями всего человечества.
Души людей создаются Богом в момент зачатия. Первородный грех – последствие
грехопадения Адама и Евы распространяется на всех людей и передаётся
как бы по наследству. Назначение людей на земле состоит в том, чтобы
искупить первородный грех, прожить земную жизнь так, чтобы она открыла
возможность душе после земной смерти вернуться в райские сферы, – в
первоначальное состояние невинности, в котором и были созданы
Адам и Ева.
В
качестве иллюстрации общепринятого толкования привожу статью А.И.
Покровского «Грехопадение прародителей» из «Православной богословской
энциклопедии» (СПб., 1903
г .): «Печальный
факт грехопадения первых людей… красной нитью проходит через всю историю
не только ветхозаветной, но и новозаветной религии, являясь тем основным
узлом, около которого сосредоточивается и развивается вся драма
мировой истории. Подлинный смысл этого безыскусственного повествования
совершенно прост и ясен и кратко может быть передан в следующих немногих
словах. Первозданная чета наслаждалась в раю полным блаженством и
бессмертием. Сам Бог являлся им и руководил их духовно-нравственным
развитием, даровав им для этой цели, а равно для испытания их благодарности
к Нему и послушания Его святой воле, особую, весьма легкую заповедь
о невкушении плодов с одного из множества райских деревьев. Такому
невозмутимому блаженству прародителей позавидовал диавол и решился
погубить их. Для этой цели он вошёл в змия и приступил с искусительной
беседой к Еве, в которой он сначала поколебал уверенность её в непреложности
заповеди, затем поселил чувство недоверия к Богу, затем возбудил
горделивое желание сравняться с Богом, и, наконец, воздействием
на её внешние чувства окончательно склонил её волю к нарушению заповеди.
Согрешивши сама, Ева к тому же увлекла и своего мужа Адама. Так пали
прародители человечества, а в лице их и всё будущее их потомство,
то есть весь человеческий род. Общей причиной грехопадения прародителей
послужило, по смыслу Библии, злоупотребление с их стороны свободой
своей воли, более частной – преступное
желание жены выйти из подчинения Богу и сравняться с Ним; наконец,
поводом ко всему этому явился соблазн, приражённый жене извне, от
диавола».
Дальше
и пойдёт речь о том, что подлинный
смысл события, около которого
сосредоточивается и развивается вся драма мировой истории, не
может быть совершенно прост и
ясен. Прежде всего, традиционное толкование преисполнено противоречий,
которые невозможно разрешить в рамках его представлений. Обычно противоречия
эти не замечаются или же попытки их решения наивны и носят натуралистический
характер. Происходит полное смешение
духовного и натуралистического измерений. Описываемые события
являются основополагающими в бытии. Речь идёт о метафизических
– неземных, духовных явлениях и процессах, вместе с тем, язык толкования
натуралистический. Вершатся судьбы бытия в целом, но всё описывается
в образах бытовых сценок, частных психологических мотивировок,
инфантильных эмоций и страстей. Общий фон – среда и тон, манера, характер,
стиль толкования несоразмерны трагическому
событию, которое лежит в основе бытия. При таком подходе непонятно,
как эти камерные сцены смогли определить жизнь вселенной, её смысл, общечеловеческое
назначение.
Для
иллюстрации можно привести эпизод из толкования грехопадения прот. Сергием
Булгаковым. Этот пример тем более характерен, что гениальный богослов в этом
вопросе решился только повторить устоявшийся взгляд: «…И вместо того, чтобы прекратить разговор, Ева унизилась до беседы со
змеем о Боге и Его правде. Дело было, конечно, не в том, что она разговаривала
с животным, – напротив, в общении с
животными было священное преимущество безгрешного человека. Предосудителен был
предмет разговора, и одним уже этим фактом ослаблялась животворная связь Евы с
Адамом. Обманно втянутая в роковой круг первого отъединения, – от мужа, Ева становилась одинокой, слабой,
лишённой его защиты. Такова была первая измена Евы. Вторая же её измена
состояла в отпадении от любви Божией и родившемся от него неверии, которое,
конечно, немедленно стало искать в свою пользу “аргументов”. Уже тем, что Ева
услышала вопрос змея и на него ответила, она засвидетельствовала, что
находится, по крайней мере, в тот момент вне любви Божией, и Бог для неё есть
лишь чуждый повелитель, “хозяин”,
которого она пыталась в меру своего
умения защитить и оправдать в его образе действий. Тогда змей, видя, что жертва
попала в его сети, смелее их разворачивает. Он уже прямо лжёт… и клевещет,
приписывая Ему (Богу) зависть к людям и боязнь сотрудничества…».
Текст выдающегося богослова демонстрирует, насколько непреодолимыми оказываются
устоявшиеся предрассудки в решении проблемы
проблем.
Язык
традиционных толкований как бы продолжает язык библейского сказания.
Но одно дело мифологический язык Библии, который образно повествует
о событиях вселенских и метафизических. И другое дело – современный
натурализованный язык, описывающий эмпирические явления. Толкование
библейского сказания требует богословского
углубления в проблему. Подобно тому, как для создания христианского
Символа Веры понадобилась разработка на основе неоплатонизма богословских
категорий, которых изначально не было в Новом Завете, так и решение
проблем «творения и грехопадения» должно быть перенесено в план богословского
осмысления.
Райское
состояние человека определяется как невинное, целомудренное,
инфантильно, и, вместе с тем, человек богоподобен, что значит – обладает
полнотой бытия, является законченным сам в себе. Если человек незавершён, то он не богоподобен, если же он
окончательно завершён, то непонятно, как и куда он должен развиваться,
в чём состоит его рост? Указание некоторых авторов на то, что человек
сотворён только по образу Божиему, а подобие Божие он должен приобрести
сам, не разрешает этого противоречия. Ибо ни в одной из концепций не
дана характеристика онтологического различия между образом и подобием, а без качественного различения не может быть
развития от одного состояния к другому, – нет параметров роста. Кроме
того, текст сказания даёт мало оснований для выделения такого принципиального
различения между этими понятиями.
Непонятно,
зачем человек должен стремиться преобразить
мир сей, если он попал сюда случайно, по своей греховности, а не
послан в мир с благой миссией. Или миссия преображения даётся ему «вдогонку»,
уже после падения?! Как бы попутно с возвращением в первозданное состояние
Творцом даётся вселенское задание: спасти и преобразить всё творение
Божие!? К этой бессмысленной формуле по сути и сводится трактовка
творения и грехопадения.
До
конца не осмыслен запрет на вкушение плода от Древа Познания добра
и зла. Почему богоподобному существу,
венцу творения Господь налагает совершенно не мотивированный для него
запрет. Бог поступает с человеком несоразмерно статусу отношения
Творца и Его подобия. Из того, как традиционно описывается мотивировка
запрета, решающего судьбу человека и мира, возникает образ наивного
и безответственного, ещё невменяемого человека, с одной стороны,
и капризного, эгоистического и жестокого Бога – с другой. И это
есть дурная антропоморфизация
– человекоуподобление, когда о Боге и Первочеловеке судят не по
высшим, а по низшим качествам человеческой природы.
В
рамках традиционного толкования не
осмыслена концепция рая. С одной стороны, всё, что создано Богом
– не только небо и рай, но и земля со всем животным и растительным миром, – «хорошо весьма» (Быт. 1. 31). Но, с
другой – остаётся необъяснимым их онтологическое противопоставление
актом изгнания грешных людей из рая на землю. Если рай духовно-материален,
то какова природа земли? В чём принципиальное онтологическое различие
рая и земли? Откуда и куда по существу изгоняются перволюди после
грехопадения? Если ли это переход из одного состояния бытия в другое,
то из какого в какое? Или, как утверждают многие авторы, человек изгнан
из рая, который находился на Земле в буквальном смысле, – где-то между
Тигром и Евфратом? Если так, то куда исчезает рай с Земли после изгнания
людей? Если бы было возможно такое событие, меняющее облик бытия,
то оно было бы настолько катастрофическим либо творческим явлением,
что не могло пройти бесследно для космической эволюции и духовного
знания человечества. Между тем, следов этого началополагающего
явления нет ни в природе, ни в Библии. И где сейчас тот рай, в котором
обретали перволюди? Какова его природа? Как соотносится предвечный
рай Адама и Евы с тем раем, в который после смерти возносятся души
праведников? Если это один и тот же рай, то взыскуемое возвращение людей
в рай не будет возвратом в первоначальное состояние, ибо изгнаны
двое – Адам и Ева, – а возвращается целое человечество. Таким образом,
в самой концепции проскальзывает предощущение некоего прибавления бытия, во имя которого и
совершается творение мироздания. Но об этом нигде явно не говорится,
и это предощущение не развивается. Ещё больше о творческом приращении
бытия говорит представление о том, что рай после конца времён – иной,
нежели рай первозданный. Такое представление хотя и не развивается,
но следует из толкования и не отвергается явно.
Можно
заметить некоторые несоответствия
толкования тексту библейского сказания. Исполнение заповеди плодитесь и размножайтесь невозможно до грехопадения и без
него, ибо грехопадение людей, по этому же толкованию, и заключалось
в том, что они познали способ собственного размножения. В тексте
сказания змей не характеризуется как злая сила, тем более как сатана. И в
Библии, и в близкой к ней ближневосточной мифологии образ змея издавна
обозначал некое амбивалентное – двойственное
начало. Он характеризовался одновременным проявлением противоположных
качеств, соединяющих доброе и злое, небесное и земное, мужское и женское...
Противоречит отождествление образа змея со злом и указанию в Новом
Завете: «…будьте мудры, как змии…»
(Мф. 10. 16). В библейском сказании не говорится определённо о таком назначении
человека, которым наделяет его традиционное толкование, что будто
бы весь ход истории имеет своей целью вернуть человека к его первозданному состоянию. Это привнесение,
насилующее и букву, и дух Библии.
Толкование во многом не соответствует основным христианским истинам. Если
душа человека создаётся Богом в момент зачатия, то она, строго говоря,
не является вечной, ибо вечность в
одну сторону – не вечна. Противоречие
и в том, что вечная душа творится из
тварного мира, – ибо зачатие есть акт природный, каким бы оно ни было
– случайным или провиденциальным. Не
может вечная душа иметь начало во времени.
В
толковании невозможно найти удовлетворительный ответ на вопрос: каким образом наследуется первородный
грех, если душа каждого человека творится Богом в момент зачатия?
В связи с этим возникает ряд недоумений. Прежде всего, почему
человек несёт ответственность за то, что совершилось не только до него,
но что не имеет никакой сущностной
связи с ним? Как душа приобретает грех, к которому она не имеет никакого отношения? Все попытки
ответить на этот вопрос сводятся к следующим логическим ходам:
1)
Бог вкладывает грех в создаваемую душу, творит каждую душу грешной. Это
предполагает допущение, что Творец может создавать и злые сущности,
или же Творец связан в Своём творчестве последствиями проступка перволюдей.
Бог как бы вынужден всё дальнейшее творение «корректировать» в сторону
греха в соответствии с греховной волей Адама и Евы. Но всё это недопустимо,
ибо полностью искажает христианские
представления о природе Всеблагого и Всемогущего Бога.
2)
Эстафета первородного греха передаётся не через души людей, а через мировую плоть: если рождающаяся
душа никак не связана с душами предшествующих поколений в вечности
(ибо её там и не было), если Бог не может быть источником греховного
творения, то остаётся единственный канал передачи первородного греха
– хаотическая космическая материя. Но бессмысленный хаос сам по себе не может быть носителем какого-либо
смысла, даже вполне отрицательного.
Ни
один из этих ответов с христианских позиций недопустим. Но других направлений
в поисках ответа на этот вопрос нет.
Более того, в рамках принятой концепции творения и грехопадения других
вариантов логически не может быть.
Попытку
как-то выйти из этого противоречия предпринял св. Григорий Нисский.
В противовес общепринятым взглядам, оформившимся под сильнейшим
влиянием блаж. Августина, он пытается отделить грех Адама от первородного
греха, – первый является лишь причиной последнего. Человеку не вменяется
в вину расстройство его природы – природная наклонность к греху, хотя
она и вошла в человеческую природу через грех первого человека.
Эта предрасположенность ко греху
является первопричиной всех грехов, но не вызывает греховность принудительно.
Всякое уклонение ко злу является актом свободной воли на почве природного
расположения к греху. Но эта глубокомысленная концепция была малораспространённой
в Русском Православии, где господствовало западное учение блаж. Августина.
И она только пытается приблизиться к существу проблемы, но не решает
её, ибо остаются открытыми вопросы о «каналах» наследования греховного расстройства человеческой
природы в Адаме, о причине и смысле наследования человечеством
предрасположенности к греху.
То,
что творение вечной души человека непосредственно и жёстко завязано
на земном зачатии, накладывает на толкование неразрешимые противоречия.
Если зачатие случайно, то почему на хаотический импульс из времени
Бог вынужден отвечать актом вечного творчества? Если же зачатие –
создание вечной души происходит по воле человека, то в делах миротворения
господствует человеческий произвол. В обоих случаях Бог видится как
«автомат с кнопками», нажатие которых, чем бы оно ни было вызвано –
человеческой волей или произволом, – вынуждает Бога творить вечную
человеческую душу.
Чтобы
избежать логический тупик, придётся предположить, что зачатие не
может быть случайным и не определяется волей человека. Но это приводит
к признанию божественного фатума в качестве единственной действующей в мире силы, что отменяет свободу
человека и превращает его в безвольную песчинку. Ясно, что оба решения
– не христианские по существу,
но, опять же, по внутренней логике
традиционной концепции иных решений и не может быть.
Таким
образом, как заметил Вл. Соловьев, господствующий взгляд на происхождение
душ, отрицающий их предсуществование и утверждающий, что во время
образования каждого человеческого тела особым актом Божественной
воли творится из ничего соответствующая ему душа, – этот взгляд заведомо
отказывается от всякого разъяснения богословских и философских
трудностей, связанных с предметом. С позиций креационизма[1] решить проблему по сути невозможно.
Без ответа остаются многие вопросы, которые не может не ставить христианская
мысль. Откуда вечная душа приходит в мир? Если душа бессмертна, то в
чём конечный смысл этого бессмертия? Как «жизнь» в бессмертии связана
с жизнью в мире: что в вечности – от жизни, и что от вечности присутствует
на земле?
Бог
создаёт подобное Себе существо, которое, как сотворец Богу, должно
знать всё, что касается творения Божия. Но, с другой стороны, Бог скрывает от человека именно
то, ради чего он создан – смысл творения
Божиего, который заключён в знании добра и зла. Мало того, Творец
налагает категорический запрет на познание добра и зла, тем самым
приговаривая вечного человека к
вечному незнанию, ибо никакое знание невозможно без приобщения
к критериям добра и зла. Без познания добра и зла человек не богоподобен,
он не может являться сотворцом Богу. Вне этого знания человек наивен
и инфантилен, строго говоря, невменяем, ибо неспособен совершить сознательный
выбор, а значит, и нести за него ответственность. Без знания добра и
зла невозможно совершить ни греха, ни благого деяния, только в этом смысле
перволюди являются невинными существами.
Для
бессознательных импульсивных существ, каковыми и являются Адам и Ева,
категорический запрет чего-либо не только выглядит необоснованным
и непонятным, но запрещение как таковое
для них не существует, ибо оно не может быть осмыслено в ряду должного
и недолжного. Запрет в такой ситуации может быть только физическим
насильственным актом, сопротивление которому не может подлежать
нравственному осуждению. Получается, что Бог творит бессознательное,
безответственное существо, но ставит его в ситуацию полностью осознанного
и ответственного выбора и осуждает его по высшей мере ответственности.
Всезнающий и Милосердный Бог обрекает
человека на греховный поступок и, тем не менее, подвергает его
жестокому суду. Эти нехристианские
выводы следуют из общепринятых в христианстве толкований.
К
этому можно добавить, что вкушение плодов познания добра и зла ещё
не является грехом, соединением со злом, так как познание критериев добра и зла не означает совершения выбора. Поэтому необоснованным
представляется осуждение за акт познания как за злой поступок.
Попытки
в рамках сложившейся концепции грехопадения разрешить противоречие
между всезнанием Бога и созданием человека таким, что он предопределён
к падению, приводит к казуистике – изворотливости в доказательстве
ложных или сомнительных положений, крючкотворству, которые очень
далеки от христианства. Так, преп. Максим Исповедник учил, повторяя
в этом св. Григория Нисского: «Существо,
начавшееся с изменения, сохраняет сродство с изменением. Вот почему
Тот, Который, по слову Писания, видит все вещи до их рождения, рассмотрев,
или, вернее, предусмотрев по предвосхищающей силе Своего ведения, в
какую сторону мог бы уклониться свободный и независимый выбор человека,
как только Он увидел, что из этого могло бы произойти, “надбавил” к образу
разделение на мужской и женский; это разделение не имеет никакого
отношения к Божественному Первообразу, но оно, как уже говорилось,
связано с неразумною природой».
Иными
словами, Творец создал человека таким, каким хотел и, естественно,
знал, что такой человек неизбежно падёт, потому заблаговременно прибавил
к его природе женское начало, которое наиболее склонно к падению. И
хотя всё это создано Разумом Бога, всё же это есть неразумная природа в человеке. Эти взрывающие друг друга
смыслы неестественно объединены во имя того, чтобы сохранить представления об изначальной пассивности человека,
но таким образом, чтобы оправдать Бога: перенести ответственность
с ответственного и все решающего Творца на безответственное, младенчески
невинное существо.
В
большинстве толкований утверждается, что первоначальное назначение
человека в раю заключалось в бесстрастном созерцании Бога, в воспевании
хвалы Его могуществу, в наслаждении созерцанием Бога. Но такое
пассивное, нетворческое назначение не
соответствует статусу человека как венца творения, средоточия
бытия, соратника Божиего в творении. Такое назначение богоподобной
твари унижает и Самого Творца.
Бог есть прежде всего Свободный Творец, а человек подобен Богу прежде
всего в том, что он является свободным творческим существом. Либо человек
как образ Бога – активный сотворец Богу, либо человек действительно
является пассивным, наивным существом, призванным только к созерцанию,
но тогда человек не богоподобен. Здесь одно исключает другое.
Это
противоречие настолько явно, что некоторые авторы пытались идти дальше в
попытках разрешить его. Наиболее дерзновенным в христианском предании является
учение св. Максима Исповедника о первоначальном назначении человека. Приведем
изложение его у В.Н. Лосского в работе «Догматическое богословие»: «Св. Максим Исповедник с несравненной силой
и полнотой обрисовал миссию, возложенную на человека. Последовательным
“разделениям”, из которых состояло творение, соответствуют в его описании
“соединения”, или синтезы, совершаемые человеком благодаря “синергии” свободы и
благодати. Основное разделение, в котором коренится вся реальность тварного
бытия – это противопоставление Бога
совокупности тварного мира, разделение на тварное и нетварное. Затем тварная
природа разделяется на небесную и земную, на умозрительное и чувственное. В
мире чувственном небо отделяется от земли. На её поверхности выделен рай.
Наконец, обитающий в раю человек разделяется на два пола: мужской и женский.
Адам должен был превзойти эти разделения сознательным делением, соединить в
себе всю совокупность тварного космоса и вместе с ним достигнуть обожения.
Прежде всего, он должен быть чистой жизнью, союзом более абсолютным, нежели
внешнее соединение полов, преодолеть их разделение в таком целомудрии, которое
стало бы целостностью. На втором этапе он должен был любовью к Богу, от всего
его отрешающей, и в то же время всеобъемлющей, соединить рай с остальным земным
космосом: нося рай всегда в себе, он превратил бы в рай всю землю. В-третьих,
его дух и само его тело восторжествовали бы над пространством, соединив всю
совокупность чувственного мира: землю с небесной её твердью. На следующем этапе
он должен был проникнуть в небесный космос, жить жизнью ангелов, усвоить их
разумение и соединить в себе мир умозрительный с миром чувственным. И наконец,
космический Адам, безвозвратно отдав всего себя Богу, передал бы Ему всё Его творение
и получил бы от Него во взаимности любви по благодати – всё, чем Бог обладает по природе; так, в преодолении
первичного разделения на тварное и нетварное совершилось бы обожение человека и
через него – всего космоса. В
результате грехопадения человек оказался ниже своего призвания…»
Богословское
и философское познание не сродни научному, где сегодняшнее открытие превращает
вчерашние в заблуждения. Тем не менее, определённая богословская концепция,
осуществляющая синтез на уровне эпохи,
может становиться ступенью восхождения к истине. Многое из того, что казалось
незыблемым, оказывается временными
мыслительными конструкциями, необходимыми и возможными для данного времени
средствами осмысления. Не
забывая, что учение св. Максима Исповедника является не заблуждением, а
исторической ступенью в богопознании, дерзновенным духовным синтезом, тем не
менее, подвергнем его критике, так как эта ступень воспринимается многими
современными авторами как единственно доступная вершина, застывший венец
богословской мысли.
Прежде
всего, с христианской точки зрения творение мироздания Богом не может сводиться
к последовательному разделению. Ибо
творчество – это создание не бывшего, выведение
из небытия в бытие. Обожение человека
в этой концепции сводится к тому, что человек призван последовательно
воссоединить то, что Творец предварительно разделил. Такое преодоление разъединения тоже не
является творческим преображением. Мир в данном представлении выглядит как
арена механической игры Бога в разделение-соединение. Это больше похоже на
неоплатонические и гностические учения об эманации – истечении из Единого
Божества, а не на библейские представления о творении Богом мира из ничего.
Умаление творческой роли Бога ведёт
к умалению твари и творческого назначения человека.
Преодоление первичного разделения на
тварное и нетварное не есть преображение в новую тварь, а возвращение и
полное слияние с Божеством того, что из Него истекало, эманировало. Бог
однозначно оценил Собственное творение: «И
увидел Бог всё, что Он создал, и вот, хорошо весьма» (Быт. 1. 31). Поэтому
назначение тварного мира не может состоять в том, чтобы вновь слиться с
нетварным до полного неразличения, то есть перестать быть. Дух
безличностного неоплатонизма проявляется и в том, что в этом учении совершенно
не говорится о назначении человечества в целом. Получается, что вечные души
людей могли народиться только в результате греховного падения первых людей и на
этой грешной земле. Поэтому при конечном слиянии тварного и нетварного
человечество должно уйти туда, откуда оно и возникло – в небытие. Все
эти идеи явно противоречат принципу христианского персонализма, представлениям о воплощении Божественной Личности в
человеческой личности, о назначении вечных человеческих душ.
Принято
считать, что земное назначение человека в том, что он должен заслужить
возвращение в первоначальное состояние райского блаженства. Это
рецидивы теории эманации, согласно которой всё должно вернуться к
исходному началу, откуда оно истекало. Но, кроме того, это возвращение
невозможно по логике этого же учения, ибо изгнаны из рая Двое, а возвращается
бесчисленное человечество. В рамках традиционной концепции существуют
попытки решить это противоречие предположением, что Адам и Ева –
всечеловечество – заключают в себе волеизъявление всех людей.
Но это входит в противоречие с представлениями о том, что душа каждого
человека творится в момент зачатия. Строго говоря, человечество,
помимо Адама и Евы, является новым прибавлением в бытии, досозданием
Богом того, чего ещё не было в первоначальном творении, которое описывается
в первых главах книги Бытие. Получается, что религиозный призыв обессмысливается: человек предназначен
искупить первородный грех, который он не совершал, да и не мог бы совершить;
призван вернуться в блаженное райское бытие, в котором его душа и не
была.
Необоснованными
являются и представления о том, что Творец создаёт мироздание, времена
и сроки; творит подобное Себе, свободное творческое существо; Сам
Бог идёт на распятие ради творения, – и всё это для того, чтобы Божие
творение вернулось целиком к исходному началу, безо всякого творческого
приращения, чтобы космическая драма не имела никакого исхода.
Если
человек создан по образу и подобию Творца, то он является, прежде
всего, соучастником в Божием творении, сотворцом Божиим. Творческое
назначение человека и его вселенское боление за всю тварь впервые открывается
в полной мере в христианстве. Новое Благовестие Бога, воплотившегося
в человеке, напоминает человеку: «…Царствие
Божие внутрь вас есть» (Лк. 17.
21), а это означает, что человек – венец творения и средоточие мироздания.
Концепция же грехопадения совершенно не переосмыслена в свете нового откровения о вечном назначении
человека и его творческой миссии. Все традиционные христианские
толкования этой проблемы составлены так, будто не было Новозаветного Благовестия.
И,
наконец, одно из главных несоответствий, которое изначально сковало
христианскую мысль, создало множество неразрешимых вопросов. В
рамках толкования невозможно решить по-христиански проблему происхождения
зла. Это, с одной стороны, формировало традицию обвинения Бога во зле,
логическим итогом чего явился атеизм (логика этого рода описана, например,
Ф.М. Достоевским в рассуждениях Ивана Карамазова о слезинке ребенка). С другой стороны,
попытки оправдать Бога породили множество казуистических систем
теодицеи – богооправдания.
Строго
говоря, в той картине, которую рисует нам толкование, виновником
мирового зла является Сам Творец, ибо Он создаёт неискушённое беспомощное
существо, но ставит его в ситуацию, которая требует осознанного ответственного
решения; налагает произвольный запрет, никак не мотивированный
логикой и смыслом миротворения, не ясный и не понятный самому человеку,
но наказывает человека по высшей мере ответственности. В данном
случае мера проступка несоизмерима
с мерой наказания. Величайшее из возможных наказаний по справедливости
должно иметь под собой величайшее из возможных преступлений. По бесконечному
милосердию Божиему и оно могло быть прощено. Но мы не обнаруживаем
той грандиозности преступления и предательства, которые могли навлечь
такой гнев Божий. Тем более, мы не обнаруживаем милосердия Божиего.
Не случайно во всех богословских формулировках того, что должны были совершить
Адам и Ева и что они предали, да и сам проступок выглядят камерными,
даже лубочными по сравнению с описаниями вселенских, трагических,
катастрофических последствий поступка.
Адам
и Ева, по существу, были предопределены Богом к грехопадению, однако
они наказаны с наивысшей строгостью. Но если невинное младенческое
существо не могло не совершить того, что породило зло, то значит Бог
является источником и виновником
зла. Логика традиционной концепции творения и грехопадения приводит к
неизбежному выводу о том, что немилосердный жестокий Бог отвечает за
мировые страдания, несправедливости и зло жизни. Беспощадно последовательный
человеческий ум вынужден был приходить к этому безысходному
выводу. А далее уже полный тупик: боль
за мировую несправедливость приводила к богоотрицанию, безбожию
– атеизму, к богоборчеству.
Искреннее религиозное чувство многих не допускало додумывать вопрос
до трагического финала, и мятущийся человеческий разум искал выход
на подступах к нему. Это и породило множество систем богооправдания.
Но все существующие теодицеи не являются
по существу христианскими. Ибо они представляют собой попытки соединить несоединимое, покоятся
на внехристианских представлениях о Боге, мире и человеке. В них отсутствует
«логика» христианской любви, сострадания, милосердия, прощения. Все
известные в христианстве теодицеи сводятся к трем вариантам:
1.
Источник зла видится в глубине самого Божества (бездна в Боге – Ungrund –
у Бёме, безосновная основа, бездна Божества
– по Шеллингу, оказывающаяся чем-то неразумным и тёмным, эта бессознательная
воля является источником раздвоения Абсолюта). Но после этого никакая
казуистическая апология не способна превратить
Бога, порождающего зло, в Бога добра.
2.
Причина зла укореняется вне Бога, в некоем независимом от Творца начале (неисследимая бездна, меон, по Бердяеву, «первичнее Бога и вне Бога», – источник
свободы и зла). Это приводит к гипостазированию добра и зла, что наиболее
отчетливо сформулировано в манихействе. И это, в конечном итоге, превращает Бога в не-бога, ибо умаляет
основные божественные свойства.
3.
Зло сводится к недостатку в бытии, по сути к иллюзии, фикции (как в теодицее Лейбница). Но это есть форма
отсрочки или отказа решать проблему
по существу. Кроме того, подобный антиперсонализм и полное равнодушие к
человеческим страданиям более близко индийской религиозности, чем христианству.
Таким
образом, в рамках толкования
получается, что Бога невозможно не обвинить, но Бога невозможно и оправдать.
Конечно же, всё это не имеет отношения к Самому Творцу. Мы знаем, что
Бог не нуждается в оправдании, ибо Его невозможно обвинить. Но это
заставляет предположить, что всё
было не так, как представляется в общепринятых концепциях «творения и
грехопадения».
В
итоге можно сказать, что в сложившихся подходах к проблеме творения и
грехопадения до конца не осмыслены
важнейшие проблемы: о творении мира и его цели; о создании человека
и его вселенском назначении; о вечности человеческой души; о природе
рая и земли, духа и плоти, материи, хаоса; о рождении, смерти и воскресении;
о времени и вечности; о происхождении и природе зла; о сущности добра.
На некоторые вопросы не даётся никакого ответа, либо ответ оказывается
крайне натуралистическим и одновременно рационалистическим, наивным.
Образ
Бога и человека в толковании далеки
от христианского откровения о человеке настолько, что можно
говорить о нехристианских смыслах в христианстве. Какой образ Бога вырисовывается
в традиционной интерпретации творения и грехопадения? Творец изображается
строгим законодателем, жёстко регламентирующим всю жизнь человека,
вплоть до мелочей. Бог – жестокий Судия, свирепо наказующий за нарушения
предписанных Им законов. Бог проявляет только гнев, а не милосердие,
жёсткость, а не любовь, наказание, а не прощение. Но это образ Бога
ветхозаветного, а не христианского! Бог христианства – Иисус Христос,
принявший плоть человека. Его крестный путь жизни, Его Смерть на Кресте,
Его Воскресение во плоти, Его заповеди раскрывают Бога любви, свободы,
милосердия, сострадания, прощения. Сложившаяся
концепция грехопадения сформулирована вне основополагающих христианских
истин о Боге. Общепринятое толкование этой проблемы оказалось
вне Голгофы, Креста, Распятия, вне Смерти и Воскресения Бога, явления
людям в преображённой плоти, вне беспредельной любви и милосердия Божиего.
Что
открывает человечеству и миру Благовестие Воплотившегося Бога? Бог явился миру
не бесплотным ангелом, Он воплотился в человеке, а не в какой-либо стихии или
существе. Бог стал человеком, чтобы
человек стал Богом, – говорили святые отцы Церкви. Этим человек
утверждается как средоточие бытия, в
его душе решаются судьбы мироздания.
Бог
прошёл крестный путь жизни и призывает к этому человека: «…кто не берёт креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня»
(Мф. 10. 38); «Возьмите иго Мое на себя,
и научитесь от Меня: …Ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко» (Мф. 11.
29-30). Бог распят на Кресте силами мира сего, и Бог воскрес в преображённой
плоти. Этим открылась и человеку дверь в Царство Небесное: смертию смерть поправ, через
Крест – спасение, через смерть – воскресение.
Бог
– это Любовь, «потому что любовь от Бога…
потому что Бог есть любовь» (1 Ин. 4. 7-8). Господь оставил людям заповеди
любви: к Богу, к ближнему своему, к врагу своему: «…возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душою твоею и
всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же
подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя…» (Мф. 22. 37-39); «…любите врагов ваших, благословляйте
проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас…»
(Мф. 5. 44).
Христос
учит милосердию («…милость превозносится
над судом» – Иак.2. 13), прощению, сораспятию Богу и людям. Христос
призывает человека к активной роли в бытии: «Так
и вера, если не имеет дел, мертва сама по себе» (Иак. 2. 17); к
ответственности за свою судьбу и за мироздание в целом. Господь одаряет
человека свободой: «Господь есть Дух; а
где Дух Господень, там свобода»
(2 Кор. 3. 17); «Но кто вникнет в закон
совершенный, закон свободы, и
пребудет в нём, тот, будучи не слушателем забывчивым, но исполнителем дела,
блажен будет в своём действии» (Иак. 1. 25); «Так говорите и так поступайте, как имеющие быть судимы по закону свободы» (Иак. 2. 12).
По
христианскому Благовестию человек – венец Творения Божиего, сотворец Богу. Мир
призван к преображению человеком и спасению через человека: «Сей самый Дух свидетельствует духу нашему,
что мы – дети Божии. А если дети, то
и наследники, наследники Божии, сонаследники же Христу, если только с Ним
страдаем, чтобы с Ним и прославиться. Ибо думаю, что нынешние временные
страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас.
Ибо тварь с надеждою ожидает откровения сынов Божиих, потому что тварь
покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего её, в надежде, что и
сама тварь освобождена будет от рабства тлению в свободу славы детей Божиих.
Ибо знаем, что вся тварь совокупно стенает и мучится доныне; и не только она,
но и мы сами, имея начаток Духа, и мы в себе стенаем, ожидая усыновления,
искупления тела нашего» (Рим. 8. 16-23).
Но
образ человека и роль, которая отводится ему традиционным толкованием
грехопадения, далеки от христианского
откровения о человеке.
Не
могут в основу мироздания полагаться одни принципы (несвободы, запрета,
жестокого наказания) с тем, чтобы затем Творец через Благовестие
Иисуса Христа открывал человеку истины прямо противоположные. Другое
дело, что историческому человечеству откровение Божие является
постепенно, соответственно человеческим силам – через ветхозаветное
к новозаветному. Но коль новое Благовестие явлено, то в свете его
должны быть переосмыслены все начала и принципы, смысл истории и метаистории.
Всё
это свидетельствует о том, что христианская мысль некритически заимствовала
иудейскую концепцию творения и грехопадения. Дохристианские
представления о творении мира и назначении человека не были переосмыслены
в свете Новозаветного Откровения.
Благая весть о Богочеловеке требует вскрыть более глубокие смыслы в библейском
сказании о творении мира и грехопадении человека. И как возможно, что
радикальное переосмысление христианством конца истории не меняет ветхозаветный
смысл о начале истории? Глобальная духовная подмена не могла не отразиться в
материальном измерении жизни.
Религиозному
сознанию известно, что представления
о небесном выстраивают жизнь на земле, а картина мироздания и
осмысление роли человека связаны с тем, как человек понимает началополагающие
события в бытии. Богословские категории и концепции оказываются ключами, приоткрывающими тайну бытия,
и, вместе с тем, они являются формулами
метафизических решений человека, которые впоследствии реализуются
в истории. Концепция творения и грехопадения влияла на формирование
духовной установки христианских народов, веками определяла представления
о вселенной, о человеке и его роли, была исходной точкой различных
мировоззренческих позиций. В свете этого необходимо сравнить состояние
современного человечества с образом
мироздания, который возникает из толкования творения и грехопадения.
Из общепринятой в христианстве концепции творения и грехопадения
следует:
1.
Мир земной не создан Творцом непосредственно и не является тем, про
который сказано: «И увидел Бог всё,
что Он создал, и вот, хорошо весьма» (Быт. 1. 31). Он появляется как
результат грехопадения человека и есть как бы тень творения Божиего. Непонятно – откуда он и для чего.
2.
Человек попал в этот мир не в результате свободного, сознательного
и ответственного решения, а вследствие самовольного дурного проступка. Бог человека в мир не посылал,
сам человек тоже не собирался. Присутствие его в мире сем случайно
и бессмысленно.
3.
Начало космоса и земной истории положено не творческим актом Бога и
не свободным соучастием человека, а случайно-греховным падением
человека на землю. Вся космическая
драма, вся мировая история изначально не нужны ни Творцу, ни
богоподобному созданию Его и этим обессмыслены.
Нет начального целеполагающего
творческого акта, и не предполагается конечное творческое приращение, что только и наделяет
смыслом всякое бытие. И как из бессмысленного случайного начала может
произойти осмысленный благой итог, из недолжного падения – взыскуемое
преображение – Новое Небо и Новая
Земля?
4.
Концепция грехопадения не настраивает человека на творческое преображение
мира, а формирует манихейское отношение к мирозданию. С одной стороны,
мир сей – падший, низший, безблагодатный, и потому заслуженно вызывает
отношение к себе как к хаотической свалке сырья для «высших» потребностей
человечества. Человек, по существу, не отвечает за ту землю, куда
изгнан в наказание и которую он призван покинуть. С другой стороны, этот
мир, такой, какой он есть – и может быть только таким, каков он есть. Человек
может забыть, что призван покинуть эту землю и вернуться в первозданные
сферы, но ему навсегда внушено чувство, что мир сей обречён быть самодостаточно-безблагодатным.
5.
Человек ущербен по своему происхождению
в мире и предельно ограничен в
своём призвании. По сути, человек лишён богоподобного достоинства
и творческой миссии в мироздании, ибо всё божественное он утерял в грехопадении. Его судьба полностью
в руках «божественного фатума» что порождает чувство фаталистической
обречённости и пассивность или необузданной агрессии на «не
справедливого» создателя. Либо судьба человека определяется его своеволием,
безответственным распоряжением жизнью, историей, мирозданием.
Такой
образ бытия возникает из традиционной христианской концепции творения
и грехопадения. Но разве не таковым видят человека и мир все современные идеологии?! Материализм,
рационализм, позитивизм, прагматизм, утилитаризм, атеизм, социализм,
коммунизм, фашизм, либерал-коммунизм, постмодернизм, сциентизм, технологическая
и потребительская идеологии – различные системы, по существу, исходят из одного корня, разыгрывая
вариации темы безблагодатности и самодостаточности мира, богооставленности,
фаталистической заданности или безответственного своеволия человека.
Все
господствующие в современности идеологии
сформировались в результате радикальных выводов из ложной метаконцепции
бытия, согласно которой человек выброшен в низший мир, где ему
неведомо небесное достоинство и творческое назначение, вселенские
права и ответственность. Идеологии сталкиваются с христианским Благовестием
о Богочеловечестве в споре о мире и человеке. Но восстание на
призвание христианства порождено внутри христианства. Мир, в котором
мы мучаемся и погибаем сейчас, во многом выстроили народы, воспитанные
христианством. Он запрограммирован
нехристианской установкой, которая глубоко поразила христианскую
цивилизацию и которая впервые оформилась в концепции творения и грехопадения.
Как
сложилось искажённая духовная доминанта
человечества? Человек дохристианской эпохи мог вычитать в древних
сказаниях то, на что был способен, находясь в состоянии беспредельного
отчаяния при погружении в мировой хаос. Когда дух человечества ещё не
просветлен Боговоплощением, все его видения смутны, в них истина уживается с ложными образами. Ужас
богооставленности заслонял людям осмысление Божественных откровений, смысл
земного пути и его начало. Человечество, вглядываясь в своё пра-прошлое,
смутно различило в нём начало своих земных терзаний. И в таком состоянии
духовного смятения начало мира было оценено как грех и падение. Казалось, что на бессмысленные страдания
людей могла толкнуть только их бессмысленная своевольная гордыня. У древнего
человечества недоставало религиозных сил взглянуть объективно на
своё состояние и объяснить своё стенание. На формирование концепции
грехопадения оказал влияние не только бескорыстный поиск истины, но
и стремление снять с себя невыносимое
бремя богооставленности. Это вызывало стремление найти виновных. Виновны
же те, с кого всё начало быть – перволюди, Адам и Ева, по воле которых
человечество оказалось во тьме богооставленности. Поэтому первый
шаг первых людей, шаг, который кладёт начало греховному состоянию
мира, осознавался как полное грехопадение, первородный грех. Такова ретроспективная – обращённая к
прошлому логика падшего, потерянного,
ветхого сознания. Получается, что люди определили важнейшую религиозную истину и свои отношения
с Творцом в состоянии наибольшего
религиозного отчаяния и безверия. Чтобы увидеть мировое назначение
таким, каково оно есть, Бог сошёл на землю, ибо человеческих усилий
недоставало. И мы, христиане, мудрее
не потому, что мы лучше и умнее, а потому, что с нами Бог.
Рецидивы
ветхозаветного законничества в христианской культуре сдерживали
воспитание основополагающих богоподобных качеств человека: творческую свободу и вселенскую ответственность.
Божественный дар творческой ответственности нередко подавлялся
обскурантистским – враждебным к просвещению религиозным воспитанием.
Неуничтожимый духовный инстинкт свободы
прорывался в жизнь искажённым: человек не хочет понимать и отвечать
за что-либо по существу, он упоён чувством безответственного обладания.
Вырывающийся из-под косной религиозной опеки человек легко превращается
в демоническое существо. Веками христианские иерархи пытались
сковать в человеке то, что считалось причиной его грехопадения –
стихии плоти, пола, половой любви, с другой стороны – свободу и жажду
познания. И неудержимая сила пробивалась в искажённых формах. Современная
ненасытная погоня за благами цивилизации и сексуальная революция
– это болезненная реакция на многовековой тотальный запрет. Христианство
учит, что не должно бесконтрольно
раскрепощать в человеке природные стихии. Но нередко забывалось,
что христианство призвано не к отвержению, а к благодатному преображению плоти.
Духовная
ориентация христианских народов нередко искажалась из-за отсутствия целостного учения о божественной миссии
человека. Это вело к тому, что церковное всё более спиритуализировалось
(отрывало от плоти), а мирское – секуляризировалось, обмирщалось,
отрывалось от духовных основ. Крайний спиритуализм мышления вырождается
в абстрактный идеализм, который становится предтечей диалектического материализма.
Аскетическое смирение без осознания творческой ответственности
вырождается в лжесмирение, прикрывающее лукавую гордыню и религиозное
своеволие. Распространяется тип ложного благочестия: смиренно потупленный
взор и непрестанные ссылки на собственную уничиженность, сопровождаемые
радикальными оценками и осуждением всех и вся. Другая ветвь этой
установки – гордыня монашеского аскетизма, доводящая до презрения к миру
и людям.
Христианская
культура веками воспитывала личностное начало в человеке. Но в
это изначально вплетены чуждые тенденции, и потому сковывался
духовный рост личности. Вечная человеческая душа не вмещалась в ограниченный
и ущербный мир, в котором человек пытался себя определить в христианские
века. Слепой бунт против Церкви во многом порождён отталкиванием
от этой ложной опеки. Но на свободу душа вырывается, будучи поражённой
двоемыслием и цинизмом, и потому новоевропейский человек, стремясь
к необузданному овладению миром, несёт стихии разрушения.
Таким
образом, в основе однобокого развития европейского мышления, секуляризации
познания и жизни лежит изначально искажённая установка, пронизавшая
христианское мировоззрение. Культура, называющая себя христианской,
ещё не обрела подлинно христианской направленности. Многие её сферы не были
пронизаны христианскими смыслами. Новозаветное Откровение, возвращающее
к исходным началам, обнажает многие ветхие слои в том, что принято
считать христианством. В христианском мировоззрении содержались
нехристианские представления, развитие которых и породило атеистические
и античеловеческие идеологии.
Богословское
и философское познание не сродни научному, где сегодняшнее открытие
превращает вчерашние в заблуждения. Определённая богословская концепция,
осуществляющая синтез на уровне
эпохи, может становиться ступенью восхождения к истине. Многое
из того, что казалось незыблемым, оказывается временными мыслительными конструкциями, необходимыми
и возможными для данного времени средствами осмысления. Тем не менее,
долгие века вне христианского осмысления оставались многие богословские
вопросы. Проблема творения и грехопадения решалась так, будто не
было Нового Завета, не было богословских достижений Никейского
Символа Веры. Патристическое богословие с течением времени стало
восприниматься не как богословский завет
и ключ к ответу на эпохальные вызовы, а как склад готовых формул на все случаи жизни. Богословская пассивность
последующих эпох впрямую связана с тем, что жизнь во многом оставалась
нехристианской. Как можно по-христиански выстроить жизнь, если основополагающая
проблема земного бытия ещё не имеет христианского осмысления? Как
можно найти истинные пути на земле, если искажены представления об
исходном начале, о христианском назначении человечества? Христианство,
воспринимая древние истины, требует их переплавки в огне Нового Благовестия.
Задача христианской философии состоит в том, чтобы снимать слои исторических заблуждений
и искажений, которые накапливались в веках, и установить тот
смысл, к которому мучительно пытался прорваться дух человечества.
И
вечность, и время требуют, чтобы концепция творения и грехопадения
была выстроена в соответствии с истинами христианского Благовестия.
Богословское учение о творении и грехопадении предназначено не быть музейным
экспонатом, а давать человеку метафизические
ориентиры, вещать истину о вечности души, о космическом назначении
человека, о богоподобной свободе и вселенской ответственности
человека, о тайне жизни, смерти и воскресения. То есть, учение о творении-грехопадении
должно быть осмыслено под сенью Креста
Христова.
[1]
Креационизм (от лат. creare – создавать,
учение о сотворении) – в патристике и
схоластике – точка зрения, согласно
которой в результате зачатия возникает только тело, душа же создаётся Богом из
ничего в момент зачатия и соединяется с телом.
Комментариев нет:
Отправить комментарий